— Я уже отлично справляюсь.

— Я не стану платить за тебя.

— Я тебя об этом и не прошу.

— А чего тебе тогда надо? И встань с моей постели, мне еще спать на ней сегодня.

Чего ему надо?

Откинувшись на подушках и заложив руки за голову, Брес, преодолевая внутреннее сопротивление, признался самому себе, что даже если бы они не встретились сегодня, то это случилось бы завтра, через два дня, через три… Ведь он помер бы с тоски, если бы не нашел ее. Собственно, нет смысла отрицать — они нужны друг другу. Дело тут даже не в проклятии, просто Айрис единственная на земле, кто знает Бреса. Его суть, его положение, его проклятье. То же и с ним: только Эохайд знал, что произошло с ней на том пиру, частично знал ее прошлое, знал от чего она бежала в Александрию. Если они потеряют друг друга, то останутся совершенно, абсолютно, беспросветно одинокими.

— Эй, женщина… — Позвал через несколько минут Брес, и когда тишина стала сосредоточенной, продолжил: — Чего ты хочешь?

— Для начала, чтобы ты…

— Нет-нет-нет. Я спрашиваю про твою награду. Тебе нужен стимул, чтобы полностью отдаться поискам способа разрушить проклятье. И вот я хочу узнать, чего ты хочешь? — Тишина стала растерянной. Брес, взяв в руки серебряную монету, висящую у него на шее, пояснил: — Я могу в качестве платы за твои услуги показать тебе свой мир. Хочешь? Ни один живой смертный еще не был там. И если учесть, как ты восхищалась здешними дворцами, тебя накроет экстаз от одного взгляда на мои чертоги. Возможно, ты склоняешься к более материальным дарам? Я могу дать тебе денег. Очень много денег, ты столько даже не видела. Что скажешь?

— Скажу, что ты бредешь. — Пробормотала она, подавляя зевоту. — Для меня настоящий рай — это любое болото, главное чтобы тебя там не было. А что касается денег, так они еще никого богатым не сделали.

— Совсем с ума сошла? — Проговорил несколько обеспокоенно Брес.

— Деньги… деньги — странная штука. Сколько бы их ни было, их все равно мало. Так что да… они сделают человека жаднее, скупее, корыстнее. Но не богаче.

— Исходя из твоих слов богатства вообще нет на свете.

— Почему же, есть. Собственно, с ним тесным образом связана моя работа.

— Ясно. Ты одна из тех ненормальных людей, которые ходят на философские дебаты, как на оргии. Возможно, ты даже удовлетворяешь себя сама, читая свитки. Прямо там в библиотеке, а?

— Куда тебя понесло, глянь-ка.

Утробно рассмеявшись, Брес заговорил тонко и с придыханием:

— Да! Да, еще! Я хочу большего! Мне нужно это! Сильнее!

— Громче, а то твоей Инанне не слышно.

— И кто у тебя любимый? Геродот? Протагор? Платон? А может тебе нравится разнообразие?

— Удивлена, что тебе вообще знакомы эти имена.

— А если бы пришлось выбирать? Скажи мне, женщина, кого бы ты хотела из них поиметь?

— Кого-нибудь, кто смог бы тебя заткнуть. — Она раздраженно встала и прошла к кровати. — А теперь иди отсюда. Мне завтра рано вставать.

— Знаешь… — Задумчиво пробормотал Брес, глядя в ее лицо. — Там у меня остался младший брат. — Айрис недоуменно нахмурилась. — И он был одержим одной мечтой… поговорить с человеком. И… кажется, я начинаю понимать, почему.

— Поразительно.

— Да, я считал его ненормальным.

— Поразительно, что младший брат умнее старшего. А теперь, будь так добр, уберись из моей комнаты.

7 глава

Многие годы подверженный скуке, которой не было ни конца ни края, сейчас Брес о ней даже не вспоминал. Казалось, спроси у него о том, как он понимает это слово, и Эохайд не нашел бы, что ответить. Он забыл о скуке, он забыл саму скуку. Он действительно не знал больше, что таит в себе это понятие.

Время от времени он, правда, мог сказать, что бремя проклятья нещадно давит на него, но это было просто бравадой. Проклятье не тяготило его совершенно, разве что только иногда уязвляло его гордость: Инанна так и не вспомнила о нем за этот месяц. И как бы Брес не хотел это признавать, было похоже, что смертная оказалась права — Ина не просто решила отомстить ему, богиня ко всему прочему устала от его холодности.

