В маленьком западном городке Чаппароза Длинный построил себе уютнейшую виллу. И тут он оказался в ловушке общественных дел. Он был обречен стать столпом общества. Сначала он пытался вырваться, словно мустанг, впервые угодивший в корраль, а потом сдался и повесил на стену шпоры и арапник. Праздность тяготила его, девать время было некуда. И он взялся за организацию Первого Национального банка Чаппарозы, и был выбран его президентом.

Однажды в банке появился невзрачный человечек, с геморроидальным цветом лица, в очках с толстыми стеклами и просунул служебного вида карточку в окошко кассира Первого Национального банка. Не прошло и пяти минут, как весь банк стоял на ушах, выполняя распоряжения приехавшего ревизора.

А этот ревизор, мистер Дж. Эдгар Тодд, оказался весьма дотошным.

Окончив свои труды, ревизор снял шляпу и отправился в кабинет президента банка, мистера Уильяма Р. Лонгли.

– Ну, и что скажете, – спросил Длинный своим низким тягучим голосом. – Нашли, к чему придраться?

– Отчетность в полном порядке, мистер Лонгли, – ответствовал Тодд, – и ссуды все оформлены по правилам, за одним исключением. У вас есть одна очень нехорошая бумага – настолько нехорошая, что, думаю, вы даже не подозреваете, чем вам это грозит. Я говорю о ссуде, размером в 10 тысяч долларов, с уплатой по первому требованию, на имя некого Томаса Мервина. Мало того, что сумма превышает дозволенную банкам для выдачи частным лицам, так при ней еще нет ни поручительства, ни обеспечения. Таким образом, вы дважды нарушили правила о национальных банках и подлежите уголовной ответственности. Если я доложу об этом Главному контролеру – а я обязан это сделать, – он, без сомнения, передаст дело в департамент юстиции, и вас привлекут к суду. Как видите, ситуация серьезная.

Билл Лонгли сидел, развалившись в своем вращающемся кресле, вытянув длинные ноги и сцепив руки на затылке. Он слегка наклонил голову, глядя прямо в лицо ревизору. Тот был ошеломлен, когда жесткий рот банкира расплылся в улыбке, а в его холодных голубых глазах сверкнула ироничная искорка. Если он и осознавал серьезность положения, по его виду этого никак нельзя было сказать.

– Ну да, вы ведь не знаете Тома Мервина, – молвил он почти снисходительно. – Я знаю про эту ссуду. У меня действительно нет никакого поручительства, за исключением слова Тома Мервина. Но я давно понял, что если на слово человека можно положиться, то лучшего поручительства, чем оно, нет. Ага, я в курсе, что правительство так не думает. Ладно, я потолкую с Томом по поводу этой бумажки.

Кажется, у мистера Тодда случилось внезапное обострение геморроя. Он вытаращил глаза на степного банкира и в изумлении взирал на него сквозь толстые стекла своих очков.

– Понимаете, – продолжил Длинный, безмятежно пускаясь в объяснения, – Том прослышал, что на Рио-Гранде у Каменного брода продается стадо двухлеток, две тысячи голов по восемь долларов за каждую. Думаю, старик Леандро Гарсиа перегнал их контрабандой через границу, ну и торопился сбыть с рук. А в Канзас-Сити этих коровок можно продать самое меньшее по пятнадцать долларов. Том это знал, и я тоже. У него наличных было шесть тысяч, ну я и дал ему еще десять, чтобы он мог уладить это дельце. Его брат Эд погнал все стадо на рынок еще три недели тому назад. Вот со дня на день должен вернуться. Привезет деньги, и Том тут же заплатит.

Ревизор язык проглотил от ошеломления. По идее, он должен был немедленно бежать на почту и телеграфировать Главному контролеру. Но он этого не сделал. Вместо этого он произнес энергичную и убедительную речь, и через три минуты банкир был убежден, что стоит на пороге гибели. А затем предложил единственную спасительную лазейку.

– Сегодня вечером я выезжаю в Хиллдэл, – сообщил он Лонгли, – с ревизией в тамошний банк. Возвращаться я буду через Чаппарозу Завтра в двенадцать я буду здесь. Если к тому времени ссуда будет уплачена, я и словом не обмолвлюсь о ней в отчете. Если же нет – пеняйте на себя.

За сим он откланялся и отбыл.

