Флобер может, наконец, вздохнуть свободно и расправить плечи. В XIX веке для молодого человека из буржуазного общества «вздохнуть свободно» означало отправиться в путешествие. Вот даже сам доктор Флобер поощряет намерения сына и советует ему уехать подальше от родного дома, поскольку он отдает себе отчет в том, в каком нервном состоянии и мрачном расположении духа пребывает его отпрыск. В планы путешествия Гюстава входило посещение юга Франции и Корсики. В поездку, конечно, отец не отважился отправить его в одиночестве: к Гюставу приставили в качестве сопровождающих лиц весьма любопытное трио, в состав которого вошли бывший студент его отца доктор Клоке — автор книги о де Лафайете[38], с которым дружил и находился рядом вплоть до последнего дня маркиза, сестра доктора мадемуазель Лиза, ворчливая старая дева, лишенная какой-либо внешней привлекательности, и итальянский священник аббат Стефани. Трудно представить более неподходящую компанию для молодого человека, чем эта совсем не располагающая к общению группа людей. И все же Гюстав воспрянул духом: его сердце наполнилось радостью от одной только мысли покинуть на время Руан. У него уже зреет план, как у истинного писателя, вести путевой дневник. В Париже Гюстав вначале встречается с доктором Клоке, а затем навещает своего бывшего преподавателя Гурго-Дюгазона, который поддерживает в нем огонь сочинительства…

Письма, адресованные Флобером во время этого путешествия матери и сестре Каролине (его «любимой крысе», как ласково он ее называет), свидетельствуют о восторженном впечатлении, которое производит на него встреча с другим, совсем не похожим на привычный ему миром. Он восхищается живописным югом Франции, Пиренеями, античным Провансом с его римскими развалинами, словно сошедшими со страниц книг по истории Рима. Эти незабываемые и яркие впечатления компенсируют неприятности, связанные с вынужденным общением с его малообщительными и хмурыми попутчиками. К счастью, к концу путешествия компания распалась: у старой девы и священника был другой маршрут. Гюстав садится на корабль, отправляющийся к берегам Корсики, в сопровождении только доктора Клоке.

Во время этого путешествия Флобер заполняет мелким почерком 19 тетрадей, в которых во всех подробностях описывает все, что видит перед собой. Он рисует яркими красками пейзажи, местных жителей, свою встречу — организованную и отнюдь не случайную — с самым настоящим корсиканским бандитом. «Смелый человек с чутким сердцем, — пишет он, — обитающий в лесу, нисколько не нуждающийся в благах нашей цивилизации, более чистый и благородный, чем большинство так называемых „честных людей“ во Франции, начиная с мелкого сельского лавочника и кончая самим королем»[39]. Гюстав предлагает этому колоритному бандиту воспользоваться его собственными документами, чтобы помочь ему «выехать за пределы Корсики»[40]. Это свидетельствует о том, какой романтический ветер веял в голове молодого представителя буржуазии. В любом случае этот малоизвестный рассказ о путешествии на Корсику уже представлял собой великолепный образец прозы в духе «Маршрута из Парижа в Иерусалим» Шатобриана[41].

По возвращении Гюстава в Марсель происходит, пожалуй, самый знаменательный в жизни молодого писателя эпизод. И этот случай он не описывает в своем путевом дневнике!

Флобер вместе с Клоке останавливается на улице Дарс, что позади Старого порта, в гостинице «Ришелье». И здесь его «поражает гром небесный».

