Ринго молчал.

Вейдемейер запустил руку за пазуху и вытащил оттуда тщательно сложенную бумажку.

— Нед Снукс, — сказал он, — я привёз вам письмо от вашей матери.

Ринго вздрогнул, опустил обе руки и вперился взглядом в бороду подполковника. Потом он протянул руку и взял письмо.

Пока Ринго читал письмо, Белл недоуменно смотрел на своего начальника. Лицо у него было такое же неподвижное, как у адъютанта Колмена. «Нашла коса на камень», — подумал Белл.

Ринго бросил письмо на стол.

— Она писала под вашу диктовку? — спросил он.

Это были его первые слова за сутки.

— Она принесла мне это письмо в штаб, — сказал Вейдемейер.

Ринго думал несколько минут. Потом он повернулся к подполковнику и проговорил раздельно:

— Короче говоря, вы не узнаете, где лагерь Колмена. Когда меня расстреляют?

— Вас не расстреляют, — отвечал Вейдемейер.

— Вы хотите сказать — «под условием»…

— Без всяких условий. Что вам пишет ваша мать?

— Вы не читали?

— Перестаньте валять дурака, Нед! — сказал Вейдемейер. — У нас нет привычки читать чужие письма.

— Она пишет… — с усилием промолвил Ринго, — она пишет, чтоб я вернулся домой.

— Возвращайтесь.

— Чтоб меня подстрелили по дороге?

— Нед, — сказал подполковник, — где вы раздобыли этот шрам на лбу?

— Это вас не касается.

— Меня всё касается, Нед. Когда вы сидели в тюрьме, у вас не было шрама.

— А! — сказал Ринго. — Вы и это знаете? Вы, пожалуй, знаете, за что я сидел в тюрьме?

— Отлично знаю. За покушение на убийство. Вы замахнулись ножом на шерифа, который назвал вашу мать «воровкой».

— Гм… — пробормотал Белл, но подполковник не обратил на него никакого внимания.

— Ваша мать никогда ничего не крала. У вас в доме нашли мешок с бобами, который вы сами украли на станции.

— Значит, я вор? — спросил Ринго.

— Не думаю, — сказал Вейдемейер. — Полагаю, что вас подбили молодцы, которые курят трубки, сидя на станционном заборе в ожидании вечернего поезда.

— Это неверно, — отвечал Ринго. — Они меня не подбили. Нам с матерью нечего было есть.

— Конечно, голод не тётка, майор, — продолжал подполковник, обращаясь к Беллу, — и заметьте, что я никогда не бывал на этой станции, но это типично для южных штатов. Отец этого мальчика, по справкам, был нищим батраком, мать — прачка…

— Мы никогда не просили милостыни! — взорвался Ринго.

— Совершенно верно, Нед. Вы предпочитаете убивать безоружных женщин — таких, как ваша мать.

Ринго вскочил на ноги. Белл взялся за рукоятку револьвера, но Вейдемейер сделал ему предостерегающий жест рукой.

— Я не убивал! — крикнул Ринго.

— Понимаю, — сказал подполковник, — вы помогали Колмену убивать.

— Наоборот, я заступался за них! Я…

— Ах, вот что, — спокойно сказал Вейдемейер, — теперь понимаю, откуда у вас шрам на лбу. Это работа Колмена?

Ринго сел и подпёр щёки обеими руками. Лицо у него было красное.

— Вы не узнаете, где его лагерь, — процедил он.

— Как видите, я ни разу не спросил об этом. Вы желаете вернуться к вашей матери?

— Я желаю быть расстрелянным, — проронил Ринго после минутного молчания.

— Это плохой выход из положения, мой дорогой Нед…

— У нас считается, что, если ты попал в плен, тебе нет дороги обратно.

— Так считает Колмен, — спокойно возразил Вейдемейер, но как считает Нед Снукс? И что я должен сказать матери Неда Снукса? Что Нед пожелал расстаться с жизнью по своей доброй воле?

Ринго молчал.

— Подумайте об этом, Нед. Мы не торопим вас.

Вейдемейер направился к выходу. Белл последовал за ним.

— Однако он заговорил, — сказал Белл, когда они вышли на крыльцо.

Вейдемейер улыбнулся.

— Я плохой педагог, — сказал он, — но чувствую, что этот восемнадцатилетний парень вовсе не уголовный преступник. Я это почувствовал уже тогда, когда мне рассказали подробности его биографии. Мать его добрейшая, работящая женщина.

