– Да.

– Избитая, старая, как мир, истина насчет благих намерений и дороги, куда они ведут.

– Я помню, – Ронни кивнула.

Доктор покачал головой, словно говоря: "Мы все помним до поры". Он достал еще одну сигарету, снова закурил и продолжал:

– Я мечтал о том, что смогу сделать человека бессмертным. Смешно, верно? – Грегор настороженно взглянул на Ронни.

– Ну почему.

– Смешно, – повторил он. – Но тогда мне так не казалось. Знаете, щенок ведь не умеет разговаривать, а очень важно было узнать, что он чувствует. КАКИЕ испытывает ощущения. И я согласился.

– А полковник Перри привез вам людей, – утвердительно констатировала Ронни.

– Да, Уильям Перри доставил людей. Все прошло прекрасно. Великолепно.

Я был счастлив. Пока не понял, ЗАЧЕМ Перри все это. Вы знаете Перри? –вдруг спросил он, внимательно глядя на девушку.

– Да. Имела возможность познакомиться, – кивнула она.

– В таком случае, вы, мисс Робертс, должны знать, ЧТО это за человек.

– Примерно представляю.

– Я уверен в этом. Чудовище, которое не остановится ни перед чем. Если нужно идти к цели, он пойдет по костям. В частности, – Грегор кивнул в сторону ванной, – по костям этих солдат.

– Вы о проекте? – Ронни поправила упавшую на лоб прядь.

– Да нет, не только. Хотя, разумеется, и о нем тоже. Видите ли, временами у меня появлялось ощущение, что Уил… То есть полковник Перри, не совсем нормален.

– У меня подобное ощущение возникает регулярно, – поддержала она.

– Вот-вот. Понимаете, он бредил этими унисолами. Спал и видел, как они, по его приказу, разумеется, совершают невозможное… – Грегор на секунду замолчал. И когда я оживил всех десятерых, Уил забрал их, даже не дав мне времени понаблюдать за ними. Закончить исследования.

– Простите, док. Видимо, я чего-то не понимаю. А причем здесь "оживить"?

Доктор удивленно посмотрел на девушку, словно первый раз увидел ее.

– Мисс Робертс, мне казалось… Хотя ладно. Они были мертвы, когда их доставили в эту клинику.

– Как… – Ронни почувствовала, что у нее перехватило дыхание.

– Да-да. Мертвы. Трупы. Они все погибли.

– Господи… Даже в голове не укладывается… И что… Совсем мертвы?

– Совсем, – жестко подтвердил Грегор. – Но… Но… Двое из десяти умерли гораздо позже остальных. Да. Для врача разница в три-четыре часа означает очень много.

– И что?..

Грегор вздохнул, раздавил окурок в пепельнице, снова вздохнул и продолжил, хотя слова давались ему с трудом.

– Эти двое… Люк и еще один парень, сержант, умерли на несколько часов позже остальных. И их быстро поместили в лед. Мозг практически не претерпел необратимых изменений, и я надеялся, что мне удастся вернуть их к жизни, но Перри настоял на своем… Одним словом, он забрал всех.

– Но… Как же полиция, власти? Они-то что думали об этом?

– Честно говоря, мисс Робертс, я до сих пор не уверен в том, что властям было что-то известно об эксперименте. Кроме, разве, того отдела, в котором в то время служил Перри. Да и то вряд ли.

Ронни потерла веки, пытаясь навести порядок в собственных мыслях. Рассказ Грегора выглядел настолько невероятным, что не укладывался в голове.

– Док, – произнесла она. – Вы все время говорите "в то время", "тогда". В каком году это произошло? В восемьдесят восьмом? Восемьдесят девятом?

Грегор улыбнулся, словно она пошутила. Впрочем, улыбка продержалась на его губах ровно мгновение, а затем пропала.

– В шестьдесят девятом, мисс Робертс, – он покачал головой. – Ровно двадцать пять лет назад, во Вьетнаме, погиб взвод А-356.

– О, боже..

Не могу поверить… Но эти ребята так сохранились…

– Да. Это побочный эффект. И потом, они почти все это время провели в замороженном состоянии. Пара лет, вот то, что им оставили.

– Ну надо же… Это слишком фантастично…

– Перри говорил так же, как вы, мисс Робертс, – невесело сообщил Грегор. – Однако это обстоятельство не помешало ему в его планах.

– И что, они навсегда останутся такими? Унисолами? И Люк?