Ее звали Элали Фуко, и она содержала вместе с матерью гостиницу, где поселились путешественники. Это была 35-летняя креолка, загорелая брюнетка в самом расцвете своей красоты. Молодая женщина не отличалась излишней строгостью поведения и, похоже, не смогла устоять перед внешней привлекательностью молодого Гюстава. Она прямиком отводит его в свою спальную комнату. То, что произошло за ее дверью, Флобер будет впоследствии неоднократно описывать в своих произведениях, и всякий раз его рассказ будет отличаться от предыдущего. Впервые об этом эпизоде он упоминает в «Ноябре», книге, которую он начинает писать в 1840 году по первым впечатлениям от поездки после возвращения домой. При описании произошедшего с ним приключения Гюстав подбирает романтические и даже поэтические слова. «Я был еще девственником и не знал любви», — пишет он. Возможно, он слукавил, поскольку есть сведения, что в пятнадцатилетием возрасте, как и большинство его сверстников в буржуазных семьях (по свидетельству братьев де Гонкур[42]), Гюстав расстался с девственностью в объятиях горничной его матери. Он продолжает: «Моим глазам открылась прелестная картина. Я увидел перед собой красивую головку с прямым пробором волос. Широкие красиво очерченные брови, орлиный нос с трепещущими, как у античной камеи, ноздрями, горячие губы, верхняя из которых обрамлена темным пушком… Сквозь тонкие одежды я смотрел, как вслед за дыханием вздымается и опускается ее высокая грудь». Все, что происходит в дальнейшем, он описывает довольно скупыми и целомудренными словами. «Наконец, — пишет он в заключение, — в полном изнеможении от ласк она отдалась мне. Подняв глаза к небу, она вздрогнула всем телом и глубоко вздохнула»[43].

Если верить все тем же братьям де Гонкур, которым в эпоху Второй империи не было равных по части злословия, то со слов самого Флобера, поделившегося с ними подробностями этого события несколько лет спустя, описанная им сцена носила более прозаический характер. Ночью женщина вошла в гостиничный номер Гюстава «и принялась приобщать его к радостям орального секса»[44]. Что же касается самого Флобера, то, вернувшись снова в Марсель во время другого путешествия в 1845 году, он делится своими воспоминаниями об этом эпизоде со своим другом Альфредом Ле Пуатвеном: «Я вернулся в гостиницу (это была последняя ночь) и „выстрелил“ четыре раза»[45]. Последнее свидетельствует о том, что в юном возрасте Гюстав был в отличной физической форме.

Эта короткая связь была поистине шоком для молодого Флобера. То обстоятельство, что страсть была взаимной, удваивало его эмоциональное потрясение. После того как Гюстав покинул Марсель, хозяйка гостиницы горевала от всей души. Молодой человек за четыре дня показал себя с самой лучшей стороны. Они еще долго будут писать друг другу нежные письма. Впрочем, Гюстав просит ее пересылать ему почту через его друга Амара, чтобы не вызывать подозрений у родных. Что же касается самого Гюстава, он уже мысленно готов отречься от своих чувств. Флобер разрывается на части между горечью разлуки и радостью обретения свободы и душевного покоя. Для него главное в этой жизни — чтобы ничто не отвлекало бы его от погружения в мир мечты и фантазий. Он пишет длинные письма той, которая дала ему все, что может дать женщина для удовлетворения физических потребностей мужчины. Эти письма будущего писателя были разорваны, уничтожены или же затерялись. И всё же некоторые письма Элали не канули в вечность и сохранились. Многие годы спустя, в 1846 году, в письме Луизе Коле он признается: «В 18 лет по возвращении с юга Франции я еще полгода писал пылкие письма женщине, которую не любил. — Мне хотелось заставить себя полюбить, чтобы отточить перо»[46].

Итак, в представлении молодого Флобера любовь — это некий недосягаемый и непостижимый идеал, а все, что доступно и легко идет в руки, недостойно его внимания. Элиза, Элали, представляют собой, по его мнению, две стороны женской сущности — мать и шлюху. Теперь ему уже есть о чем писать.

ПРАВО ВЕЛИКОЕ И УЖАСНОЕ

В ноябре 1840 года после путешествия по югу Франции и на Корсику Гюстав возвращается домой уже совсем другим человеком. Элали шлет ему страстные письма. Он «зажег в ней пылающий костер», она «целует его везде»[47]. Она объявляет ему о своем близком отъезде в Америку. Женщина надеется встретиться с ним по возвращении. Гюстава нисколько не трогают ее признания, словно четыре дня, проведенные в ее объятиях, надолго лишили его иллюзий относительно зова плоти, однако вполне реального и конкретного. «…Женщина, — пишет он Эрнесту Шевалье, — весьма примитивное существо. Мужчина слишком идеализирует ее и возводит на пьедестал. Преклонение перед статуей побуждает к самоудовлетворению. Реальность кажется нам отвратительной»[48].