Изменить стиль страницы

— Оливер оставил ее?

Я киваю.

— Проблема в том, что даже если я не могу себе представить это, я понимаю, почему она сделала так. Я также понимаю, почему Оливер так ее презирает, но это заставляет меня задуматься, где пары пересекают эту черту. Я имею в виду… когда вы с Шоном будете жениться, будете ли клясться в любви друг другу «в болезни и здравии»?

— Нет, абсолютно нет. Наши клятвы будут больше похожи на прочтение гипотетического брачного договора. «Обещаю любить тебя во времена острой, не устойчивой к антибиотикам болезни и здравии, пока ты не попытаешься превратиться в мужика с пивным пузом и сиськами». Его клятвы будут похожими, но вместо пивного пуза и сисек будут обвисшие сиськи и крылья на руках.

— Что означает, что ты тоже влюблена в испорченного мужчину, который неистово любит тебя?

— В основном — да.

Глава 27

Безумие

Оливер

Я никогда не представлял себе возвращение в Портленд. Но и никогда не представлял, что вернусь в Бостон. Когда мы с Кэролайн переехали сюда, я влюбился во все здесь: людей, живописный вид, горы, и в то, что поездка к побережью Тихого океана занимала менее двух часов. У нас был великолепный дом, у меня была многообещающая работа, и мы готовились стать семьей — начать наше будущее.

Теперь вид уже не такой захватывающий, и я думаю, что теперь предпочитаю бостонскую гавань тихоокеанским прибрежным пляжам. Город ощущается слишком перенаселенным, я не узнаю людей. С тех пор, как я встретил Вивьен, все, что находится за пределами ее ослепительной ауры, кажется скучным и тусклым.

Сегодня я ходил повидаться с Кэролайн. Психиатрические лечебницы должны быть олицетворением скуки. Если пациент попадает сюда, не будучи по-настоящему сумасшедшим, то он вскоре им станет. Здесь царит абсолютная тишина, за исключением случайных взрывов, с которыми справляются умелые руки со шприцом, наполненным волшебным спи-пока-не-будешь-готов-выбросить-это-дерьмо-из-головы ядом. Любая деятельность планируется с тщательностью военного режима. Есть очень короткий промежуток времени для посещений, особенно для Кэролайн, и сегодня не было никаких прорывов, по крайней мере, пока я там был. Она была накачена успокоительным, то засыпая, то просыпаясь, первые полчаса. Затем они принесли ее обед с пластиковыми приборами — это обычное явление для пациентов со склонностью к суицидам. Она не ела и не говорила — ни слова. Я пришел, чтобы показать, что приехал, но, кажется, мое присутствие не вдохновило ее. Я ушел, чувствуя злость и сожаление о том, что приехал сюда, а прошел только один день.

Час спустя, позвонила медсестра и сказала, что Кэролайн съела весь обед после моего ухода, после того как медсестра сказала, что я приду завтра только если она поест. По-видимому, она не ела три дня, поэтому теперь я святой чудотворец. Чертовски невероятно. Делай что хочешь, ешь, постепенно отходи от медикаментов, признай, что ты испорчена и встреться лицом к лицу с последствиями. Затем прими, что между нами все кончено и позволь мне убраться от тебя к чертям.

Злость, которая сидит во мне, зверская. На некоторое время я подумал, что она утихает, но увидев ее сегодня, я осознал, что это всего лишь время и расстояние заглушали мои болезненные эмоции. Я не узнал ее, и не потому, что она выглядела ужасно из-за лекарств, недостатка солнца и того, что вырвала себе половину волос. Это из-за ее глаз. В них не было жизни. Будто ее тело — это сосуд, в котором бьется сердце, но его покинула душа. Я думаю, что так и бывает, когда ты кого-то лишаешь жизни. Может, так происходит перед тем, как ты лишаешь их жизни. Все хорошее в тебе покидает тебя, а потом не остается ничего, кроме человеческой машины, которая действует безэмоционально. В лучшем случае ее достаточно реабилитируют, чтобы она не хотела убить себя или кого-то еще, но я не верю, что она когда-нибудь сможет любить или испытывать настоящие чувства по отношению к другому человеку.

