— Гостинец из Художественного театра.

Оказывается, в дерущихся зверей, чтобы разнять их, бросают театральные петарды, с виду напоминающие ручные гранаты.

— Открывай! — раздалась команда сотрудника. — И в отверстии стены, осторожно высовывая голову, одна за другой появились белые медведицы. Сверх всякого ожидания соскучившийся мишка не обнаружил желания драться. Лишь один раз он, вдруг ощерившись, с ревом бросился на испуганную новую самку.

— Миша, ш-ш-ш! — как-то особенно выкрикнул сторож. И под брюхом у медведя разорвалась брошенная петарда. Поджав зад, звери разбежались в разные стороны. Медведи так боятся взрыва, что иногда от одного лишь окрика: «Миша, ш-ш-ш» с ними делаются приступы «медвежьей болезни». Часа два около клетки бродил оставленный на карауле сторож с петардой в руках, а потом удалился, так и не пустив в ход своего оружия.

Последующие дни я с интересом наблюдал, как мишка неуклюже ухаживал за своей новой супругой. Он не отходил от нее ни на шаг. А когда, утомившись, она засыпала, ложился невдалеке и начинал катиться по направлению к ней. Докатившись, некоторое время делал вид, что спит, а потом кокетливо подталкивал ее плечом и будил. Тогда снова начинались игры. Напрасно первая жена старалась обратить на себя внимание мишки. Его оскаленные зубы и сердитый рев держали ее на почтительном расстоянии.

На «острове зверей» было еще одно помещение, отведенное для белых медвежат. Их было четверо. Младший, с большой головой на тонкой шее, курносым носом и лохматой спутанной шерстью, походил скорее на белого шпица. Самый взрослый напоминал настоящего белого медведя. Он все время стоял в четырех-пяти шагах от посетителей, у самого края неширокого рва. На лбу его я заметил над правым глазом косой глубокий шрам.

— С ледокола он, — сказал подошедший сторож.

— С какого ледокола?

— Ледокол «Седой» с экспедиции привез.

— Ну, а шрам откуда?

— А это он вырвался раз, да и бросился на палубе на команду. Разбежались все кто куда. Спасибо кочегару, не растерялся, выскочил из трюма, схватил топор и уложил замертво. Насилу отходили… Потом отдали нам, — заключил сторож свой рассказ.

В полдень медвежата волновались в ожидании еды, а пообедав, все четверо вповалку укладывались спать, издали походя на одного большого белого медведя.

Помещение рядом казалось пустым. Плотники, производившие в террариуме ремонт, выбегали наружу и, наклонившись над барьером, протяжно кричали:

— Ми-и-ша! А Ми-и-ша! Поборись!

На зов их из глубокой ямы в снегу поднимался огромный бурый медведь. Оглядев кричавших маленькими заспанными глазками, он неторопливо подходил к краю рва и некоторое время, казалось, раздумывал. А потом вдруг хватался передней лапой за локоть другой и с каким-то замысловатым движением головы и плеч делал вид, что кладет себя на обе лопатки. Исполнив номер, он так же неторопливо удалялся вглубь и, потоптавшись на снегу, укладывался спать.

Перед клеткой, находящейся несколько далее, рядом со входом в террариум, я провел довольно долгое время. В ней, как в общей камере, помещаются разного рода медведи: бархатно-черный уральский, бурые, несколько маленьких кавказских и, к моему удивлению, белый медведь. Нисколько не стесняясь неподходящим казалось бы для него обществом, он чувствовал себя превосходно, со всеми дружил, играл. В противоположность бурым медведям, всеядным, белый медведь — чистый хищник. Мне показалось странным такое мирное сожительство. Оказывается, медведи воспитывались вместе и с детства привыкли друг к другу.

Играя одинаково добродушно со всеми товарищами, белый медведь видимо только одного большого бурого медведя считал равным себе. С ним он не брезгал вступать в единоборство. Борьба велась по всем правилам искусства. Противники становились на задние лапы, обхватывали друг друга, пыхтели и кружились на месте как заправские борцы. Запрещенных приемов видимо не было. Даже «двойной нельсон» иногда пускался в ход, и крепкие медвежьи позвонки без труда выдерживали его. К зубам прибегали редко, разве только для того, чтобы подтянуть к себе убегающего противника. По силе бурый медведь уступал белому, но зато он более устойчиво держался на ногах. Ловкость у обоих была одинаковая: медвежья. Под хохот собравшихся зрителей борцы поочередно клали друг друга на обе лопатки.

