Иначе проверенная веками философская истина — «человек — мера всех ценностей» — может претерпеть нехорошие изменения» (Д. Протопопова, Москва).
Эти же мысли содержит письмо профессора, заслуженного деятеля науки РСФСР С. Н. Никольского (Ставрополь). Он пишет: «Мне, ветеринарному врачу, проработавшему полвека по своей специальности, более, чем другим людям, понятны основы привязанности человека к животным. Но то, что я наблюдаю в последнее время, заставляет сказать: слезливо-умилительное отношение к животным и слепое следование моде не принесло добра. Общение с животными должно способствовать повышению собственных человеческих качеств — и никак иначе! В противном же случае закономерно может возникнуть вопрос: а всегда ли собака — друг человека?»
* * *
Все должны понимать: содержание животных в условиях города требует ответственности, культуры и каких-то регламентаций, ясно сформулированных правил. Недавно трем государственным учреждениям поручено выработать такие правила. Будем надеяться, в поле зрения комиссии окажется и эта публикация.
Суммируем в ней конкретные предложения, содержащиеся в большинстве писем-откликов на «Урок».
Подтвердить существующие правила: в пределах городской зоны собаки, особенно крупные, должны быть на коротком поводке или в наморднике, за исключением мест, отведенных для выгула. За нарушение правил наказывать штрафом.
Места для выгула собак должны обязательно отводиться, и не только на бумаге городских служб. Хозяин собаки должен нести ответственность за травмы и ущерб, нанесенный людям его собакой.
При ежегодной регистрации собак выдавать достаточно крупным жетоны с хорошо видимыми цифрами. Жетоны обязательно должны быть на ошейнике у собаки. Это сразу повысит ответственность владельца.
В регулировании данной проблемы должны обязательно и активно принимать участие милиция и народные дружины.
Средства от налога на животных должны направляться строго по установленному назначению — ветеринарной и санитарной службам. (Мы бы прибавили: людей, живущих на пенсию, от налога освободить.)
Вменить в обязанность владельца собаки поддержание санитарного порядка в городе с учетом уже существующего опыта. Выполнение этого пункта считать вопросом культуры владельцев животных.
Собак, нарушающих тишину лаем, хозяева не должны выводить на прогулку раньше 7 утра и позже 23 часов вечера.
Отлов бездомных животных вести таким образом, чтобы не травмировать людей.
* * *
Не будем обсуждаемую проблему преувеличивать, но не следует ее и преуменьшать. Сложившееся положение беспокоит многих людей.
Вот что недавно писал, например, Сергей Владимирович Образцов:
«…С содержанием в жилище диких животных, по-моему, все ясно: это и хлопотно, и чаще всего опасно, и еще противоестественно. Запирать дикого зверя в четырех стенах — значит в любом случае обрекать его на мучения, о которых он не может поведать…
Мы же говорим теперь о традиционно домашних, комнатных животных и об отношении к ним. И вот тут я целиком на стороне тех, кто борется за порядок.
…У нас во дворе носится чей-то огромный черный терьер. Он и лает, и кусается, и тем не менее хозяева выпускают его без поводка: «Пусть погуляет».
Может, хозяева и любят своего терьера, но они не любят людей, не любят детей. Им наплевать на них, лишь бы собачка «побегала». Вот таких людей надо призывать к порядку…
Дорогие товарищи! Давайте отвечать за наши поступки, давайте всем, чем только можем, помогать тем, кто озабочен в наведении порядка в содержании домашних животных. И прежде всего каждый из нас должен не только любить щенка или котенка, которые живут с ним, но отвечать за них… Без такой ответственности любовь к животным становится пустым звуком» (газета «Советская культура», 20 января 1981 г.).
В ответ на предыдущую публикацию редакция получила около полутора тысяч писем. Благодарим всех откликнувшихся.
7 февраля 1981 г.
