Изменить стиль страницы

— Атлантида или нет, — заметил Хаукс, — я все же думаю, что землетрясение произошло в океане. Может быть, случилась подводная революция на вашем погибшем материке.

— Почему вы не запросили береговые сейсмографические станции?

— Я это сделал, мой мудрый друг, но эта нелепая волна попортила наш радио. Ну, я отправляюсь к своим спектрам. Если что-нибудь случится, капитан, известите меня.

* * *

После полудня море совершенно разорилось. Ветер был совсем слабый, и по небу бродили редкие облачка. Закутавшись в клеенчатый плащ, я смотрел с палубы на бушующие волны. Вдруг что-то мелькнуло в воздухе и тяжело шлепнулось на дек. Я обратил на это внимание Притчарда, который проходил мимо, легко балансируя на мокрой палубе.

Всемирный следопыт 1926 № 11 _24_str38.png
— Это кольцо похоже на серьги той девушки… девушки моих снов. — меняясь в лице, сказал Притчард.

Это было тело чайки. Очевидно, она умерла от удара о палубу.

— Бедная птичка, — сказал Притчард, беря ее, чтобы выбросить за борт. — Такая погода не для твоих полетов. Ого, что это такое?

Нечто вроде круглого кольца с крючком было продето около клюва чайки. Притчард отцепил его и передал мне.

Металл был до того обесцвечен, что я не мог узнать его, а гравировка была почти стерта.

Рассматривая кольцо, я заметил, что Притчард как-то сразу изменился: его глаза блестели, губы дрожали.

— Оно похоже на серьги той девушки… девушки моих снов.

— Чьи серьги, вы говорите? — спросил я.

Тогда он рассказал мне странную историю. Как я и подозревал, этот уэльский юноша был мечтателем.

С ранней юности его преследовала странная, болезненная навязчивая идея — лицо девушки. В детстве он видел его во сне, различал его в тени холмов и долин, в облаках, в бликах огня, в водовороте волн. Лицо всегда было одинаково, и он мне подробно рассказал о нем. Из его немногих слов я вынес впечатление, что девушка была исключительно красива: смуглая, нежная, гордая красота ее не была красотой англичанки.

Мне было немного неловко выслушивать страстные излияния уэльсца о его воображаемой любви; меня выручил голос капитана, окликнувший Притчарда. Юноша резко прервал рассказ и удалился. Я отнес кольцо Хауксу.

— Что вы думаете об этой штуке? — спросил я.

— Я должен исследовать налет, образовавшийся на нем, — ответил он, рассматривая кольцо в лупу. — Снаружи оно покрыто свеже-кристаллизованной морской солью, но под нею есть какая-то более прочная и старая основа. Посмотрим, что можно сделать.

К вечеру море еще больше разбушевалось, и волны достигли колоссальной высоты. Ни капитан, ни Притчард не оставляли мостика, а мы с Хауксом оставались в лаборатории, потому что передвигаться по яхте было затруднительно. К счастью, в лаборатории оказалась запасная койка, и я на ней устроился.

Проснувшись с первыми лучами солнца, я увидел, что Хаукс стоит около меня с кольцом в руке.

— Я таки узнал, — сказал он, — из чего оно сделано. Сверху был налет соли, под ним следы глубоководного ила, и я имею все основания предполагать, что оно пробыло целые века на дне океана.

Он протянул мне кольцо, вычищенное какой-то кислотой; теперь рисунок был ясно виден. Это была витая раковина Атлантиды.

— Чистое золото, — прибавил он, а затем повалился на свою койку и тотчас же заснул.

* * *

Вторично я проснулся в восемь часов и, заметив, что яхта стоит устойчивее, поспешил выйти на палубу. Море было спокойно, яхта стояла неподвижно, и перед нею, не дальше мили, возвышался маленький островок.

— Где мы находимся? — спросил я капитана.

— Я сам бы очень хотел это знать, сэр, но этого островка нет ни на одной карте.

Я подумал, что этот островок поднялся из воды, как результат сильного подводного землетрясения, все признаки которого мы наблюдали. Я припомнил рассказ пяти рыбаков, обнаруживших остров Догерти в полутора тысячах миль от суши, в южной части Тихого океана: этого острова, кроме них, никто и никогда не увидел.

