- И человека с ножом никак не назовёшь плодом пьяных галлюцинаций приятелей Сидорова, — за-думчиво протянула Синдия, наливая воды в гранёный стакан и отпивая несколько глотков. — Ладно, по-ложим, человек в маске, скачущий через скамейки, привиделся им после неумеренного возлияния. Шу-точки сказать, они выпили по две бутылки водки! Но и продавщицы в магазине, и охранник были абсо-лютно трезвы, и исчерпывающие показания мы получили именно от них. А они утверждают, что тоже видели убийцу в маске и хорошо запомнили всё, что он проделал. Так что мы имеем дело не с пьяным бредом сельских алкоголиков, а всё с тем же «человеком дождя».

- Да, его почерк, — покачала гудящей головой Иветта. — одному нанёс смертельную рану, второму одним ударом на бегу расквасил морду, разнёс фонарь — и всё это за считанные доли секунды и почти сразу исчез. Правда, на этот раз не совсем бесследно.

- Но этот след мало что нам даёт, — пессимистично махнул рукой Антон. — Идентифицировать по отпечаткам протекторов машину, а по машине преступника легко только у Чейза ! — Капитан запустил пальцы в волосы, окончательно взлохматив совершенно мальчишеские вихры, и заключил:

- Он набирает обороты. Наверное, надо доложить наверх, чтобы дело взяли под особый контроль. Надо сообщить в прессу, предостеречь население! Вы понимаете, насколько опасной становится ситуа-ция? Шутки кончились, всё серьёзнее некуда. Следующей жертвой может оказаться кто угодно, не только пьяница, бомж, наркоман или малолетний хулиган, а и любой нормальный человек, который не смог сдержать эмоций в сложной ситуации, закричал, выругался — и за это он может получить нож в спину. «Человек дождя» убивает тех, кто, по его мнению, плюёт на чувства окружающих и грубо нарушает по-рядок в общественных местах. Он не станет выяснять, почему человек кричит и ругается, а просто подой-дёт и ударит. Каждый, кто имеет привычку хотя бы иногда давать волю эмоциям в общественных местах, попадает в группу риска. А знаете, сколько таких людей? Почти весь город! Кто угодно может психануть, послать по матушке, и обозлить преступника! Пока мы держим дело в тайне, новых жертв будет много.

- Ты считаешь, что, если мы обнародуем наши заключения, народ перестанет материться и бузить на улицах? — иронически поджала губы Иветта. — а алкаши и бомжи, которые газетами только зад подти-рают? А малолетние придурки, которые едва читать умеют? Им всё пофиг, они сами для себя самые кру-тые, основные, хозяева жизни, отвязные перцы, в натуре, перед которыми все должны трепетать и голову не поднимать. На них наше предупреждение произведёт как раз противоположный эффект, они решат, что кого угодно маньяк может сделать, только не их, а он им в ответ насуёт ножей в глотки.

- И неизвестно ещё, как воспримут наше оповещение, — заключила Синдия. — террор поборника нравственности! Город под властью серийного убийцы, бросающего вызов беспорядкам! Убийца, кото-рый появляется и действует так быстро, что жертва даже не успевает понять, что обречена! Убийца, кото-рый сразу после убийства исчезает бесследно! Такая информация запугает людей. Кто-то, может, дейст-вительно поостережётся. Никому неизвестно, где в следующий раз появится убийца, где он появится, от-куда, и кто станет следующим в его мартирологе. И этим палачом может оказаться кто угодно, ведь мы не имеем на него ничего кроме следов от шин за автобусной остановкой!

Синдия умолчала о своих подозрениях насчёт Михаила. Она решила, что сама выяснит, насколько оправданы её догадки, потому что безосновательно обрушить на человека такое обвинение она не может. Это был один из главных принципов Синдии Соболевской, от которых она никогда не отступала.

