Вскоре после этого они ушли из бара и в вестибюле расстались. Каждый отправился по своим делам. Софи собиралась позвонить в офис, узнать, как дела, а потом заказать обед в номер и пораньше лечь спать. Филипп решил заглянуть к инспектору Андреи, а Сэм стал готовиться к разговору с Эленой Моралес. Их последняя беседа закончилась не лучшим образом, и он чувствовал, что пришло время заново наводить мосты.

Голос в телефоне был таким ледяным, что Сэм моментально почувствовал себя торговым агентом, пытающимся продать устаревшую модель пылесоса. Он сделал глубокий вздох, перед тем как заговорить.

— Элена, пожалуйста, выслушай меня. Прежде всего, хочу сказать, что ты заблуждаешься насчет Софи Косте. Она мне очень помогает, и без нее я вряд ли справился бы. — Из трубки по-прежнему несло сибирским холодом, но, по крайней мере, она ее не повесила. — А кроме того, в ее досье, наверное, ничего не сказано о том, что осенью она выходит замуж. Ее жениха зовут Арно, это славный парень из Бордо со старенькой мамой и двумя лабрадорами, Лафитом и Латуром. И, кстати, он владелец собственного шато, хотя и небольшого.

— Ты мне только для этого звонишь? — В трубке наметилось некоторое повышение температуры.

— И для этого тоже. Мне это важно. Я не хочу, чтобы ты воображала себе, будто… ну, ты понимаешь.

— Хорошо, Сэм, я тебя поняла, — ответила Элена после небольшой паузы. Ее голос определенно звучал более дружелюбно. — А что еще у вас там происходит?

— Дела идут неплохо. У меня даже появилась надежда. Через пару дней буду знать наверняка.

Он подробно рассказал Элене обо всем, что случилось после первого визита к Ребулю: о дне, проведенном в погребе, о сделанных там открытиях, о разговоре с лейтенантом Букманом и о вкладе Филиппа в общее дело.

— Другими словами, — закончил он, — надежда есть, но еще ничего определенного. Рота пока порадовать нечем.

При упоминании имени своего клиента, Элена произнесла несколько коротких и очень энергичных слов по-испански.

— Не сомневаюсь, что ты права, — подхватил Сэм. — Знаешь, хорошо бы тебе спрятаться от него на время. Побалуй себя чем-нибудь. Говорят, в Париже весной очень мило.

— Как только узнаешь про отпечатки, сообщи мне, ладно? — Теперь ее голос звучал совсем мягко. — И спасибо, что позвонил, Сэм.

Она повесила трубку. Дипломатические отношения были восстановлены.

Глава восемнадцатая

Просторный и опрятный бар «У Феликса» располагался на маленькой улочке всего в двух минутах ходьбы от Главного полицейского управления Марселя. Именно поэтому, а еще потому, что его хозяином был бывший жандарм, полицейские привыкли заглядывать сюда в поисках жидкого утешения после тяжелого дня борьбы за законность и порядок. В самом конце зала небольшой уголок был разгорожен на три кабинки, и там можно было, не привлекая внимания, обсудить деликатные вопросы. В одной из них Филипп и назначил встречу инспектору Андреи.

Инспектор, худощавый, седеющий мужчина с настороженным взглядом человека, много повидавшего в жизни, явился в тот самый момент, когда за столик Филиппа принесли два стаканчика пастиса, пузатый кувшин с водой и ледяными кубиками и мисочку с зелеными оливками.

— Я заказал и на тебя, — сообщил Филипп. — Ты по-прежнему пьешь «Рикар»?

Андреи кивнул, внимательно наблюдая за тем, как журналист разбавляет пастис водой. Прозрачная, бледно-желтая жидкость побелела.

— Хватит, а то совсем его утопишь, — усмехнулся полицейский.

— Давай выпьем за твою пенсию, — поднял бокал Филипп. — Сколько тебе еще осталось?

— Восемь месяцев, две недели и четыре дня. — Андреи взглянул на часы. — Плюс сверхурочные. А потом все к черту — и на Корсику!

Он достал из кармана измятую фотографию и положил ее на стол. На ней небольшой каменный дом стоял в окружении серебристо-зеленого моря оливковых деревьев, расходящихся от него во все стороны, как спицы в колесе.