Президент Первого Национального банка еще посидел с полчаса, развалившись в кресле, затем выкурил легкую сигару и отправился к дому Тома Мервина. Мервин, если судить по внешности – скотовод в парусиновых штанах, а по выражению глаз – склонный к созерцательности философ, сидел, положив ноги на стол, и плел кнут из сыромятных ремней.

– Том, – обратился к нему Лонгли, опираясь на стол, – ну что, есть новости от Эда?

– Да пока нет, – ответил Мервин, не отрываясь от работы, – думаю, через пару дней будут.

– Был ревизор, – сказал Длинный, – обшарил все углы и нарыл твою расписку. Мы-то с тобой знаем, что все в порядке, но это все-таки против банковских правил. Я был уверен, что ты успеешь заплатить до ближайшей ревизии, но этот сукин сын нагрянул сегодня, Том. А у меня, как назло, ни цента наличными – а то бы я сам за тебя все уплатил. У меня есть время до завтрашнего полудня. И там либо я показываю наличные, уплаченные по расписке, либо… – и Лонгли осекся.

– Либо что, Билл? – спросил Мервин.

– Да похоже, что тогда дядя Сэм лягнет меня обоими каблуками.

– Я доставлю тебе деньги вовремя, – сказал Мервин, по-прежнему не отрываясь от дела.

– Спасибо, Том, – промолвил Лонгли, направляясь к выходу, – я знал, что ты не подведешь.

Мервин швырнул на пол свой кнут и отправился в другой банк, имевшийся в городе. Это был частный банк Купера и Крэга.

– Купер, – обратился он к компаньону, носившему это имя, – мне нужно 10 тысяч долларов. Сегодня или, самое позднее, завтра утром. У меня здесь есть дом и участок земли стоимостью в шесть тысяч долларов. Вот пока что все мое имущество. Но у меня на мази одно дельце, которое через несколько дней принесет вдвое больше.

Купер закашлялся.

– Ради всего святого, не отказывайте мне, – попросил Мервин. – Я, понимаете ли, взял ссуду на десять тысяч. С уплатой по первому требованию. Ну, вот ее и потребовали. А с этим человеком, что ее потребовал, я десять лет спал под одним одеялом у костра в лагерях и на степных дорогах. Он может потребовать все, что у меня есть, и я отдам. Скажет – дай всю кровь, что есть у тебя в жилах, и я отдам. И вот ему позарез нужны эти деньги. Он попал в чертовский… Ну, в общем, ему очень нужны деньги, и я должен их достать. Вы же знаете, Купер, что на мое слово можно положиться.

– Бесспорно, – услужливо поддакнул Купер, – но, как вы знаете, у меня есть компаньон. Я не волен давать ссуды. И, какие бы у вас ни были обеспечения, самое раннее, когда мы можем предоставить вам ссуду – через неделю. Вот как раз сегодня мы отправляем пятнадцать тысяч долларов братьям Майерс в Рокделл для закупки хлопка. Посыльный с деньгами выезжает сегодня вечером по узкоколейке. Так что временно наша касса пуста. Очень сожалею, что ничем не можем вам помочь.

Мервин вернулся в свою маленькую холостяцкую конторку и снова принялся за свой кнут. В четыре часа он вошел в Первый Национальный банк и облокотился на барьер между ним и столом Лонгли.

– Я постараюсь добыть для тебя деньги сегодня вечером – то есть завтра к утру, Билл.

– Ладно, Том, – отвечал Лонгли спокойно.

В девять вечера Том Мервин осторожно выбрался из своего бревенчатого домика. Он стоял на окраине города, и в этот час там было мало народу. На голове у Мервина была шляпа с опущенными полями, за поясом – два шестизарядных револьвера. Он крадучись двинулся вниз по пустынной улице, а затем свернул на песчаную дорогу, тянувшуюся вдоль полотна узкоколейки. В двух милях от города, у большой цистерны, где поезда брали воду, он остановился, обвязал нижнюю часть лица черным шелковым платком и надвинул шляпу на лоб.

Прошло десять минут, и вечерний поезд из Чаппарозы на Рокделл замедлил ход возле цистерны.

С револьверами наперевес Мервин выбежал из-за кустов и устремился к паровозу. Но в ту же минуту две длинных могучих руки обхватили его сзади, приподняли над землей и кинули ничком в траву. В спину ему уперлось тяжелое колено, железные пальцы стиснули его запястья. Так его держали, словно малого ребенка, пока машинист не набрал воду и поезд, все убыстряя ход, не скрылся вдали. Тогда его отпустили, и, поднявшись на ноги, он увидел перед собой Билла Лонгли.