«Кобона… Я не забыла ее»
Интересно, наверное, знать, чьи руки первыми коснутся письма, отправленного вами в редакцию? Представляю вам этого человека: Лилия Ивановна Чубукова. Я зову ее Лиля по старой памяти, потому что оба в газету мы пришли молодыми. Два десятка лет, поднявшись на шестой этаж «Комсомолки» и проходя мимо крайней комнаты, я окликаю: «Лиля, какие новости?» Она отвечает всегда одинаково, всегда улыбаясь: «Новости? Да вот гора новостей!»
И в самом деле на столе всегда гора писем.
Ежедневно к редакции подъезжает машина. Из нее в руки Лили почтари отдают большой бумажный мешок — восемьсот — девятьсот, иногда и более тысячи писем. И вот Лиля стоит, подтачивает эту гору, определяя: это личное, это редактору, это в отделы, это отклик на конкурс, это особо срочное — на контроль. Тоненьким ножичком вскрывает она конверты, на карточке пишет номер письма и непременно шифр территории.
Я недавно узнал: вся страна для отдела писем редакции поделена на девяносто пронумерованных территорий. Москва тут значится под номером 1, Московская область — 2, Камчатка — 88, Белоруссия — номер 4, Харьковская область — 5 и так далее. Сравнительно «молодые» области Белгородская и Липецкая замыкают цифровой перечень, придуманный для того, чтобы легче было найти письмо при вторичном запросе, при переписке.
Лиля в комнате не одна. Рядом с нею «письмоводители» молодые, но Лиля («бабушка Лиля» — у нее уже внуки!) не только не отстает в деле, но и частенько материнским голосом говорит: «Девчонки!..» Это значит, что темп работы замедлился и надо встряхнуться…
На каждом производстве есть люди, которых так давно знают, с которыми на ходу столько говорено, что кажется: все тебе в человеке известно. Но вдруг какое-то слово, за ним неожиданный разговор, и человека вновь для себя открываешь.
* * *
Лидия Чубукова. Я зову ее Лиля по старой памяти.
Война началась, когда Лиля окончила семилетку. Вместе со взрослыми она тушила на крышах и чердаках немецкие «зажигалки».
А когда фронт подвинулся к самой Москве, из восьмого класса ушла на курсы почтовых работников. На Ярославском вокзале из пятнадцатилетних девчонок готовили поездных почтарей.
«Почтовый вагон мне показался похожим на улей — множество деревянных полочек-сот.
В каждую соту, пока идет поезд, надо из груды писем положить нужное. И не дремать, когда остановится поезд, — в одну минуту на какой-нибудь маленькой станции ночью надо взять с нужной полки письма и бандероли, принять местную почту. Скоро я поняла: люди в почтовом вагоне тоже похожи на пчел — в сутки спать приходится три-четыре часа».
Учил девчонок на Ярославском вокзале старик почтарь, начинавший работать еще в царское время. «В нашем деле география — главная из наук!» — говорил суховатый наставник. Сам он почтовую географию знал превосходно. Он знал, от какой станции письмо пойдет далее по реке, от какой его повезут на оленях, на лошадях; он знал расписание местных поездов, пароходов; знал, когда начинается навигация на реках, где и когда прекращается санный путь. Стоя у клеток, похожих на соты, он говорил: «Письма из ваших рук должны разлетаться, как птицы!» — и показывал, как должны разлетаться: полсекунды на чтение адреса, и письмо попадало в нужную клетку.
«И помните: в письме — человеческая судьба! Сейчас — особенно…» Такими словами старик закончил учебу.
Это было осенью 1941 года. С Ярославского вокзала поезда уходили тогда на север, северо-запад и на восток. На восток в почтовых вагонах ездили женщины, оставлявшие дома детей, — восточные линии были долгими, но неопасными. На опасных из-за бомбежек маршрутах работала молодежь. «Ни одна поездка в Мурманск или Архангельск без бомбежек не обходилась. Но особой опасности подвергался поезд Москва — Кобона».