- Я думал, что спёкся, что не уйду от неё, — продолжал Павел. — Она классный профессионал. И главное, я знал, что не смогу ударить её, если бы она меня схватила. Даже не знаю, как бы я выкарабкался. Если бы не тот троллейбус… Так же и с Тошкой. Любому другому, кто за мной бы кинулся, я просто вломил бы, и вся недолга, но Тошка — мой друг, а Иветту я глубоко уважаю. Поэтому я приложил все усилия, чтобы они меня не достали. Я спасал их от себя. Я даже один раз пострадал из-за этого, когда убегал от Тошки, нарвался на пулю, правда, успел отклониться, но ребро мне раздробило.

- И как я тогда тебе поверила, что ты всего лишь ушибся в спортзале? — хмыкнула Синдия. — Ты не боялся, что у тебя задето лёгкое?

- Нет, я бы это почувствовал. Я хорошо знаю своё тело.

- И вот почему ты не обращался к врачу. Ведь он бы сразу понял, что это не обычный перелом, а пулевое ранение. Верно?

Павел кивнул.

- И сегодня ночью ты ушёл из-за этой самой боли?

Павел снова кивнул.

 - И Молоткова тоже ты?

- Я просто хотел дать ему по морде, чтобы он перестал орать на всё фойе. А тут снова накатило, сам не знаю, как нож в руку прыгнул…

Павел замолчал, достал сигареты и долго возился, закуривая. Синдия старалась не упустить ни одного его движения, и на всякий случай стараясь быть поближе к замаскированной кнопке сигнализации.

- Не волнуйся, — Павел заметил её состояние. — Я же сказал, что не причиню тебе вреда.

Он откинулся на спинку кресла, и его гибкое сильное тело расслабилось, сигарета между указательным и средним пальцами слегка дрогнула, и только тут Синдия заметила, как изнурён её приятель.

- Я, наверное, просто идиот, — вдруг сказал Павел. — Я не должен был давать слабину, если взялся за эту миссию, но… Я не смог абсолютно замкнуть свою душу, во всяком случае — от тебя. Я знал, что ты следователь, что ты расследуешь моё дело, но ничего не мог с собой поделать.

- Чёрт!!! — вскрикнула Синдия так, что Павел чуть не уронил сигарету себе на колени, а Джеймс отскочил и запрыгнул на спинку дивана. — Мы же все мозги сломали, думая, что Рейнмен — один из нас, потому что только мы в рабочих беседах называли его «человек дождя», а письма в «Мозаике» были подписаны Рейнменом. И я даже не вспомнила, что называла убийцу «человеком дождя» при тебе!

- С письмами я тоже свалял дурака, — признал Павел. — Просто хотел попытаться объяснить, почему я это делаю, чтобы меня в газетах маньяком и психом не называли, а потом ответы кретинские прочитал и обозлился, захотелось так не оставлять, чтобы им снова не захотелось хрень молоть. Эту Пурпурную Пантеру надо бы ремнём выдрать, чтобы месяц сидеть не могла…

- Не могу не согласиться, — Синдия даже поморщилась.

- Ещё этот Покемон, недоумок… Видите ли, он такой крутой, что на земле пьяный валяется. А Одинокому Голубю надо бы в пятак надавать за то, что он мне написал! Он меня что, знает? Чего тогда заявил, что я только болтать умею?

Синдия старалась, как могла проявлять сдержанность, но дурацкая привычка смеяться не вовремя снова подвела её. Павел удивлённо выгнул брови.

- Это был Антон Платов, — сказала Синдия, подавив хохот. — На самом деле он вовсе не думал, что ты пустозвон, потому что сам видел, на что ты способен.

Павел даже присвистнул:

- Так Одинокий Голубь — это Тошка? Что ж, признаю, он меня провёл. А неплохой у него эпистолярный стиль выработался! В школе он у меня сочинения списывал, а теперь и сам научился сочинять! Ты говорила, что вы пишете в «Мозаику» под никами, но не раскрывала их. Я все мозги сломал, пытаясь угадать, кто вы, но так и не докумекал.

- Я леди Вейдер, — ответила Синдия, — а Иветта — Чёрная Молния.

- Ясно. Можете гордиться, я так и не раскрыл ваше инкогнито.

- Ты тоже можешь гордиться. С апреля мы так и не получили улик, которые могли бы раскрыть твоё дело. Ты не попал ни в один список подозреваемых. Так что счёт в твою пользу.

- Был в мою пользу, — вздохнул Павел. — Что теперь? Тошке позвонишь, что поймала Рейнмена?

- Не знаю, — честно ответила Синдия. — даже не знаю, что делать.

Она ещё раз посмотрела на Павла и поняла, что не принимает той правды, которую так искала. И ещё острее сочувствует не жертвам Рейнмена, а ему самому, семилетнему мальчику, ставшему свидетелем убийства одноклассника, четырнадцатилетнему подростку, избитому дворовой «бригадой», восемнадцатилетнему юноше, на глазах у которого был убит его дядя, и наконец — сидящему перед ней двадцатипятилетнему молодому человеку с мускулистым телом, бесконечно усталым взглядом и седыми висками. Она не могла довести до конца дело и предать человека, доверившегося ей. Он любит её, он поверил ей, и она его не предаст.

Она не знала, как можно помешать правде выплыть наружу, но знала одно: накладывать на себя руки, предварительно убив Павла, она не будет. Жить ей совершенно не расхотелось. И любить тоже.

- Я боюсь потерять тебя, — сказал вдруг Павел. — Это единственное, чего я боюсь. На остальное мне наплевать.

Синдия подошла к нему, села на подлокотник его кресла и осторожно, не зная, как он отреагирует, провела ладонью по его волосам. Парень вздрогнул, но не отшатнулся.

- Дурачок, — вздохнула Синдия. — чего ты боишься? Не знаю, зачем я так стремилась раскрыть дело Рейнмена, если не собираюсь его завершать!

- Почему? — тусклым голосом спросил Павел, не шевелясь. — Что тебе помешает?

- Не что, а кто. Ты, да и я сама. Я ведь тоже не хочу тебя потерять.

- У тебя могут быть неприятности из-за меня.

- Откуда? Больше никто не знает всю правду! И не узнает, если я не захочу! — Синдия не знала, откуда у неё на языке взялись эти слова, но понимала, что они связали её обязательством на всю жизнь.

- Синди, — только и прошептал Павел, приподнимаясь. Он тоже не ждал от неё такого.

- Ты лучше скажи, что за машина стояла в Ударном, — ответила Синдия. Павел вопросительно посмотрел на неё, а Синдия уточнила:

- В Ударном, рядом с местом убийства Сидорова были найдены отпечатки протекторов машины, внедорожника среднего размера. Я предположила, что это «Нива 4 Х 4».

- Нет, это «Мерседес» М – класса, действительно не очень большой джип. Я его обкатывал на просёлках, а в Ударное заезжал передать посылку маминой родственнице и как раз собирался уезжать, когда появились эти пьянчуги. Сидоров — это ведь тот урод, который долг вымогал?

«Понятно, почему опросы жителей Ударного ничего не дали. Их спрашивали, не приезжал ли накануне убийства в село незнакомый человек, — подумала Синдия. — А про родственников из города мы не спрашивали, вот «ударники» нам честно и ответили!». — Да, он. Кстати, с ним я тебя понимаю.