писал: «…Против меня и — против двух ближайших соратников, — была развёрнута яростная атака со стороны новых политических сил, вышедших на общественную арену благодаря быстрым и благотворным перестроечным процесса, развернувшимся в 1985-1988 годах».[413]

Обычное проявление политической борьбы. Думал ли в марта 1985 года, что через пару с небольшим лет его будут вытеснять из власти примерно так же как он вытеснял других? А кто думает о плохом, взбираясь по чужим судьбам на вершину? И зря не думают. Ведь чем выше заберёшься, тем больнее падать.

Обычная подковерная борьба, которая одновременно (впрочем, кто обращает на такой пустяк внимание?) подрывала и устои власти в стране.

«Примерно со второй половины 1987 года постепенно начали вырисовываться мои разногласия с некоторыми членами высшего политического руководства, — писал. — Порой они носили частный характер, иногда затрагивали вопросы архипринципиальные. Но все больше и больше касались оценки текущих и завтрашних социально-экономических процессов».[414]

В 1988 году ситуация противоборства ещё более обострилась. Обострилась, в том числе, и для. «Летом этого года он столкнулся с дилеммой —, которые в Политбюро, в ЦК, в партии, даже уже и в обществе, „символизировали“ две линии перестройки. Оба боролись за, желая его видеть в качестве лидера свой линии, а он боролся за них, чтобы объединить в работе за свою, уже тогда „центристскую“ линию…».[415]

Логика борьбы вела к тому, что одному нужно было уходить. В этой борьбе оказался более искушённым, чем, который был более открыт и не скрывал своих позиций. Его соперник ( ), похоже, обострил отношения настолько, что просто вынужден был начать избавляться от.

Генеральный секретарь не спешил и отстранял поэтапно. рассказывал о нравах : «Показалось, что стал мешать — прекращается работа Секретариата ЦК, а заодно и руководство его заседаниями со стороны ».[416]

«Конечно, возникает вопрос, как же могло случиться, что после устранения со своего пути такой серьёзной помехи, как постоянно работающий коллективный Секретариат, не сумел избавиться о ? — задал вопрос сам и сам же отвечал. — Но ответ на этот вопрос весьма прост. И и отлично понимали, что не смогут поставить на Пленуме ЦК вопрос о том, чтобы вывести меня из состава Политбюро. Пленум их не поддержит. Более того, сама попытка поднять эту тему могла бы обернуться непредсказуемыми последствиями для её организаторов. хорошо знал, каким влиянием я пользовался у актива партии».[417]

4.7.7. Борьба за власть в окружении шла под флагом борьбы идеологий и взглядов на перестройку. Вся страна читала газеты тех времён просто запоем. Народ словно заразился новой болезнью, передающейся со скоростью стремительной эпидемии. А любая болезнь к добру не приводит.

Началась критика сталинизма, сначала под предлогом возращения к ленинизму. Время сталинизма, действительно, тогда уже прошло. Свою задачу он уже давно выполнил. Уже в 50-е годы нужна была другая, но взвешенная политика с плавным переходом к ней. Изменять нужно тоже осторожно, так как лекарства часто обладают побочными эффектами. Врач должен учитывать все аспекты здоровья пациента (а политик здоровье страны). Но осмотрительность не каждому дана. Кто же обращает внимание на осторожность в период острой политической борьбы? Тут думают, прежде всего, и почти исключительно, о сиюминутной личной выгоде. Ох уж эти личные амбиции!

В целом нужному процессу критике сталинизма был предан неоправданно сенсационный характер, что обычно даёт тактическую выгоду в ущерб стратегической перспективы. Никто из критиканов не пытался понять реальные причины, корни и особенности политики. Критика использовалась не для познания истины, а для её искажения в угоду сиюминутным интересам.

«Именно период с конца 1987 года и в течение большей части следующего гласность нанесла решающий удар по сталинской идеологии».[418] «К осени 1987 года в праворадикальной прессе стала чётко вырисовываться та линия, которую правильнее всего было бы назвать искажением, очернительством советской истории», — так охарактеризовал тот период. Разумеется, его политические противники называли это по иному. Но не в этом главное.

Как раз в нужное время (перед Всесоюзной партийной конференцией) произошло событие, сильно повлиявшее на расстановку политических сил.

13 марта 1988 года в газете «Советская Россия» была опубликована статья Нины Андреевой «Не могу поступиться принципами». По мнению «от Нины Андреевой в этой статье была только подпись, хотя последующие действия автора показали, что она полностью разделяет идеи, под которыми поставила свой автограф. Статья готовилась в аппарате ЦК КПСС, дорабатывалась в редакции, „помогали“ автору весьма квалифицированные гости, выехавшие в Ленинград».[419]

Заметим, что не все обратили внимание на эту заметную все же статью. Автор настоящей книги, откровенно говоря, прочитав эту статью, не придал её особого значения. К этому времени в отечественной прессе публиковалось столько всего разного и интересного. Так же пропустили её и другие. Но не все.

Приближённый Генерального секретаря Андрей Грачев обратил внимание на статью с подсказки ещё более приближённого «к телу».[420]

«Главная мысль статьи заключалась в призыве остановиться, оглянуться, внести коррективы в процесс обновления общества».[421] Это мнение лица, поддерживающего публикацию статьи, как повода для полемики.

Но дело не столько в поводе, сколько в реакции некоторых власть предержащих. Вот как выглядят события после указанной публикации «Советской России» в изложении сторонника : «Гласность замерла, а вымуштрованная пресса стала „во фрунт“. Некоторые республиканские газеты услужливо перепечатали статью, другие ждали развития событий. Оживившиеся партийные секретари слали в ЦК с мест телеграммы с горячим одобрение статьи от имени „трудящихся масс“. Создалось впечатление, что оставленный на капитанском мостике вахтенный рулевой скомандовал „полный назад“, и корабль начал послушно разворачиваться».[422]

Не все поверили, что автором являлась именно Нина Андреева.[423] Прозрачные намёка, как обычно, были направлены на второго человека в партии —. Его стали обвинять в заговоре, хотя имя прямо не указывали, но для понимающих (в том числе для, а может быть и, прежде всего, для него) все было ясно.[424]

Сам это напрочь отрицал это, говоря, что ознакомился со статьёй только после публикации, но признает, что на совещании редакторов посоветовал им прочитать статью.[425] Правда, уточнил, что не давал указание её перепечатывать.[426]

По возвращении в Москву состоялось заседание Политбюро, которое после сложного и бурного осудило публикацию статьи «Не могу поступиться принципами», но самого не в чем не обвинило.[427]

«…Способ реагирования оказался привычным (борьба с инакомыслием) и оформление получил в худших традициях стиля партийно-бюрократического аппарата».[428] Официальная партийная газета (а тогда ещё самая важная газета в стране) «Правда» опубликовала несколько разгромных статей с критиков позиции Нины Андреевой.[429] «Был запущен весь идеологический аппарат на разгром инакомыслия. Это было начало политического террора инакомыслия официальной властью. „Сталинистку Андрееву травили сталинскими методами в назидание всем“.[430]