— К бою, к бою! — повторяли командиры остальных расчетов.

Наша батарея поставила заградительный огонь. Свистели осколки, и земля перед нами покрылась неподвижными телами.

…За растоптанные счастливые годы наших детей, отнятую радость молодости, нарушенное спокойствие стариков, за рабское унижение, отчаяние матерей, жен и сестер!.. За искалеченную родную землю, сожженные дома, разграбленное имущество, накопленное годами упорного труда, получай, гитлеровская сволочь, получай!..

Гремят взрывы мин, усиливается вой снарядов, грохот моторов и гусениц танков. Фашистские солдаты ползут с искаженными от страха лицами. В дыму и гари, стонах и криках, фонтанах земли и камней медленно тянется летний день.

Сострадание? Но разве может оно быть в отношении тех, кто опустошил твой родной дом, замучил твоих близких, уничтожил то, что было добыто тяжким трудом в течение многих лет братьями и сестрами, отцами твоими и дедами…

…Получай, фашистская гадина, получай!..

Из стволов наших орудий вылетают снаряды, ставя стальную преграду врагу.

Мы знали истинную цену каждому бою. Там, позади нас, среди развалин и пепелищ, на вспаханной взрывами бомб и снарядов земле, вставали уже новые дома, засыпали окопы и траншеи, обезвреживали мины, собирали с полей осколки. На лица людей возвращалась давно уже забытая улыбка…

На освобожденной части страны реализовались идеи июльского Манифеста, которые из руин и пепелищ должен был возродить к жизни нашу родину — народную Польшу. Благодаря этому историческому документу после вековой несправедливости наш народ наконец брал власть в свои руки и осуществлял идеи, за которые дорого заплатил в застенках тюрем, в концлагерях Березе-Картузской, Майданеке и Освенциме, фронтовыми боями и партизанской борьбой. Народ брал власть в свои руки.

Благодаря победам войск Красной Армии Польша возвращалась к жизни. Наконец пришло время для осуществления чаяний многих польских поколений. Там, за нами, возрождалась новая свободная жизнь. Но здесь, перед нами?..

— Огонь! Огонь! — Команды старшего офицера батареи тонули в грохоте.

— Огонь! — повторял я, обливаясь потом.

Бой был жестоким.

Как всегда, Соня была с нами. Была там, где больше всего в ней нуждались. Бегала без пилотки, а распущенные пушистые волосы поблескивали в лучах солнца. Она бегала от одного орудийного расчета к другому, между огневыми позициями, чтобы перевязать раненых, смочить водой их губы.

Она была единственной женщиной среди нас в этом настоящем аду. Она помогала раненым, шептала обессилевшим слова ободрения и спешила к другим, к тем, кто ее ждал. А когда уже стихла канонада, взорвался один из последних вражеских снарядов. Санитарка Соня осела на дрожащую бещадскую землю…

Я нес ее в долину, только бы подальше от утихающего шума этого боя и радости по поводу одержанной очередной победы. С головы ее капельки крови падали на польскую землю.

«Польские Бещады! Как здесь прекрасно!.. Знаешь, Стах, мне здесь очень нравится…» — проносились в голове обрывки фраз Сони, которые совсем недавно я слышал из ее уст.

«Возвратимся сюда после окончания войны?»

«Не знаю, может, и осталась бы, если бы кто-нибудь приголубил сироту…»

«Встретят тебя здесь, как дочь…»

«Домой не к кому возвращаться, все мои близкие… Но я буду тосковать по широкому Днепру, по развесистым ивам…»

Нес я ее, прижимая к груди. Как хотелось услышать хоть слово из ее уст! Но она молчала.

Темные глаза Сопи туманились, а бледные губы были сомкнуты. Она не сказала ни слова, не пожаловалась. Может, потому, что вокруг затихал шум боя и наступали тишина и спокойствие, о которых она так мечтала.

Я нес ее по откосу холма, в долину, где суетились врачи санбата и… похоронная команда. Я нес ее по опаленной траве среди посеченных снарядами кустов. Из-за одного из них выглядывал уцелевший цветок. Я сорвал его и положил на ее губы.

Я нес русскую девушку — боевого товарища — по моей родной земле, чтобы там, в долине, оставить навсегда.

И этот удар врагу не удался. А что было потом?..