После её последних слов в кабинете, который уступил им Марченко для работы со свидетелями, на-ступила тишина. Все трое хмуро думали о том, что было сказано, когда вдруг из-за двери раздались шум, галдёж и перебранка двух голосов. Сердито бубнил что-то Марченко, а ему возражала визгливая бабья скороговорка. Дверь с грохотом распахнулась, и вломились багровый, потный и запыхавшийся участко-вый и распаренная, исполненная решимости тётка неопределённого возраста в помятом несвежем шта-пельном платье, забрызганных свежей грязью резиновых сапогах и сбившемся на затылок платке. Участ-ковый остановился, шумно перевёл дыхание, вытер лоб рукавом потёртого кителя, поправил фуражку и сообщил:

- Вот… это… мать Сидорова. Я сказал, вы не принимаете, а она вот…

- А ты не командуй! — взвизгнула тётка. — Докомандовался уже! Сыночка моего, Славочку, у тебя под носом убили, а ты ни хрена не чешешься, обормот плешивый, чурка с глазами! Весь посёлок перере-жут, и то ты зад со стула не сдвинешь!

Марченко из бордового стал фиолетовым и уже разинул рот, чтобы достойно ответить хамке, когда Иветта вскочила и рявкнула командирским голосом:

- Прошу всех успокоиться! Гражданка Сидорова, вы имеете дополнительные сведения по рассле-дуемому делу? Садитесь и рассказывайте всё, что вам известно, и просьба воздержаться от излишних эмоций. Сочувствую вашему горю, но у нас работа и наше время регламентировано!

Этот окрик к удивлению Синдии возымел действие. Марченко из фиолетового снова стал просто красным и захлопнул рот. Сидорова, присмирев, грузно шлёпнулась на стул, ошалело глядя на эту суро-вую властную женщину с растрёпанными волосами, в яркой футболке и кожаных брюках. Сейчас эта женщина показалась Сидоровой большим начальством, перед которым лучше глотку не распускать.

Инцидент был исчерпан. Иветта села на своё место, положила перед собой диктофон и официаль-ным голосом сказала:

- Итак, гражданка Сидорова, будем оформлять добровольную дачу вами свидетельских показаний!

«Вот это помощница! — подумала Синдия, с удивлением глядя на Иветту. — никогда бы не поду-мала, что есть человек, способный так быстро справиться с такой скандалисткой!»

Она встретилась глазами с Антоном Платовым и прочла на его лице ответ на свои мысли: «А вы ду-мали! С Веткой не пропадёшь!»

Мать убитого Сидорова, Полина Макаровна Сидорова 1940 года рождения сказала очень много, но не сказала ничего по делу. Она длинно и путано рассказывала, каким сокровищем был её младшенький, Славочка, как трое старших детей разъехались по свету, и матери только открытки посылают, а Славочка от матери никуда, хороший парень, толковый, рукастый, выучился на токаря, хотел жениться на какой-то доярке Тоне, но в городе его поддела какая-то «лахудра крашеная» и оказалась, по словам Полины Мака-ровны, «стервой из стерв — ни прибрать, ни еду как надо сготовить, морду нарисует, юбку до пупа натя-нет и ковыляет на каблучищах», и именно из-за неё, по словам Сидоровой, Славочка и начал «с горя» вы-пивать. «Стерва» жена, вместо того, чтобы в два часа ночи встречать пьяного мужа, заботливо уклады-вать его в постель, а утром бегать за пивом, подала на развод с разделом имущества. «Адвоката, поди, подкупила, или ещё кого, квартира была хорошая, машина «семёрка», всё ей, язве отошло, или, Господи прости, натурой рассчиталась, они, судейские, до таких гулящих охочи»… — тут Сидорова поперхну-лась, запоздало спохватившись, что последнее измышление не стоило бы озвучивать при чиновницах из прокуратуры. После развода Славочка несолоно хлебавши вернулся в деревню и начал заливать своё горе немереным количеством спиртного, за что через полгода был уволен из мастерской по статье — по мне-нию Сидоровой, ужасная несправедливость: «Директор, гад, харю отожрал, дом двухэтажный выстроил, на машине нерусской ездит, ворюга, а на простых людей ему плевать, они ему как грязь стали, забыл, как сам когда-то бегал по деревне трёшки до получки сшибать, чурка с глазами!»