К месту приземления парашютистов-диверсантов рота ошалело неслась сначала по шоссе, а потом по заболоченной лесной дороге, через сплошную стену воды вперемешку с градом. Хлестал неистово, не давая бежать, ветер…

В мирное время было много учебных тревог, и батальон часто совершал марш-броски. Но маршруты намечались для них обычно такие, что бежать было не очень трудно. Да и погода, как правило, выбиралась ясная. Рядом всегда трусил на своем красивом коне Похлебкин. Он и шутил, когда на душе у него было весело, а если боец начинал отставать, то обычно слышался его звонкий командирский голос: «Тяжело в ученьях, легко в бою!.. Напря-я-яжи-и-и-ись!»

Да, этот марш-бросок не походил на те, учебные. Град перешел в мелкий холодный дождь, когда вырвались из леса на ржаное поле. Тут роту поджидал парень на неоседланной лошади. В брезентовом старом плащишке, он выехал навстречу из-под одинокого столетнего дуба, избитого насквозь градом, с обломанными кое-где ураганом ветвями.

Рота на минуту остановилась.

Холмогоров, засовывая в брючный карман мокрую карту, слушал парня, который что-то объяснял, не слезая с лошади. Выслушав его, подозвал командиров взводов и, поставив перед каждым из них задачу, приказал Варфоломееву вести свой взвод к месту приземления парашютистов.

Дождь кончался. Но бежать было не легче. Мокрая одежда тянула к земле…

За Варфоломеевым бежали Зоммер и командир третьего отделения старший сержант Растопчин. Когда дождя уже не было, перешли на шаг, а вскоре стали. Парень объяснял, спешившись, где приземлились немцы. Приказав ему остаться на месте, Варфоломеев поставил задачу командирам отделений, и взвод, тут же разбившись на группы по три человека, цепью пошел прочесывать лес.

Зоммер шагал с бойцом Слинкиным. Пригибаясь, он всматривался в гущу леса впереди, изредка бросал взгляд по сторонам, где метрах в тридцати — пятидесяти маячили соседние группы.

К Зоммеру присоединился вскоре Буров, которого Холмогоров послал со взводом Варфоломеева.

Минут через двадцать вышли к болоту, узкой лентой преградившему им путь. Остановились, приглядываясь, как лучше перейти его, и тут Слинкин вдруг присел и вскинул самозарядную винтовку. Зоммер, тоже приседая, мгновенно увидел немцев и, бросив взгляд на политрука, который из-за ствола березы смотрел вперед, крикнул:

— Хенде хох! Руки вверх!

Немцы сидели под елью на другом краю болота, прикрывшись маскхалатами. Было их двое. Услышав крик, они мгновенно схватили автоматы и, полоснув на голос длинными очередями, стремительно кинулись в лес.

Слинкин нажал на спусковой крючок, но винтовку заело, и она не выстрелила. Матерясь что есть мочи, он бросился через болото. За ним, держа винтовку наперевес, рванулся Зоммер. Буров, провалившись в торфяное жидкое месиво по пояс, размахивал пистолетом и кричал им вслед:

— В обхват давайте! В обхват!

Вбежав в лес, Зоммер огромными прыжками понесся по следам немцев. Слинкин, о котором в роте всегда думали, что он может хорошо только петь, отплясывать барыню да играть на баяне, не отставал.

Когда впереди, метров с пятидесяти, ударили по ним из автоматов, они попадали. Зоммер прицелился в видневшуюся из-за старого пня голову и выстрелил. Голова скрылась, и стрельба смолкла.

— Ползи к ним слева, — негромко приказал Зоммер Слинкину, а сам все всматривался в пень и пространство вокруг него — старался понять: попал ли в немца и где второй?

Слинкин быстро пополз по-пластунски, чтобы оказаться у немцев слева. Буров перебежками кинулся вправо-вперед. Зоммер тоже, стремительно вскочив, сделал перебежку.

Из-за пня не стреляли. Слинкин вдруг закричал:

— Там один, а другого нет! Убитый, наверно, этот! — и, вскочив, побежал к нему.

Пуля угодила гитлеровцу в переносье. Он лежал, уткнувшись лицом в обросший мохом пень.

Буров приказал Слинкину остаться с убитым и побежал, махнув Зоммеру пистолетом, дальше. Но град кое-где уже стаял, и понять, куда направился гитлеровец, было трудно.

Они дошли до ручья и остановились.

— Бесполезно это, — проговорил Зоммер. — По ручью, может, пошел.

— Да-а, — неопределенно растянул Буров и посмотрел на ручей, который бурлил и пенился от стекавшей в него воды, как горная река. — Получается, этого он оставил прикрывать себя… вроде смертника.

