— Что, меч вошел в голову, но не задел мозг? — поинтересовался он, делая шаг в сторону и бросок через себя. Однако, на сей раз его противник неожиданно проявил куда больше ловкости. Не разжав рук, Робин упёрся ногами в дверную коробку, воспрепятствовав броску.

— Ты думаешь, ты всё ещё треплешься с девчонкой, — фыркнул Робин, — Хе — хе.

Чезаре был жив, пожалуй, только по той причине, что чёрту требовалось время, чтобы, извиваясь ужом, добраться до части помещения под дверным проёмом, и увидеть Чезаре. Вот только, этого времени больше и не осталось. Не дожидаясь, пока оно кончится совсем, священник извернул запястье и выстрелил в дверную коробку рядом с ногами Робина. Он не ставил себе целью ранить его: если 'супергерой' так глупо подставился, значит, ботинки тоже часть сигмафина; однако расчет делался на то, чтобы нарушить устойчивость опоры и все же перебросить противника через себя. Увы, Чезаре снова недооценил его: хотя коробка, как и планировалось, раскрошилась, 'супергерой' ухватился ногами за своего противника. Лишь в последний момент кардинал успел подставить пистолет под удар лезвий, сверкнувших на белой перчатке. А вот удержать равновесие уже не удалось. Мгновение — и кардинал обнаружил, что лежит лицом вниз, а Робин сидит у него на спине, намертво блокируя правую руку.

— Не рыпайся, — фыркнул мертвец, явно получающий удовольствие от происходящего.

Это был очень сильный противник. Может, не будь у него сигмафинов, Чезаре и посостязался бы с ним, но сейчас он просто лихорадочно искал выход. Единственным найденным уязвимым местом были глаза, но до них сейчас не добраться: противник хорошо знал свои слабые места, это вам не безмозглый чёрт… Стоп!

Чезаре припомнил свою первую встречу с нечистью и 'божественное' сияние, с помощью которого он вселил веру в пострадавших. Впоследствии от этой иллюминации он отказался: не до того было, чтобы пользоваться дешевыми спецэффектами. Однако сейчас они вполне могли бы прийтись к месту…

Сосредоточившись, Чезаре создал самый мощный свет, какой только мог. Разумеется, никакого жара или еще чего‑нибудь там не было — просто слепящий и бьющий по глазам свет. Вся поверхность тела священника превратилась в гигантский прожектор, светящий в лицо противнику.

— Ах ты, паскуда! — выругался женским голосом Робин, нанося Чезаре довольно ощутимый удар в затылок.

Мужчина буквально чувствовал, как его противник вслепую нащупывает свободную левую руку священнослужителя. Выигрыш во времени не шибко большой, однако ощутимый и достаточный для того, чтобы что‑то предпринять. А для Чезаре это была целая вечность.

Где‑то позади взревел от ярости чёрт. Кажется, ему тоже перепало немножко 'божественного сияния'. И теперь эта нечисть явно хотела разбить столь яркую лампочку, отчего начала ломать здание с удвоенной силой.

Пользуясь тем, что сейчас противнику тяжело смотреть на него прямо, Чезаре нанес быстрый удар леской в лицо. Чем хорошо гибкое оружие, так это тем, что им не требуется тщательно целиться: если меч или пуля, пройдя чуть мимо прорези для глаз, не причинил бы Робину никакого вреда, то хлесткий удар вполне может задеть и уязвимую, и неуязвимую часть одновременно. Конечно, за все приходится платить: убить поверхностной раной при такой площади поражения невозможно, а покалечить — очень трудно… Но все равно, удар стальной леской в глаз — это очень больно.

Робин, однако, сам покинул свой насест, оставляя священника один на один с нечистью. Хруст ломаемых половиц, треснувшего дерева, крошащегося бетона и алебастра. Демон приближался. Перехватив больверк правой рукой, Чезаре выстрелил в оскаленную морду, но даже разлетавшиеся обломки костей и брызги черной крови не остановили продвижения демона. Когтистая лапа ухватила священника за ногу и потянула в подвал. Тот перехватил левой рукой крест… Но пустить в ход не смог.

Робин стоял во весь рост, намотав леску себе на предплечье. Именно он, резко рванув леску на себя, помешал воспользоваться крестом как следует. Рука священника всё ещё сжимала крест, но замахнуться и ударить не получалось. Хотя бы потому, что мертвец, один глаз которого кровоточил до такой степени, что залил белую одежду вора практически полностью, довольно умело контролировал единственную нить, соединявшую бойцов.

