— Но ты знаешь, что Садуко любит мой мизинец больше, чем все твое тело, хотя ты королевской крови и родила ему детенышей! — ответила Мамина, недобрым взглядом посмотрев на ребенка.

— Может быть, и так, дочь Умбези. У мужчин разные вкусы, и ты несомненно очень красива. Но я хочу спросить: если Садуко тебя так любит, почему же он так мало доверяет тебе? Ведь тебе приходится подслушивать у моих дверей, когда хочется узнать что-нибудь о важном деле! Так было, например, вчера!

— Так ты же учишь его не советоваться со мной. Ты ему наговариваешь на меня, уверяя, что та, которая изменила одному мужу, изменит и другому. Ты внушаешь ему, что я годна только, чтобы служить игрушкой. Быть его товарищем, по-твоему, я не могу, хотя я умнее тебя и всех членов вашей семьи вместе взятых. Погоди, ты в этом еще когда-нибудь убедишься.

— Да, — ответила невозмутимо Нэнди, — я внушаю ему все это, и рада, что в этом Садуко слушается меня. Я уверена, что мне предстоит много неприятностей из-за тебя, дочь Умбези. Но непристойно пререкаться при белом предводителе, а потому я еще раз повторяю тебе: это моя хижина, и я хочу говорить наедине с моим гостем.

— Я ухожу, ухожу, — задыхаясь от злобы, проговорила Мамина. — Но я предупреждаю тебя, что Садуко узнает об этом.

— Конечно, он узнает, я сама расскажу ему, как только он придет.

Но Мамина уже выскочила из хижины, как кролик из норки.

— Прошу прощения, Макумазан, за то, что произошло здесь, — сказала Нэнди, — но необходимо проучить Мамину, чтобы она знала свое место. Я не доверяю ей, Макумазан. Думаю, она больше знает о смерти моего ребенка, чем говорит. Она хотела отделаться от Мазапо, ты, конечно, догадываешься, почему. Я думаю, она навлечет позор и беду на голову Садуко, которого она очаровала своей красотой, как она очаровывает всех мужчин, может быть, даже и тебя, Макумазан? Но поговорим о чем-нибудь другом.

Я охотно согласился с этим предложением. И мы принялись говорить о положении в стране и об опасностях, грозивших всем и в особенности королевскому дому. Положение дел очень тревожило Нэнди. Она имела светлую голову и с опаской взирала на будущее.

— Ах, Макумазан, — сказала она при прощанье, — как бы мне хотелось быть женой человека, не жаждущего стать великим, и как хорошо было бы, если бы в моих жилах текла не царская кровь.

На следующий день прибыл королевич Умбелази в сопровождении Садуко и нескольких видных зулусов. Прибыли без шума, без бросавшейся в глаза охраны, но Скауль рассказал мне, что ближний лес кишит солдатами, приверженцами партии изигкоза. Посещение Умбелази объяснено желанием приобрести у Умбези молодых бычков и телок какой-то редкой белой масти.

Но не в характере Умбелази притворяться. В краале, сердечно поздоровавшись со мной, он открыто заявил, что прибыл сюда, чтобы сговориться о сплочении его партии и о плане будущих действий.

В течение последующих двух недель то и дело приезжали и уезжали депутаты различных племен. Я охотно уехал бы тоже, так как чувствовал, что меня могут втянуть в очень опасный водоворот. Но меня вынуждали ждать скот — плату за привезенный мной товар.

Умбелази часто со мной беседовал, подчеркивая свое дружеское расположение к англичанам Наталя. Он обещал проявить его на деле, когда достигнет верховной власти в стране зулусов. Во время одной из наших бесед он впервые встретился с Маминой. Мы пили по небольшой просеке леса, окаймлявшего с одной стороны крааль. Вдруг в конце ее показалась Мамина. Заходящее солнце освещало повязку на бедрах, ожерелье из синих бус и несколько бронзовых браслетов. На голове она несла кувшин из тыквы.

Умбелази сразу заметил ее и, оборвав политический разговор, надоевший ему, спросил меня, кто эта прекрасная девушка.

— Это не девушка, — ответил я, — а вдова, вторично вышедшая замуж. Она вторая жена твоего друга и советчика Садуко и дочь здешнего хозяина Умбези.

— Вот кто она! О, я слышал о ней, но не встречал. Немудрено, что моя сестра Нэнди ревнует мужа к ней. Она действительно красавица.

— Да, — ответил я, — как красиво она выделяется на фоне красного неба, не правда ли?

Мы подошли к Мамине. Я поздоровался с ней и спросил, не нужно ли ей чего-нибудь.