***

Я остановился у Дуга и Лили на цокольном этаже дома с отдельным входом. Одна из причин, по которой я согласился остановиться здесь — это то, что здесь есть отдельная кухня и ванная, так что я могу избегать их большую часть времени. Они, конечно же, были в приподнятом настроении из-за звонка медсестры и смотрели на меня взглядом «мы же тебе говорили» слишком много раз. А теперь я жду звонка Вивьен с нетерпением и разочарованием. У меня уже зависимость от нее и мне нужно услышать ее мягкий голос, наполненный сексуальным возбуждением, который заставляет меня твердеть каждый раз, когда она говорит «Оли» или «малыш».

Я: Ты уже одна?

Я жду несколько минут и, когда уже готов отправить еще одно сообщение, мой телефон звонит.

— Ты убиваешь меня.

— Я тоже по тебе скучаю, малыш.

И… я твердый.

— Так как прошел твой первый день?

— Невероятно. Если не считать, что я нажала на «паузу» вместо «записи» на диктофоне во время занятия по математике.

— Ты записывала занятие по математике?

— Нет. Ты что, не слушаешь? Я пыталась, но не записала.

Я ухмыляюсь.

— Я это и имел в виду. Ты пыталась записать занятие по математике?

— Да, Алекс! Я записываю все свои занятия, — говорит она с насмешливым раздражением.

— Когда у тебя есть время прослушивать их снова?

— Ох… пока я сплю.

— Что на тебе надето?

— Что?

— У тебя был невероятный день, ты подтвердила свой статус заучки, достаточно любезностей, теперь, что на тебе надето?

— Твоя футболка.

— Хм… в конце гардеробной находятся мои рубашки. Надень одну и подними волосы, надень свои очки в черной оправе и тащи свой лэптоп в кровать и включай скайп.

— Зачем…

— Просто сделай так.

— Э… ладно.

Я стягиваю свои брюки и рубашку и ложусь на кровать. Несколько минут спустя, ее изображение появляется на экране. От одного взгляда я твердый как скала и могу сказать, что это не продлится долго.

Ее улыбка яркая и широкая.

— Я хочу поцеловать экран.

— Я тоже. Расстегивай рубашку.

Она переставляет компьютер с ног на кровать и ставит его между расставленными ногами. Идеально! Ее язык проскальзывает между губами и облизывает их, когда она расстегивает последнюю пуговицу. Обольстительные глаза смотрят на экран через сексуальные очки, и несколько прядей свисают, выбившись из пучка на голове.

— Нравится?

Я скольжу рукой вниз к своим боксерам и обхватываю рукой свою эрекцию. Ее взгляд следует за моей рукой, и она смотрит на меня широко раскрытыми от удивления глазами

— Покажи мне свою грудь.

Она снова переводит взгляд на экран. Я стягиваю боксеры, чтобы предоставить ей лучший вид. Я вижу ее грудь, почти ощущаю, как твердеют ее соски, и, определенно, ощущаю вкус блестящей сладости между ее ног. С легкой нерешительностью Вивьен отодвигает мою рубашку по бокам, пока ее дерзкие груди с твердыми сосками не становятся полностью обнажены.

Я сглатываю и облизываю губы, скользя рукой по своей эрекции.

— Вивьен, как бы ты хотела, чтобы я касался тебя?

Она опускает подбородок на грудь и смотрит на себя. Затем яркие изумруды вглядываются в меня поверх черной оправы. Я вынужден замедлить движения своей руки. Видение передо мной — это эпизод порно с профессором из колледжа.

Вивьен подносит руку к животу, затем продвигается вверх, к груди, трогая себя будто впервые. Она смотрит вниз и сжимает ее, обводя большим пальцем сосок. Ладно, я думал, что это хорошая идея, но я ошибался. Я хочу пробраться сквозь экран и поглотить ее. Это отстой… на самом деле отстой.

Другая ее рука проделывает то же самое и, когда я вижу, как ее глаза закрываются, и она снова пытается их открыть, я сжимаю свою руку и стону от муки и удовольствия одновременно. Она сгибает ноги в коленях и расставляет их еще шире.