— Триста шестьдесят четыре дерева, — похвастался инспектор. — В хороший год дают пятьсот литров масла. — Он любовно погладил свой будущий дом. — Буду ухаживать за оливами и баловать внучку. Есть колбаски фигателли, сыр броччио и запивать все красным вином из Патримонио. И заведу собаку. Всегда мечтал о собаке. — Он закинул руки за голову и с мечтательным видом потянулся. — Только чует мое сердце, ты пригласил меня не для того, чтобы послушать о моей старости.

Он склонил голову на бок, а Филипп заговорил. К тому времени, когда его рассказ окончился, стаканы опустели. Официант принес еще по порции и новый кувшин с ледяной водой. Пока он не отошел, собеседники молчали.

— Не мне рассказывать тебе о том, что значит Ребуль в этом городе, — понизив голос, медленно проговорил полицейский. — Стоит сто раз подумать, прежде чем связываться с ним. А потом, он ведь неплохой парень. Любит покрасоваться, это правда, но я слышал о нем и много хорошего. — Андреи задумчиво водил пальцем по запотевшему боку стакана. — А из того, что ты мне рассказал, совсем не следует, что он совершил преступление. Знаю, знаю, — он поднял руку, останавливая Филиппа, — проверим отпечатки и выясним это наверняка. И если они совпадут, тогда…

— Тогда будет ясно, что он — преступник. Разве не так?

— Так, наверное. Наверное, так, — вздохнул Андреи.

Меньше всего на свете ему хотелось влезать в это расследование. Когда суешь нос в дела сильных и влиятельных, обычно это кончается очень плохо для носа. С другой стороны, у него, похоже, нет выбора. Тут пахнет сенсацией, а напротив сидит журналист, который уже вцепился в нее зубами и теперь ни за что не выпустит. Андреи опять вздохнул, умудрившись вложить в это колебание воздуха все свои эмоции.

— Ну хорошо. Вот что я могу для тебя сделать. Я дам тебе эксперта на пару часов, но только при условии, что Ребуль и его люди ничего об этом не узнают, по крайней мере до тех пор, пока мы не проверим отпечатки. Можешь мне это гарантировать?

— Думаю, да. Могу.

— Мне бы очень не хотелось, чтобы Ребуль позвонил своему дружку préfet de police[60] и нажаловался на превышение его подчиненными служебных полномочий. Постарайся не налажать. — Инспектор достал из кармана ручку, написал на подставке из-под бокала имя и телефон и подтолкнул картонный кружок к Филиппу. — Вот. Его зовут Гроссо. Мы работали с ним вместе двадцать лет. Человек надежный, проворный и неболтливый. Я сегодня вечером с ним переговорю, а ты звони ему завтра утром.

— Это может сработать, — задумчиво протянул Сэм. — С Ребулем наверняка бы сработало. А с Виалем… не знаю. Глаза у него горели?

Софи отломила еще один кусочек багета и собрала им с тарелки остатки bourride — пряной марсельской ухи.

Они обедали в маленьком рыбном ресторанчике у самого порта и за едой размышляли о том, как бы на пару часов выманить Виаля из погреба.

Способ, предложенный Софи, отличался простотой: она пригласит смотрителя на ланч, чтобы поблагодарить за помощь. Сэм останется в погребе: официально — для того чтобы изучать белую половину, неофициально — чтобы впустить эксперта и показать ему нужные бутылки.

Осуществление этого плана зависело от того, насколько Виаль подвержен женским чарам, и в этом отношении Софи была настроена оптимистично. В конце концов, смотритель — француз. А французы его возраста и происхождения, объясняла она Сэму, с детства приучены высоко ценить женское общество и проявлять галантность. Софи встречала подобных людей в Бордо: очаровательных, внимательных, склонных к легкому флирту. Эти джентльмены умеют ухаживать за женщиной. Возможно, они никогда не ущипнут ее за задницу, но уж помечтают об этом наверняка. И ни за что не упустят шанс хорошо поесть в приятной компании.

Рассказывая все это, Софи с интересом наблюдала за тем, как Сэм отчаянно борется с calmars à l'encre — крошечными кальмарчиками, приготовленными в их собственных чернилах. Судя по множеству темных пятен на засунутой под воротничок салфетке, моллюски без боя не сдавались.