Сэр Смоллуэйс руководит работами по определению размеров каменной глыбы. Глубоко в подземелье, при свете тусклых лампочек, собрались все герои подкопов и ударов из-за угла.

Четырьмя саженями выше, над этим местом, по залитой утренним солнцем Крепостной улице сонно бродит дворник с метлой, милиционер, стоя на углу, смотрит на большую тучу, заходящую с запада. Должно быть, дождь будет здоровый. — Пробежал мальчишка с пачкой утренних газет под мышкой, доносятся звонки трамвая, Азнефть развозит керосин, хозяйки возвращаются из утреннего путешествия с покупками, жизнь идет своим чередом. А бурав уже исправлен, исследование кончено, электрический крот поползет над камнем саженью выше.

Зачем же в задней комнате склада переодевается хозяин торгового заведения? Зачем снимает свою красную бороду? Неужели только затем, чтобы выйти на улицу, — подышать свежим воздухом? Нет, сегодня Брегадзе нужно поговорить с сэром Вальсоном. А ведь, пожалуй, не совсем удобно купцу Салтанову лезть в неуказанные никем для купеческих прогулок трущобы, где ждет его пара всегда готовых к его услугам, волшебных ушей.

Молодой человек в сером пальто и мягкой шляпе, с большими роговыми, медными очками на носу, вышел на Крепостную улицу из переулка, на углу которого любуется на тучу милиционер, и, постукивая тросточкой, гуляет теперь взад и вперед, мимо пустыря и развалин дома, где раньше жил Утлин… Наверное, свидание назначил кому-нибудь юноша. Ходит сначала медленно, потом скорее, и нетерпеливо с силой барабанит концом тросточки по земле. Постучит, постучит, постоит, насвистывая, видимо, прислушивается к гулко разносящимся по пустынной улице шагам прохожих, и опять ходит туда и сюда. Надоедливое, нервирующее занятие прислушиваться в ожидании даже к шагам любимой женщины.

Другой молодой, в таком же сером пальто, тоже в черепаховых очках, только ростом пониже и без тросточки, вот уже несколько минут наблюдает за первым. Неужели соперники? И какие бездельники могут назначать свидания в это время, когда уже все за работой… Первый все еще внимательно к чему-то прислушивается, второй к милиционеру зачем-то подошел, бумажку какую-то показал… Милиционер браво кобуру нащупал… Тот, с тросточкой, наконец, видимо, наблюдателя заметил, быстро оглянулся и большим размашистым шагом пошел… Без тросточки, — что-то крикнул ему, не слышит, шаг быстрей… «Остановитесь!» Этого он не мог не слышать — значит, милицейского приглашения принимать не намерен…

Резкий свисток. По тихой улице бегут — впереди высокий, в сером пальто, тросточкой помахивая, легким шагом. А поотстав порядочно, милиционер и другое серое пальто (очки уже в кармане). Эх, нет мальчишек почему-то, а то их шумная стая давно б — «держи!» — настигла длинноногого.

Но вот свистками привлеченная погоня растет, как снежный ком. Не уйти ему с тросточкой, не скрыться в переулке и не запутать проходными дворами.

Фью… Тросточка за забором сада, пальто серое комком на тротуаре позади. Все равно не уйдет. Из переулка навстречу те, что в таких случаях страшнее тигров в джунглях, — запоздавшие к даровому представлению мальчишки… Да и здоровенный милиционер далеко впереди, на углу решительно отстегнул уже кобур револьвера… Страшно пульсирует кровь в висках у беглеца: что делать? что делать? что делать?

До милиционера, до далекого угла двух улиц, — другой угол. Справа, — переулок. Крутой поворот, — взгляд назад… ох, еще хоть две, три минуты…

Эй, Брегадзе, стой! Внимание! Собери нервы. Выход перед тобой.

В переулке, около правого тротуара мирно замер большой сильный автомобиль, — ландоле, со знаком красного креста на дверках.

Двое, шофер и какой-то военный, копошатся около раскрытого койота машины, — видимо, потребовалось маленькое исправление. Исправление — потому что под опущенным верхом осталась только фигура пассажирки в белом; маленькое, — ясно, потому что мотор уже гудит; оба человека, бросив последний взгляд на его пульсацию, опускают капот.

Стой, Брегадзе, стой! Напряги все внимание! Ни секунды потерянного времени. Они еще не смотрят на тебя. Свободно можно вскочить в шоферскую кабинку и дать полный газ. Ты умеешь править автомобилем.