— И всё-таки я бы расстрелял его, — вмешался капитан Люттих, — чтобы другие помощники Колмена трижды задумались, прежде чем убивать людей и поджигать фермы.

— Нет, Люттих, — отвечал Вейдемейер, — он не будет расстрелян. Распорядитесь снять караул возле этого крыльца и оставить дверь незапертой.

Люттих так изумился, что чуть не уронил трубку.

— Значит, птичка ускользнёт, не замочив лапок, — сказал он, — и немедленно устремится в гнёздышко Колмена… А, понимаю! Вы хотите проследить его?

— Нет, — сказал подполковник, — не имею ни малейшего желания.

— Вы думаете, что он вернётся домой? А нам-то от этого какая польза? У нас, как вы говорите, революционная война и нет времени возиться с перевоспитанием бандитов.

— Вот именно потому, что у нас революционная война, мы его и отпустим.

— Но, подполковник…

— Люттих, делайте то, что я вам говорю, — произнёс Вейдемейер по-немецки.

Люттих взял под козырёк и удалился военным шагом.

Вечером, когда Вейдемейер при свете керосинового фонаря сидел над картой штата Миссури, дверь растворилась и в ней показался насупленный Люттих.

— Прошу прощения, подполковник, — сказал он, — у меня есть сообщение насчёт господина Ринго.

— Он сбежал?

— Совсем нет. Он здесь, на крыльце, и просит вас принять его.

Вейдемейер погладил бороду.

— Пусть войдёт.

Люттих помедлил.

— Вы разрешите мне присутствовать при разговоре, подполковник? Этот парень — бывший арестант и помощник Колмена, и как бы он…

— Нет, Люттих, — сказал Вейдемейер, — я думаю, что лучше будет, если мы с ним поговорим наедине.

Люттих пожевал губами. Всем своим видом он показывал, что полностью не одобряет поведения своего начальника. Но дисциплина есть дисциплина, и Люттих широко раскрыл дверь.

— Пожалуйте, господин адъютант, — сказал он пренебрежительно.

Ринго вошёл, опустив голову, словно в глубоком раздумье. Он остановился перед столом Вейдемейера и долго молча смотрел на карту.

— Я полагаю, что вы знаете эти места лучше, чем составители карты, — проговорил подполковник, глядя на Ринго из-под полуопущенных век. — Садитесь, пожалуйста, Нед.

Нед не сел. Он неторопливо взял со стола карандаш и указал им точку на карте, южнее реки Каррент.

— Колмен, — сказал он коротко.

Вейдемейер поднял брови.

— Спасибо, Нед Снукс, — промолвил он, — так вы решили вернуться домой?

Ринго молчал.

— Вам дадут лошадь, — продолжал подполковник, — и шестизарядный револьвер. Поезжайте сейчас же. Привет вашей матушке.

— Нет, — отвечал Ринго, — я останусь. Вы можете подумать, что я обманул вас и указал вам неправильное место.

— Нет никакой надобности, — возразил подполковник, — вы же видите, что вам здесь доверяют.

Ринго махнул рукой.

— Я предатель, — сказал он.

— Вы раньше были предателем, — ответил Вейдемейер, — потому что вы предали свой народ. А теперь вы загладили свою вину. Поздравляю вас… Люттих! Люттих! Где он?… Люттих, прикажите дать этому парню хорошую лошадь, запас солёной свинины и сухарей да ещё шестизарядный револьвер. Он едет домой.

Люттих одним выражением своего лица выразил полное неодобрение такому приказу.

— Прощайте, подполковник, — сказал Ринго.

— Счастливого пути, Нед.

Вейдемейер протянул руку бывшему бандиту. Нед неловко пожал её.

В начале августа лагерь Колмена в долине реки Каррент был дважды атакован. Колмен с трудом ушёл, оставив 8 убитых, 20 раненых и 17 пленных.

Вейдемейер рапортовал командиру дивизии о разгроме противника и прибавил, что пленных следует рассортировать: виновных в убийствах судить, а непричастных отпустить по домам. «Многие из них ропщут на рабовладельцев, — писал он, — и это большей частью белые бедняки».

Возвращаясь в Сэлем, Вейдемейер и Белл ехали по лесной просеке. Была тихая августовская ночь. В промежутках между высокими кронами деревьев светились яркие звёзды. Копыта лошадей глухо стучали по корням. Не было ни малейшего ветерка.