Уральский медведь не принимал в борьбе никакого участия. Он предпочитал лежать отдельно, напоминая большого черного пса. По временам он вскакивал, подбегал к кавказской медведице, толкал ее боком и, делая вид, что убегает, мчался по площадке галопом, описывая большие круги. Медведи, несмотря на свой неуклюжий вид, в скорости бега не уступают самой резвой лошади.

Москвичам не приходится описывать кавказских медведей. Это их водят по площадям и бульварам поводыри, собирая толпы зевак. Кавказские медведи смышлены и смирны. Одну из медведиц зовут Зойка. Еще недавно Зойка свободно гуляла по парку и подпускала к себе сторожей. По пословице «с кем поведешься, от того и наберешься», она быстро переняла нравы медвежьего общества, в котором теперь находилась.

— Не войдешь, — уверенно говорит сторож, — задерет…

В еде Зойка не совсем аккуратна: она постоянно забрызгивала себя кровью. Тогда белый медгедь подходил к ней и усердно вылизывал ее густой мех. Эта забота о Зойкином туалете была не лишена некоторых корыстных расчетов: облизывая Зойку, белый пользовался кровью, до которой он такой охотник.

Медведи не лишены чувства юмора. Однажды я видел, как Зойка карабкалась вверх по обледенелому склону рва. Нужно сказать, что по этому склону медведи непрерывно скатывались вниз и так укатали его, что он стал похож на настоящую ледяную гору. Зойка карабкалась с трудом, скатывалась и снова карабкалась. Сидящий невдалеке бурый медведь с любопытством следил за ней. Когда Зойка казалось совсем достигла цели, бурый поднялся, схватил Зойку зубами за заднюю лапу, стащил вниз… и отошел в сторону. Глаза его лукаво блестели. Так повторилось несколько раз, пока Зойка с ревом не кинулась на обидчика.

Жили медведи дружно. За все время я ни разу не наблюдал серьезной ссоры, даже при раздаче пищи. Правда, хватали куски, ревели что было сил, но не дрались. Раз одна из кавказских медведиц подошла к бурому медведю, жравшему утробину, зарычала и отняла у него большой кусок. Тот даже не подумал прибегнуть к силе, чтобы защититься.

Если медведи разного возраста, такую уступчивость можно еще объяснить. Звери вообще питают большое уважение к старшим. Особенно это заметно у собак. Однажды вечером в цветнике Арбатской площади я видел, как маленькая толстая белая собачка с лаем кинулась из-под скамейки на проходившего мимо большого дога. И дог, который одним взмахом челюстей мог бы перекусить наглую собачку пополам, с визгом обратился в позорное бегство. В чем дело? — Очень просто: собачонка старше, и дог молчаливо признал за ней полное право кусаться.

Так же как и у людей, правом этим часто злоупотребляют. Редкая курица, например, если вы кормите ее вместе с цыплятами, сможет удержаться от искушения долбануть какого-нибудь из них в голову. Делается это не потому, что цыпленок виноват, а просто из принципа, из желания «поучить» молодежь. Бывают такие старухи: встретив детей, они обязательно скажут им что-либо неприятное, чтобы поучить, как нужно жить.

Медведей кормят по норме, что нисколько не мешает им попрошайничать, и надо сознаться, что делают они это мастерски. Становятся на задние лапы, машут вам «ручкой» или же садятся на снег и, ухватившись передними лапами за задние, раскачиваются как кресла-качалки. Растроганные зрители редко удерживаются от нарушения правил. Начинают бросать кусочки белого хлеба или конфеты прямо в бумажках. А некоторые, с умилением сказав: «Эх, надо бы ему что-нибудь дать», — нагибаются, ищут камешки и, нацелившись, стараются попасть в открытую пасть медведя. Что называется, вместо хлеба дают камень. Таких нещадно штрафуют.