Я тотчас же отправился просить Хаукса спустить шлюпку, чтобы исследовать остров.

Он очень рассердился, узнав, что уже так поздно, и поспешил наверх. Пересмотрев все карты, они с капитаном пришли к заключению, что остров, действительно, только что появился.

Была спущена электрическая моторная лодка, в которой поместились Хаукс,

Притчард и я, и мы помчались к острову. Темные скалы поднимались из моря, поблескивая на солнце. Мы некоторое время кружили вдоль берега, отыскивая удобное место для высадки.

— Мне кажется, что я знаю это место, — вдруг пробормотал Притчард, — Вход должен быть именно здесь.

Он был очень взволнован.

Всемирный следопыт 1926 № 11 _25_str39.png
Юноша карабкался по выступам скалы с такой уверенностью, точно знал их ранее.

Он вдруг резко повернул руль, и мы, обогнув угол скалы, очутились в маленькой бухте; закрепив лодку у скалы, мы вышли на берег. Поверхность острова составляла какая-то черная, твердая порода, обточенная и закругленная постоянным напором волн. В ней было много трещин, в которых держались лужицы воды и толстый слой ила.

— Эта порода не могла сформироваться под водой, — заметил Хаукс, — это стеклянная лава, которая несомненно образовалась под давлением атмосферы на поверхности. Если бы тут вмешалась вода, то строение ее было бы кристаллическим. Вначале она безусловно возвышалась над водой, затем затонула, а теперь вынырнула снова.

— Но почему ее не покрывают растения? — спросил я.

— Потому, что она поднялась из большой глубины. Растения не живут глубже тысячи метров; дальше идет уже ил, остатки которого мы видим в этих трещинах. Я хочу взять образцы его для исследования метаболизма амеб; ведь глубоководный ил скрывает первичные зародыши всех земных форм. Весь остров должен был быть покрыт илом, но вода смыла его, когда остров поднимался.

— Посмотрите-ка, что делает Притчард, — прервал я его.

Юноша карабкался по выступам вокруг скалы с такой уверенностью, точно знал их ранее. Не было ни малейших указаний на то, что этот путь приведет нас к вершине, однако, следуя за ним, мне не раз приходило на ум, что мы идем по остаткам ступеней архаической лестницы, стертой морем.

Мы подвигались за Притчардом все выше и выше, пока не догнали его на краю большой расселины скалы.

— Здесь должен быть мост, — сказал тихо юноша. — Правда же, здесь был прекрасный каменный мост, и на нем всегда стояла стража.

— Верно, — серьезно подтвердил Хауке, — вот и следы его.

И он указал на вырубленные углубления в скале.

— Но как же мы перейдем пропасть? — спросил я.

— Перепрыгнем! — воскликнул Притчард.

Но прыжок был неудачен, он не долетел до другой стороны расселины и упал вниз, хотя так ловко, что тотчас же вскочил на ноги и принялся карабкаться кверху.

— А мы перейдем менее рискованным путем, Джонстон, — сказал Хаукс, — вон там обрушилась скала и, завалив расселину, создала нечто вроде моста.

Мы стали осторожно переходить, при чем я чуть не свалился, потеряв на момент равновесие.

Притчард уже ждал на другой стороне и снова повел нас. Следуя за ним, мы скоро добрались до вершины, заканчивавшейся небольшой площадкой, в центре которой что-то возвышалось.

Притчард бросился туда, мы последовали за ним.

Подойдя ближе, я с удивлением увидел нечто вроде низкой круглой часовни с остроконечной крышей.

Фундаментом ей служила черная скала острова. Стены были сложены из красной стекловидной массы, а коническая крыша была совершенно прозрачная. Стены выглядели удивительно. Это было, без сомнения, произведение рук человеческих и, при том, — искусных каменщиков. Мы с Хауксом исследовали стену. Кирпичи, составлявшие ее, были так чудесно пригнаны друг к другу, что не оставляли щелей, в которые можно было бы воткнуть даже кончик ножа. Стена была точно литая, хотя ее сложили из отдельных кусков.