Генерал загадывает — если лейтенант вспыхнет от радости, когда он объявит ему о назначении, — значит, справится, а если…
Услышав о назначении его командиром новой батареи в районе Николаевки, Заика засиял.
Моргунов улыбнулся и пригласил командира новой батареи к карте и показал место, где будут ставиться четыре пушки калибром 102 мм. Затем спросил, все ли ясно и понятно. У Заики не было вопросов. Генерал пожелал успеха, сказал, что теперь надо явиться к командиру 1-го Отдельного артиллерийского дивизиона, где и будут даны ему все подробные указания.
Капитан Радовский — командир 1-го Отдельного артиллерийского дивизиона — знал Заику еще по показательным стрельбам. Разговор был обстоятельный и по всем вопросам строительства и формирования новой батареи. Командиру ее было указано, где надлежит получить все виды довольствия, боеприпасы, вооружение и личный состав. А также было наказано каждую субботу докладывать о ходе строительства и формирования.
Заика понял, что если он сразу не составит железного графика, то ничего не добьется.
У него оказались энергичные командиры взводов, свеженькие как огурчики, только что выпущенные тем же училищем, что и он кончал, — лейтенанты Яковлев и Лавров.
На батарею пришли и опытный фельдшер, младший сержант А. Портала, и обстрелянный в первые дни войны комиссар, политрук С. П. Муляр, начавший службу на флоте еще в 1927 году на береговых и зенитных батареях, — опытный артиллерист и политработник Они стали его деловыми и энергичными помощниками.
Строительство велось трудно: земляных работ — по горло, а людей…
Что делать? Писать слезницы? Просить? Но у кого и кого просить?
Война подбирала людей, как подбирается зерно в голодное время.
На совете с комиссаром решено было пойти в Николаевку и просить народ на помощь. В Николаевке жили потомки тех солдат, что селились здесь после первой обороны Севастополя. Кстати, и выросла-то Николаевка у того места, где высаживались в 1854 году англо-французские войска. И строили-то Николаевку участники первой обороны Севастополя!
Недалеко от Николаевки есть еще деревни — Ивановка и Михайловское. И там побывали Заика и Муляр. На следующий день к месту строительства батареи пришли все, кто мог держать в руках лопату, кирку и тачку. Пришли даже матери с грудными детьми, старики, опиравшиеся на бадики, и конечно же мальчишки.
Среди колхозников Николаевки оказалась и заведующая николаевским медпунктом Валентина Герасимовна Хохлова. Она была хороша собой, молода, сильна и очень деятельна. Хохлова только-только окончила Феодосийский медицинский техникум и получила направление в Николаевку.
Хохлова сразу приглянулась командиру батареи. Да и он ей тоже.
Они потянулись друг к другу с той безотчетной и почти бездумной страстью, которая презирает все: молву, неудобства, последствия и даже угрозу смерти…
Когда батарея была готова, Валя Хохлова переехала к мужу на батарею.
Увы! Их медовый месяц был переполнен не сладостью семейного счастья, а горечью смертельной опасности.
…В ночь на 30 октября лейтенант Яковлев, посланный на грузовой машине в разведку, обнаружил севернее города Саки передовые отряды 54-го немецкого армейского корпуса. Лейтенант тотчас примчался на батарею.
А уже днем гитлеровцы заняли Саки. Не встречая сопротивления, они двинулись дальше, к Севастополю. Их путь лежал мимо батареи лейтенанта Заики Получив сообщение разведки, командир и комиссар созвали артиллеристов. Митинг был коротким.
— Только что враг занял Саки, — сказал Заика, — и двигается сюда. Как только корректировочный пост обнаружит противника, мы откроем огонь. Мы с вами стоим на пути к Севастополю. Стоим первыми и будем стоять, пока не выполним своего долга.
Не длиннее была и речь комиссара:
— У нас — четыре пушки. У нас — вы, славные моряки! Не посрамим же чести и боевой славы русского народа!
Стоять до конца! Драться до последней капли крови!
Об этом говорили все. Говорили кратко, моторизованные части противника могли с минуты на минуту появиться в зоне действия батареи.
