Затем, упав в свой шезлонг, вздохнул словно бы с облегчением и заговорил:

— Понимаешь, мальчик — это все, что у меня есть. Ради него мы все здесь. Ради него я… живу.

— Я знаю. — Как раньше он заразил ее своим беспокойством, так теперь, наоборот, от нее к нему шли теплые волны понимания и сочувствия. Она так его жалела! Она видела, как он страдает, и жалела его. До ее сознания дошел голос Рекса:

— Ты ведь тоже любишь его.

— Боже мой! Конечно!

— И он очень нежно к тебе относится. Ты знаешь, впервые я не прошу Бога, чтобы он благословил детьми всех, кто в него верует. Бедная Маджи! (Моя сестра, его мать.) Слава Богу, она до этого не дожила. Представляешь, насколько тяжелее все это было бы для матери!

— Да, матери еще тяжелее, — мягко согласилась Джой. — Ей было бы еще хуже.

Он посмотрел на ее бледное серьезное личико, наклонившись, чтобы собрать злополучные детали с плит пола. «Дитя, откуда тебе знать это?» — подумал он. И сказал:

— А чувства мужчины к сыну… — Он недоговорил. — Телефон!

Оба мгновенно вскочили на ноги. Собака насторожилась. Джой стремглав вбежала в дом и, минуя гостиную, ворвалась в свою комнату. Рекс не отставал. Резкий телефонный звонок разрывал ночное безмолвие. Джой щелкнула выключателем, свет мягко разлился по комнате. Рекс схватил трубку. При электрическом свете его лицо казалось очень бледным, голос звучал непривычно резко:

— Алло!

Молчание. Джой неподвижно смотрела на него поверх маленьких кулачков, классическим женским движением прижатых ко рту. Напряженно вслушиваясь, она покусывала суставы пальцев.

— Алло! Доктор Траверс слушает.

Минута страшной неизвестности, и слабый голосок долетел до затаившей дыхание Джой:

— Доктор, что мне делать? Я не могу заснуть… Это была просто пациентка!

Через десять минут он вернулся на балкон, к Джой. Они обменялись понимающими взглядами. — Я уверен, что все обойдется…

— Я тоже.

Он глубоко вздохнул и огляделся. Звезды на небе несколько сместились.

— Нет ничего хуже ожидания, — обронил Траверс. — Сущий ад, когда не знаешь, что случилось.

— А мне кажется, ничего не случилось, — неожиданно произнесла Джой.

— Почему? Почему ты так говоришь?

— Не знаю… Всю ночь я ужасно боялась. Думала о… Жуткие вещи! Жуткие! Даже о Рое!

— Рой?

При звуке этого имени благородная голова овчарки повернулась, глаза выразительно и преданно посмотрели на хозяина.

— Да, я подумала… Он пошел с мальчиком. Он мог наброситься на него… всякие ужасные вещи. Теперь я спокойна. Я не знаю почему. Думаю, что ничего не произошло, Рекс.

— Молю Бога, чтобы ты была права, — мрачно сказал Рекс. — Если действительно что-то случилось, я не выдержу. И без того виню себя.

— Ты? За что?

— За многое. Я был… я часто бывал несправедлив к мальчику.

— Да нет же! Ты делаешь для него все! Ты безупречен, — возражала Джой. — Просто трудно быть лучше.

— Ты сама говорила сегодня…

— Я имела в виду другое!

— Но оказалась совершенно права, разве не видишь? Я был несправедлив, сердился из-за пустяков. Или пропускал мимо ушей то, на что следовало бы обратить внимание. Будь я терпимее к той легкости, с которой он заводил друзей…

— Заметь, всегда порядочных! — перебила Джой (И вспомнила книгу о Флоризане, забытую Джоном. Ах, да!)

— Мне следовало бы вести себя с ним по-другому. Ведь я ему как отец, другого у него нет, — произнес Траверс. — И он мне как сын… Послушай!

Оба замерли. Тишина. Рой не шевелился.

— Думаешь, снова телефон?

— Нет, мне послышались шаги.

Может быть, это было биение ее сердца, которое просто выпрыгивало из груди?

— Так или иначе, если он благополучно вернется…

— Нет, нет! Никаких «если». Когда он вернется!

— Когда он вернется, ради Бога, я все начну сначала. Он действительно уже не ребенок. Здесь он очень подрос. Солнце, обильная еда, прогулки, встречи с новыми людьми… Он повзрослел! Ты замечаешь,

Джой?

— Иногда мне кажется, что в его лице проступают черты двадцатилетнего юноши.

— Вот это я и имел в виду. Иногда это меня раздражает… ты говорила о нежелании мужчин считаться с подрастающими сыновьями. О, только бы он вернулся! Только бы вернулся! Я постараюсь измениться. Стать ему другом.

Взволнованная и смущенная его откровенностью, она прошептала:

— Ты не сможешь…

— О Господи! Я буду относиться к нему как к равному. Ты знаешь, я всегда отказывался взять его в полет, откладывал «до следующих каникул, старина!»… Не потому, что боялся. Я бы взял любого ребенка. Но я думаю… — Признание оказалось для Рекса нелегким. — Подсознательно я хотел задержать его на земле. Но теперь, старина, — пробормотал Траверс, словно давая клятву, — в будущем…

Тут Рой насторожился, поднял голову и глухо зарычал.

— Тихо! Слушай! — слабо вскрикнула Джой.

Шаги! Это шаги.

Наступила томительная пауза… наконец… да, наконец в тишине послышались осторожные, как у канатоходца, шаги по гравиевой дорожке.

Собака снова заворчала, взмахнула хвостом и, мягко и быстро ступая, проскользнула к лестнице.

Джой и Траверс напряженно вглядывались в темноту.

Резко, словно выстрел, прозвучал голос Траверса:

— Кто там?!

— Привет, дядя Рекс! — донесся беззаботный голос. Легкая фигурка уверенно двигалась по садовой дорожке прямо к балконным ступеням. — Это всего лишь я.

— У тебя все в порядке?

— Вполне. Прекрасно провел время! Ну, горе мое! Собака ласково терлась о его ноги. Наконец-то он вместе с ними. Джой включила свет. Он упал на светлые взъерошенные волосы Персиваля Артура, на его серый фланелевый костюм, слегка великоватый, на лицо, запыленное, грязное, и блестящие восторгом глаза.

— Привет, Джой. Вы сегодня припозднились, не правда ли? — В его дисканте звенела бравада. — Давно пора спать…

Траверс оборвал его голосом, которого ни племянник, ни Джой никогда раньше не слышали:

— Где ты был?

— На Корсике, — ответил Персиваль Артур.

— На Корсике?

— Слетал с одним человеком, — объяснил Персиваль Артур, сын пилота, капитана Фитцроя. Восторг сиял в его глазах, звенел в голосе. Что-то произошло с этим Ариэлем. Он был уже не тем постреленком, который, убегая утром, крикнул: «Меня не будет». Так изменился! — И обратно на самолете, очень быстро — раз, два, три, и порядок. Случилось так, что…