– Люк?.. Может быть, и нет. Вполне возможно, ему и второму парню, сержанту, смогли бы помочь вернуться в нормальное состояние. Это достаточно сложно, но, теоретически, выполнимо, хотя и займет много времени. – Много, это сколько, док?

– Я думаю, от трех месяцев до полугода стационарного лечения. Кстати, если хотите, я могу положить его в свою лабораторию. Это было бы много надежнее, чем в обычной больнице. Хотя, если вы настаиваете…

– Нет, док. Я придерживаюсь той же точки зрения. Другое дело, что думает по этому поводу Люк. В конце концов, он ведь человек. И не надо забывать, что Люк решает, как ему поступать.

– Разумеется, – Грегор кивнул. – Право решающего голоса за ним.

– Нет, док. Не решающего. Вообще, голоса, – Ронни прямо посмотрела на доктора. – Не думаю, что он оставит другим еще какие-то голоса, после того, что с ним сделали однажды. И мне кажется, его нельзя будет за это назвать эгоистом.

– Да, пожалуй, – на лице Грегора появилось неопределенное выражение, которое, по всей видимости, должно было означать "я понимаю". Он несколько секунд молчал, а затем улыбнулся. – У меня складывается впечатление, что у вас к этому парню далеко не репортерский интерес. Конечно, это только мое субъективное впечатление.

Ронни вдруг разозлилась. Скорее всего потому, что внезапно ощутила, НАСКОЛЬКО близок доктор к истине. Даже гораздо ближе, чем думает. Но девушка не любила, когда кто-то говорил о ее чувствах. Раздражение, поднявшееся в ней, было подобно накипи. Оно, неприятное и мутное, вырвалось наружу резкими злыми фразами.

– Конечно, док, вы, наверно, правы. Это уже не репортерский интерес. Не репортерский. Он человеческий. – Ронни злилась все больше. – Потому что мне не безразлично, как чувствуют себя родители Люка, не видевшие сына больше двадцати пяти лет только из-за того, что какой-то заднице от Армии приспичило наштамповать себе в качестве пушечного мяса десяток молчаливых рабов. И мне не безразлично, кстати, что есть люди, проводящие подобные эксперименты!

Она замолчала.

– Простите, мисс Робертс, – тихо сказал Грегор. – Я не хотел задеть вас.

– Вы и не задели, – Ронни тряхнула головой, отчего светлые пушистые волосы рассыпались по плечам. – Просто… Это все как-то… Слишком дико.

– Возможно, что вы и правы. Очень возможно.

Люк слышал их разговор. И то, что он услышал, поразило его. Нет, не то, что он был мертв. Это Люк вспомнил, и подобное известие уже не могло шокировать, но… По ходу разговора всплыла другая вещь.

“… ДВОЕ УМЕРЛИ ГОРАЗДО ПОЗЖЕ ОСТАЛЬНЫХ. ЛЮК, И ЕЩЕ ОДИН ПАРЕНЬ, СЕРЖАНТ…”

Но он-то помнил, что они со Скоттом стреляли друг в друга через десять – пятнадцать минут после того, как погиб Бейд…

"…РАЗНИЦА В ТРИ-ЧЕТЫРЕ ЧАСА ОЗНАЧАЕТ ОЧЕНЬ МНОГО…”

Этих трех-четырех часов не было. Их просто не могло быть. Люк, стоя перед зеркалом, растерянно смотрел на свое отражение. Ему нужны эти воспоминания! Он имеет право знать, КАК умер.

Унисол осторожно закрыл глаза и напряг память… Но ничего не увидел. Ничего, кроме темноты. Люк вдруг испугался. Это был совершенно ничем не объяснимый беспричинный страх. Он скопился в унисоле, застыл, замер. Темнота… Темнота… Темнота… Люк неожиданно понял. ТЕМНОТА – это и есть воспоминания!

Просто в тот момент была ТЕМНОТА.

Да. Лежа в жирной грязи, он слушал бушующее вокруг море звуков, стараясь сообразить, что происходит. От сгоревшей – или еще горящей деревни несло дымом и гарью. Шумели листья пальм, сухо шелестя на ветру. Начинали просыпаться птицы, и Люк сделал вывод, что наступает утро, а значит, он лежит довольно долго.

Тело затекло, но, тем не менее, чувствовало холод, который несла с собой грязная жижа. Одежда так и не просохла после ночного ливня. С деревьев срывались капли и падали вниз, звонко разбиваясь о каску. "Они могли бы служить отличными часами", – подумал он. Капли стучали с какой-то сводящей с ума равномерностью. БАНС. БАНС.