— А мы тоже хороши, — сказал Зоммер, нахмурившись так, что над переносицей у него образовались две глубокие складки. — Пролежали там… Не догадались. Дали ему время уйти.

Они вернулись к Слинкину. Тот уже снял со спины убитого ранец с рацией, вывернул ему карманы и выложил все из них на пень.

— У него два документа, — проговорил Слинкин, поглядывая на остановившегося политрука. — По одному он Ганс какой-то… не разобрал, а по другому — гражданин Пскова Петров.

— Это они могут, — вздохнул Буров, думая, как поступить с убитым.

Сняв фуражку и почесав лысину, он посмотрел на Зоммера, склонившегося над документами, и сказал:

— Понесем его? Давайте пойдем на место сбора. Там и решим, что делать с трупом.

— Может, похоронные почести устроим… — на вид спокойно проронил Зоммер, а в душе его все вскипело: «Зарыть его, собаку, здесь, и только. Пусть гниет безвестным».

Зоммер взвалил немца себе на спину — и не такой уж оказался он тяжелый. Приказав Слинкину взять рацию и остальное, пошел к месту сбора взвода. Буров устало пошагал следом. Сзади тащился почти совсем выбившийся из сил Слинкин. Буров глядел на свисающие со спины Зоммера ноги гитлеровца, обутые в наши сапоги, на полу расстегнутого пиджака — он был одет в гражданское — и думал: «Оба немцы, а какая разница! Один прислужничал бандитам и погромщикам, а другой служит трудовому народу, воспитан в интернациональном духе… готов умереть за самые благородные идеи…»

Мысли его прервал Варфоломеев:

— Вот вы где? А мы ищем вас. Вы, оказывается, в сторону отклонились… Вон куда деранули! — И, уже подойдя совсем близко, объяснил, глядя на Бурова: — Я, как услышал выстрелы, всю цепь собрал — и к вам, а под елью только маскхалат. Туда-сюда, все запутали. Уж потом, когда снова стрельбу услышали, кинулись на выстрелы… да и блуждаем все вот.

Зоммер с отвращением сбросил со спины под ноги остановившемуся перед ним командиру взвода гитлеровца и отошел на шаг в сторону.

— Кто его? — спросил Варфоломеев.

— Зоммер, — поставив на мшистую землю рацию, пропыхтел Слинкин.

Зоммеру стало неудобно. Он глуховато пробасил:

— Вместе мы… Что там.

Бойцы обступили убитого. Разглядывали и удивленно и разочарованно — человек как человек, ничем от  л ю д е й  не отличается. Но и хмурились — это был  в р а г, тот, кто кого угодно из них мог застрелить, подвернись ему. И недоумевали — экий сморчок… и вот такие разбой какой учинили на планете!

Буров приказал Варфоломееву немца зарыть. Двое бойцов лениво начали копать малыми саперными лопатами землю. Остальные бойцы отошли в сторонку и, присев на корточки, отдыхали.

Возвращались в роту не спеша. Варфоломеев, видя, что люди совсем выбились из сил, разрешил идти, не соблюдая строй. Все пошли, разбившись на группки — товарищ льнул к товарищу.

Опять, как до грозы, светило солнце. Его горячие лучи падали на мокрую одежду, и она парила.

Взвод, не зная короткой дороги к шоссе, двигался по лесной тропе, которая крутила по скатам холмов, заросших редкой сосной и елью, выводила на опушки, бежала среди кустарника… Но идти было легко — каждому прибавляло бодрости чувство, что сделали они все-таки большое дело.

Зоммер шагал следом за Бреховым — помкомвзвода шел рядом с Растопчиным и слушал, как тот рассказывал, какие у них на Кубани бывают грозы с градом. Зоммер приотстал. Жалел, что упустили второго немца. Чутким слухом уловил, как за спиной Сутин тихо возразил кому-то:

— Все равно он свой по крови, а своего убивать всегда жалко…

Зоммер сразу понял: о нем. И как-то тяжело стало ему идти. Облепленные грязью сапоги прилипали к глинистой дороге. Остро, ощутимо возникла проблема: как на него, немца по национальности, смотрят теперь его собратья по оружию? Видят ли они разницу между ним, советским немцем, и гитлеровцами?.. «Если отшвырнуть в сторону эмоции, то мне, пожалуй, и доверять теперь нельзя. Тут Сутин, выходит, где-то возле правды, — болезненно сморщившись, так, что обозначились на щеках белые пятна, заключил Зоммер и вдруг, возмутившись, вскипел: — Чушь какая! Какое имеет значение, кто я по национальности! Надо мне в душу смотреть, а не на физиономию!..»