Прошло еще немного времени, и Брес убедился в том, что говорить правду — это, вообще, главное свойство смертной. Поначалу его это раздражало, потому что правда ее была весьма нелицеприятна. Потом начало удивлять, ведь все сказанное ей сбывалось.

Похоже ему действительно придется заняться спасением этих душ, что бы это ни значило. Мысль эта заставляла Бреса мучительно морщиться каждый раз, потому он поспешно отгонял ее, обещая подумать над этим завтра. А, как известно, завтра никогда не наступит — потому жизнь его текла сладостно безмятежно, полная чувственных наслаждений. Лишь одна тревога мешала ему спать спокойно первое время — Айрис могла умереть в любую минуту, ведь, исходя из ее слов, двадцатиоднолетие девушки не за горами. А если оно вот-вот подойдет? Если оно наступает сейчас? Или пришло секунду назад, а он даже не знает об этом? Что если сейчас, разрывая спокойствие ночи, раздастся вопль Вергии, обнаружившей мертвое тело? Или он сам, зайдя к Айрис завтра, найдет ее умершей?

Такие мысли держали его в плену еще долго, заставляя каждый раз подниматься с кровати и идти к работающей допоздна девушке. Та встречала его как всегда «радушно», но, зная, что не сможет выгнать его силой, терпела его божественное присутствие молча. А Брес просто не мог, не умел объяснить ей, что боится ее смерти больше, чем она сама.

Однако и эти тревоги прошли спустя несколько недель. Каждый вечер встречая Айрис живой и почти здоровой, слыша от нее сделавшиеся привычными «приветствия», Брес уверил себя в том, что Ина пошутила. Она просто припугнула его проклятьем. И пусть он и в самом деле не может вернуться домой, сколько бы ни пытался, спасать женщин и смотреть на гибель самой близкой из них, она его не заставит.

С каких пор Айрис перешла в разряд близких и надежно там укрепилась, Брес и сам не знал. Просто в один момент он понял, что предпочтет скорее увидеть на месте умирающей смертной умирающую Инанну.

Возможно, такая мысль возникла в его голове, когда он в очередной раз без предупреждения и спроса в одну из темных, безлунных ночей проник в ее комнату. Брес знал, что застанет ее бодрствующей, ведь смертная была помешана на том, чтобы дописать книгу, некогда начатую Мортой. И теперь колдовские рецепты и заклинания дополнял исторический и географический раздел, посвященный Александрии.

Эохайд так привык видеть ее сгорбленную, сощурившуюся и едва дышащую над этой проклятой книгой, что, казалось, Айрис проводит так всю свою жизнь. Что положение ее тела вообще никогда не меняется.

И, возможно, когда он зашел в очередной раз без стука, его больше всего удивил именно тот факт, что она не гробила себя писаниной. А может то, что она была совершенно обнаженной и, стоя к нему спиной рядом с кадкой с водой, обтирала свое тело. Ее волосы были подобраны и заколоты на затылке, а по телу скользили капли. Ее кожа покрылась мелкими мурашками от холода, потому Айрис иногда вздрагивала и переступала с ноги на ногу.

Брес замер, словно его застали врасплох. Мысль о том, что ему надо бежать, была единственно правильной, но совершенно невыполнимой. Он знал, что вернет себе дар движения, лишь когда Айрис обернется и обнаружит его возмутительное присутствие. Когда выставит его вон криком, который, скорее всего, разбудит всю Александрию. Но, небо, этот самый момент стоит того, чтобы вытерпеть любые муки.

Тусклый свет лишь одного светильника окружал ее таинственным ореолом. И Брес, кажется, уже успевший пресытиться видом женских тел, чувствовал теперь нелогичную слабость. Словно все происходило с ним в первый раз. Словно он вновь стоит на пороге открытия великой, неразгаданной тайны плотской любви. Словно никогда до этого не любовался красотой обнаженной женщины, вид которой заставлял предвосхищать скорое наслаждение.

А теперь… двойственность его желаний сводила с ума. Эохайд хотел, чтобы она повернулась, ведь он должен увидеть ее всю. В то же время, повернись она, и чудесному видению придет логичный конец, который будет сопровождаться воплем и, возможно, разбиванием глиняной посуды.