«Одновременно развивалось начавшееся 9 сентября наступление… 1-й гвардейской армии, которой командовал генерал-полковник А. А. Гречко… В ожесточенных боях, длившихся шесть суток, войска 1-й гвардейской армии овладели несколькими населенными пунктами и продвинулись к юго-западу на 10–15 километров. Вечером 14 сентября они вели бои на линии Букувско — Гочев»[62].

В 30 километрах южнее этой линии проходила польско-чехословацкая граница.

Близился конец рабству бещадской земли.

Я порой возвращаюсь туда, любуюсь бещадскими холмами, обширными горными лугами, высокими лесами, а в памяти встают события отдаленные, по всегда близкие сердцу. Тогда я закрываю глаза и опять вижу товарищей по оружию, и те дороги, и фронтовое бездорожье, орошенное солдатским потом и кровью.

И, как в тумане, расплываются те никогда не забываемые два месяца: сентябрь 1939 года и сентябрь 1944 года. Расплываются они и исчезают среди лесных и полевых цветов и редких уже колосьев, тянущихся к солнцу, орошаемых сейчас только, к счастью, дождем.

Там царит спокойствие. И только ветер напевает в листве деревьев свою непрерывную тайную песнь, несет аромат травы и сена, лесной смолы, запах цветов…

ПОСЛЕСЛОВИЕ

8 сентября войска 38-й армии 1-го Украинского фронта нанесли главный удар по противнику в общем направлении на Дуклю и Прешов. Чтобы облегчить выполнение поставленной перед ней задачи, днем позже из района Бещадских гор в направлении на Команьчу начала наступление соседняя 1-я гвардейская армия 4-го Украинского фронта. Целью этих операций были овладение карпатскими перевалами, и прежде всего Дуклинским, и оказание поддержки словацкому восстанию.

Развернулись упорные бои. Немцы бросали в бой все новые и новые части. Однако те смогли лишь задержать, но не остановили наступления войск Красной Армии. За Карпатскими горами избавления от гитлеровской неволи ждали народы братской Чехословакии.

Вместе с советскими частями в этих сражениях принял участие 1-й Чехословацкий армейский корпус под командованием генерала Людвика Свободы. Совместными усилиями советского 4-го танкового корпуса и танкового батальона 1-го Чехословацкого армейского корпуса 20 сентября была взята Дукля — важный опорный пункт противника, открывавший дорогу на словацкую землю. Шестого октября чехословацкие войска овладели Дуклинским перевалом.

Бои за Карпаты длились до 18 октября. А в это время состоялись незабываемые встречи советских солдат с населением Чехословакии, которое с такой надеждой ждало прихода Красной Армии. Эти встречи вылились в подлинные торжества, проникнутые сердечной теплотой и благодарностью к уставшим от боев советским солдатам. Ярмо фашистской неволи было невыносимо тяжелым и на этой земле. И этот народ оккупанты намеревались превратить в своих рабов. Они вывозили на принудительные работы в Германию, бросали в тюрьмы и концентрационные лагеря, расстреливали и вешали всех тех, кто отказывался повиноваться, а их дома предавали огню. Народ Чехословакии испытал на себе, что такое фашизм, поэтому он радовался теперь свободе, помогал Красной Армии. Многие мужчины добровольно вступали в ряды Чехословацкого корпуса. Все знали, что захват советскими войсками и сражающимся бок о бок с ними Чехословацким корпусом Главного Карпатского хребта является лишь первым этапом на пути к освобождению всей страны. Ждали и готовились к новым боям.

Лично мне не довелось принять в них участия. Я был откомандирован в запасной полк. Оттуда вместе с группой сержантов меня направили на учебу на курсы младших лейтенантов в город Славуту, под Киев.

Однако мне не суждено было стать офицером Красной Армии. Вскоре в Житомире открылись курсы подготовки офицеров Войска Польского. С грустью распрощался я с советской гимнастеркой сержанта артиллерии и маленькой красной звездочкой на пилотке и надел польскую форму, которую носил два года и в которой сражался с гитлеровцами в сентябре 1939 года. Быстро пролетели несколько месяцев учебы в офицерской школе Войска Польского. И наконец, к моей огромной радости, сбылась заветная мечта деревенского паренька. В 1945 году я уже носил мундир польского офицера. Это было для меня не только честью, но и налагало серьезные обязанности.