Заика и Муляр обошли боевые посты и затем пригласили на командный пункт жен военнослужащих: Анну Портала, Евгению Заруцкую и Валентину Заику. Им было предложено в связи с изменением обстановки — приближением противника — эвакуироваться в Севастополь.
То ли по пути на командный пункт они сговорились, то ли безо всякого сговора, но все наотрез отказались покидать батарею.
Валентина Заика, глядя в глаза мужу, сказала:
— Никуда я не поеду, Ваня! Нашу судьбу разделим вместе — что тебе, то и мне! Здесь я принесу больше пользы.
В половине пятого с корректировочного поста поступило донесение о том, что севернее деревни Ивановки на юг движется крупная моторизованная колонна. Заика тут же позвонил в штаб дивизиона.
В ожидании, когда командир дивизиона капитан Радовский возьмет телефонную трубку, Заика подумал: «Вот и для меня наступил момент, когда надо на деле показать, чего я стою, — до сих пор были учебные стрельбы, а теперь первая боевая… Не оплошать бы!.. А почему должен оплошать? Дело свое знаю, материальная часть отлажена, как часы… А личный состав — надо еще поискать таких орлов!»
…А ведь было время, когда он завидовал артиллеристам береговых батарей, расположенных под Одессой, — думал, что война сюда не дойдет.
Капитан Радовский выслушал доклад Заики и дал «добро» на открытие огня.
Я спросил Заику, что он чувствовал тогда, в момент подачи первой боевой команды об открытии огня по противнику. Иван Иванович пожал плечами — он не помнит. Но отчетливо помнится, что у него вспотели руки и что команду подал чуть громче, чем надо.
Запомнил слова и даже расчетные данные. Вот они:
«К бою! По фашистам, азимут 14–60, прицел 53, снаряд фугасный! Первому, один снаряд — огонь!»
Он пояснил:
— Первом у… Это значит первому орудию. А когда от лейтенанта Яковлева с корпоста поступила радиограмма о том, что снаряд взорвался прямо в колонне, я тут же скомандовал:
«Батареей, 15 снарядов беглым — огонь!..»
— По тому, как ахнули пушки, я понял, что этой команды давно ждали мои артиллеристы!
Когда корректировочный пост сообщил, что летят в воздух машины с пехотой, горят автоцистерны с горючим, выходят из строя танки врага и гибнут как мухи фашистские солдаты и офицеры. Заика почувствовал что-то похожее на легкое опьянение.
Противник был подавлен внезапным и на редкость точным огнем. Но надо отдать ему должное, быстро пришел в себя, вызвал авиацию. Она старательно и безжалостно обрабатывала участок земли, на котором была воздвигнута… ложная батарея…
Бросив разбитые машины, командир фашистской моторизованной колонны, довольный, что расправился с батареей красных, снова двинулся на юг — к Севастополю.
Лейтенант Яковлев впоследствии рассказывав какой переполох поднялся, когда лейтенант Заика вторично, через какие-то полчаса после того, как гитлеровцы решили, что они покончили с русской батареей, начал бить по колонне…
Оставив на дороге горящие машины и танки, передовая часть моторизованной бригады генерала Циглера поняла: Севастополь с ходу не взять, повернула назад.
По характеру отхода противника, по тем неуловимым признакам, которые умеют замечать лишь профессиональные военные, лейтенант Заика понял: волк ненадолго уползает в берлогу — залижет раны и снова ринется в бой.
Окинув взглядом свое хозяйство, командир заметил, что люди сильно устали. Но как бы они ни устали, а надо готовиться к новой встрече с врагом. Комиссар считал необходимым созвать артиллеристов. «Первый бой прошел, надо, — говорил он, — подвести итоги. Причем длинных речей не произносить, — поблагодарить и предупредить, что это, по сути, была лишь разведка, настоящие бои впереди…»
…Судя по оживленному разговору, бой распалил людей, у всех было ощущение, что они чуть-чуть недодрались… Еще бы разок-другой накрыть колонну Циглера — вот тогда все было бы в ажуре!