Чезаре дал новый залп, целясь в руку чёрта, и с некоторым уважением посмотрел на трофейное оружие.

— Внушительная штука, — заметил он, помахивая устрашающих размеров пистолетом, — Интересно, что бы я о ней сказал, если бы меня звали герром Зигмундом?

Учитывая ситуацию, он предпочитал пока что тянуть время, не переставая поддерживать сияние. Робин не стал отвечать на подколку, а просто изогнул руку, позволяя леске соскользнуть с предплечья. Будь на его месте кто‑нибудь другой, подобный трюк стоил бы ему кисти и содранной с руки кожи, однако преступнику это не грозило. Робин рассчитывал, что Чезаре уже не сможет противостоять тянущей его в подвал силе… И напрасно.

Всего четырех пуль хватило, чтобы отстрелить демону пальцы. Не давая противнику опомнится, Чезаре перекатился, одновременно уходя в слепую зону демона и прячась от Робина в подвал. Скрытный маневр оказался достаточно эффективен, чтобы обозлившийся чёрт сейчас искал кардинала на первом этаже, злобно рыча, фыркая и подставляя своё незащищённое брюхо, всё ещё находившееся в погребе. У священнослужителя вновь было небольшое преимущество первого удара, которое, ни в коем случае нельзя было упустить, неправильно выбрав момент и место этого удара.

Чезаре намеренно слишком громко топнул, чтобы противник обернулся к нему. Обусловлено это было не честностью, отнюдь не честностью. Просто для плана требовалось, чтобы демон смотрел в его сторону.

Дав чёрту себя заметить, добрый священник выстрелил в пах. Когда же чёрт взревел от боли, кардинал забросил ему в пасть крест. В полном соответствии с планом, ошалевшее чудовище проглотило его. Около трёх секунд оно стояло, не шевелясь, словно осознавая, что же с ним произошло, а вот затем… Оглушительно взревев, монстр забился в слепой ярости. К счастью, Чезаре успел выскочить из‑под удара, прикрывшись невидимостью. А затем… Стал ждать.

Сейчас время, как ни странно, в каком‑то смысле работало на него: вошел Робин не сказать чтобы очень тихо, а так как Ватикан — это не Венесуэла, США или Россия, здесь пальбу сложно назвать привычным и естественным звуковым сопровождением. Отсюда следствие: полицию наверняка уже вызвали. При всей ее любви успевать только к подсчету трупов, в государстве, не включающем и одного города, тратить время особо негде. В то же время, лишившись своего больверка, Робин едва ли сможет в одиночку тягаться с целым нарядом полиции: пусть пули его и не берут, но втроем — вчетвером скрутить вполне реально… А значит, с наибольшей вероятностью, он постарается покинуть место преступления до появления полиции — и после этого можно будет добить чёрта и выходить.

Существо очень зрелищно разваливалось на куски. Словно кубик рафинада, брошенный в воду. Сначала отвалилась рука, затем кончик хвоста, затем части шкуры, мышцы, ноги. И, наконец, в подвале остались только медленно рассыпающиеся куски демонической плоти, среди которых можно было усмотреть изрядно закоптившийся нательный крест.

Когда кардинал, тихо ступая, выбрался на первый этаж, Белого Робина уже не было. Надо ли говорить, что только сейчас мужчина услышал вой сирены, возвещающий о прибытии добропорядочных полицейских?

Дом Чезаре, меж тем, уже представлял собой готовую декорацию для игры в жанре постапокалипсиса или ужасов. Или в обоих жанрах одновременно. Половина полов была разбита, вся мебель попадала, кругом были кровавые разводы, следы прикосновений окровавленных ладошек, явно женских, судя по размерам. Словно этого всего было мало, вся квартира покрылась почти сантиметровым слоем пыли.

Вновь став видимым, священник поспешно сел на первый попавшийся подходящий для этого предмет. Высокое вдохновение битвы, читай адреналин, схлынуло, и теперь он в полной мере ощущал негативные стороны своего состояния. Нога, задетая выстрелом, болела, шрам от меча американца неприятно саднил, а 'форсаж', как всегда, оставил на память интоксикацию. Зато ему удалось сохранить больверк и шкатулку, сейчас скрытые невидимостью, — чего он, собственно, и добивался во время боя с Робином. У него были на них определенные планы… но делиться ими с полицией он отнюдь не собирался. В конце концов, Мария доверила ему свою тайну отнюдь не в расчете на то, что он растреплет ее всему городу или хотя бы всему государству…