— Ничего, Макумазан, — ответила она скромно и бросила робкий взгляд на высокого красавца Умбелази. — Я проходила с водой, увидела тебя и подумала, что, может быть, тебе хочется пить. Сегодня такой жаркий день.

Сняв с головы кувшин, она протянула его мне.

Я поблагодарил, отпил немного воды и возвратил ей кувшин. Она сделала вид, будто спешит.

— Не могу ли я тоже попить, дочь Умбези? — попросил Умбелази, не отрывая от нее глаз.

— Разумеется, если ты друг Макумазана, — ответила она, подавая ему кувшин.

— Я друг его. Более того, я друг твоего мужа Садуко. Это тебе должно быть известно. Меня зовут Умбелази.

— Я догадалась, — ответила она, — из-за твоего высокого роста.

Она держала кувшин, пока он пил, и я видел, как глаза их встретились. Когда он передал ей кувшин, она сказала:

— О королевич, позволишь ли ты поговорить с тобой наедине? Мне нужно сообщить тебе кое-что важное! Скромной женщине часто удается услышать то, что ускользает от слуха мужчин, наших властелинов.

Он кивнул головой в знак согласия, а я поспешил удалиться, пробормотав что-то насчет неотложных дел. Вероятно, Мамине была о чем рассказать Умбелази. Прошло целых полтора часа, луна уже взошла, когда я по своему обычаю взобрался на козлы фургона, чтобы произвести оттуда общий вечерний осмотр. К своему удивлению, я увидел вдали Мамину, тихо пробирающуюся обратно в крааль. На некотором расстоянии от нее я заметил высокий силуэт Умбелази. По-видимому, Мамина продолжала передавать королевичу секретные сведения. Во всяком случае, несколько вечеров я любовался с моего обсервационного пункта ее грациозной фигурой, выскальзывающей из ущелья, в котором Умбелази ждал ее. Помню, однажды пришла ко мне за лекарством для своего ребенка Нэнди.

— Что это значит, Макумазан? — спросила она, когда парочка скрылась.

— Не знаю и не хочу знать! — нехотя ответил я.

— Я ничего не понимаю, Макумазан. Но придет время, мы узнаем, в чем дело. Ведь крокодил ждет терпеливо, и добыча попадает ему в пасть.

На следующий день Садуко отправился с секретной миссией — привлечь на сторону Умбелази нескольких колеблющихся предводителей. Он отсутствовал десять дней. За это время произошло одно очень важное событие в краале Умбези. Однажды вечером Мамина пришла ко мне в ярости и сказала, что не в состоянии больше выносить теперешней жизни. Пользуясь правом главной жены, Нэнди обращалась с ней, как со служанкой… нет, как с собачонкой, которую бьют палкой. О, если бы Нэнди умерла!

— Для тебя будем несчастьем, если она умрет, — ответил я. — Может быть, опять вызовут Зикали расследовать это дело.

Она сделала вид, что не слышит.

— Что мне делать?

— Хлебать кашу, которую ты сама заварила. Или разбить горшок, то есть уйти, — посоветовал я. — Не надо было выходить замуж за Мазапо, не стоило выходить замуж и за Садуко.

— Как можешь ты так говорить со мной, Макумазан! — воскликнула она, топнув ногой. — Ты отлично знаешь, что это твоя вина, что я вышла за первого попавшегося. Пфф! Я их всех ненавижу! Отец мой изобьет меня, если я пойду со своими горестями к нему. Нет, лучше я буду одна жить в пустыне!

— Боюсь, что тебе это покажется очень скучным, — начал я шутливым тоном. По правде говоря, я считал неразумным говорить с ней, такой возбужденной, с большим участием. Мамина даже не дождалась конца фразы. Она расплакалась и, крикнув мне, что я жесток, убежала.

На следующее утро меня разбудил Скауль, которого я накануне послал вместе с другим слугой на поиски затерявшегося вола.

— Нашли вола? — спросил я.

— Да, но я разбудил тебя не для того, чтобы сказать это. У меня к тебе поручение от Мамины, которую я встретил в степи несколько часов тому назад. Вот что она просила тебе передать: «Скажи Макумазану, твоему господину, что Умбелази, сжалившись над моими горестями и полюбив меня всем сердцем, предложил мне перейти в его дом. Я согласилась. Попроси Макумазана рассказать Садуко, когда тот вернется, что это произошло по его вине. Если бы он указал Нэнди ее место, то я скорее умерла бы, чем оставила его. С этих пор мы можем быть только друзьями, хотя в сердце моем все еще жива любовь к нему. Но я все это сделала для его блага, ведь он не нашел бы счастья, пока мы с Нэнди продолжали жить в одном доме. Главное, ему нечего сердиться на королевича, который его очень любит. Пусть Макумазан не поминает меня лихом, а я буду помнить его до самой смерти».