Э-эп! Поберегись!

Раз, два, руки на руле. Нога на педали, — пуск газа ножной. Дикий вскрик клаксона. Ужас на лицах шоферов. Бросок машины вперед… Пассажирка?… Э, черт бы драл всех пассажирок в мире, когда Брегадзе надо спасать свою шкуру. Вперед!

Эх… Давно жалеет запыхавшийся от быстрого бега Петров, что нет с ним верного Абрека… Пес пригодился бы гораздо больше переодевания в серое пальто и черепаховых очков. Вера с утра на базар взяла с собой тигрового кавалера. Он бы не выпустил этого изящного джентльмена с тросточкой, бродившего по Крепостной, возле дома № 7.

Но не до рассуждений на быстром бегу. Скрипят зубами преследователи. Автомобиль уже скрывается за углом. Нельзя даже выстрелить вслед. Не везет, не везет! О, постойте! Вот и удача!

Из-за угла навстречу другой автомобиль, еще более сильный. — Милиционер, свистите. Да свистите же громче, черт бы вас побрал! Стой, шофер! Стой, тебе говорят!.. Гражданка, выходите. Ну, скорей!

«Что такое? что такое? Почему это? Это же безобразие… Мой муж советский служащий, Промышлянский… В чем дело? Это нахаль…»

— Шофер, полный. Что? Красная черта? Ко всем дьяволам черту. Необходимо догнать их. Давайте, что можно. Газ, газ, газ…

Ко всем дьяволам черту! Ко всем дьяволам все правила езды по городу. Поноют искалеченные о стенки кабинки бока Петрова, двух милиционеров и какого-то, против общей воли ввалившегося в последний момент мальчишки, поноют потом, когда они возвратятся домой. Теперь же одна цель впереди. Клубы белой пыли, сначала по улицам окраины, потом на шоссе, за городом… Шофер, видимо, заразился общим напряжением. Как мертвый вцепился в руль, глаза уже не ищут манометра. Красная черта… Ха, ха, ха, хорошо строят машины за границей, но еще лучше на нашем красном «Большевике». Давно пройдена красная черта, бешеный храп мотора перешел в долгую ноту однотонного воя, от радиатора клубами пар. Но… Но как будто несколько больше стал теперь маячащий на дороге впереди столб пыли…

Что, неужели нагоняем? В такт бешеному биению мотора колотится сердце Петрова. Да, да, несомненно, догоняем… Ура…

Машины совсем близко. Кажется, только пыль разделяет передние колеса догоняющих от задних убегающих. Руль вправо. Надо не только нагнать, — обогнать надо. Беглец это чувствует и виляет по дороге, преграждая путь.

Куснуть готовятся наганы. Ветер, дунув, разогнал пыльный смерч; стрелять нельзя. В автомобиле беглеца совершенно неожиданное положение… К решительной пассажирке попал в шоферы Брегадзе. Ей не нравится загородная прогулка. Должно быть, стучала в окно, кричала, приказывала… А не слушается… Спустила раму и со всей силой отчаяния, — в волосы непокорного шофера.

Голова Брегадзе оттянута назад. Зубы судорожно сжаты… Что стоило бы ему одним движением рук?.. Но их ни на секунду не снимешь с руля на этом страшном стодвадцативерстном ходу… Сквозь рев машин: «Это он! он! Убийца!».

Еще секунда и пуля из браунинга Петрова пробьет шину, рядом бегущую…

Но не успел спуститься курок, как живая, шина ландо-лета прыгнула назад. Какая страшная сила нужна, чтобы обрезать ход, сразу после сумасшедшей скорости. На месте. Страшный толчок едва не сорвал с шасси автомобиль с красным крестом. Мощным ударом пассажирка сброшена с места: руки разжались. Голова Брегадзе освободилась из судорожно сжатых тисков.

Машина погони, как дикий кабан, не ожидавший внезапной остановки своей жертвы, молнией пролетела вперед. Стоп… стоп… Остановитесь, шофер!

Автомобиль затормозил в саженях 15-ти от ландолета. Когда Петров подбежал с браунингом в руке к дымящемуся красному чудовищу, — беглеца уже не было возле него. Пассажирка изнутри автомобиля пытается открыть прочно запертую дверцу… Сквозь окошко бледное, растрепанное, испуганное и яростное лицо… Петров замер на месте, как пораженный электрическим разрядом.