Высокий морально-боевой дух подводников особенно примечателен по той причине, что жизнь на подводной лодке была не только опасной, но и крайне неблагоустроенной. Во время похода не приходилось и думать о том, чтобы раздеться и отдохнуть. Сигнал боевой тревоги раздавался в любой момент, и вся команда (в среднем — 46 человек) должна была занять свои посты по боевому расписанию. Перед выходом в море отсеки лодки, и без того тесные, до отказа заполнялись предметами довольствия, различным имуществом, необходимым для похода, длившегося порой несколько недель. Находящиеся во всех отсеках продукты мешали личному составу передвигаться внутри лодки, особенно в первые дни. Запах продовольственных запасов преобладал над всеми другими. Носовой кубрик использовали для хранения торпед, из-за этого для команды почти не оставалось места: люди не могли не только выпрямиться, но и нормально сидеть. Небольшая по размерам лодка даже при незначительном волнении испытывала бортовую и килевую качку, а при шторме крен мог достигать 60 градусов^{522}.

Уже через несколько дней патрулирования одежда подводников становилась грязной; моряки ходили небритые, с засаленными заскорузлыми от морской воды волосами. Во время шторма холодная морская вода лилась в центральный пост, из туалета нечистоты струились в отсек, система отопления и вентиляции была примитивной — в лодке было то холодно, то нестерпимо жарко, и всегда сыро. Зато после каждого патрулирования (обычно оно длилось около месяца) подводники несколько недель отдыхали, для чего в их распоряжении были плавучая база и благоустроенные казармы; многие получали возможность съездить домой. Подводники считали себя цветом флота, «элитой в элите» немецких вооруженных сил.

Дениц однажды резко осудил командира подлодки, который в безнадежной ситуации выкинул белый флаг, и приказал впредь сражаться до конца в любой ситуации, ибо честь флота выше, чем жизнь отдельных людей. Такой ход мыслей импонировал Гитлеру и внутренне соответствовал его философии «борьбы до последней капли крови». Именно этим обстоятельством объясняется то, что при Денице Кригсмарине постоянно росли во влиянии, несмотря на то, что их военное значение неуклонно снижалось. Особенно отчетливо это сродство моральных позиций руководства флота и нацистской верхушки выразилось в обороне немецких укреплений во Франции в 1944–1945 гг. Во время этих ожесточенных боев немецкие моряки превосходили вермахт по боевому духу и стойкости. К примеру, комендант гавани Шербура капитан флота Герман Витт, когда сам порт был уже взят, а комендант города генерал-майор вермахта Заттлер приказал прекратить сопротивление, еще несколько дней продолжал руководить сопротивлением на внешнем моле гавани. Другой морской офицер, командир береговой батареи на скале у Сен-Мало Рихард Зойсс, со своими подчиненными сражался еще три недели после того, как сама крепость капитулировала. Ирония истории заключалась в том, что мужество этих моряков не имело никакого военного смысла. Но подобное поведение показало: моряки будут драться до последней капли крови^{523}. Руководителем обороны Тулона Гитлер назначил морского офицера, контр-адмирала Генриха Руфуса, что стало беспрецедентным случаем: крепости и их оборона были сферой компетенций вермахта. После этого опыта вице-адмирал Эрнст Ширлиц в августе 1944 г. был назначен комендантом Ла-Рошели, вице-адмирал Фридрих Фрезениус — комендантом Дюнкерка.

Крайне сложно ответить на вопрос, когда солдат должен прекращать воевать, или почему он отказывается это сделать — этот вопрос в разных армиях и в разных обществах решали по-разному. То, что наступает момент, когда боевые действия следует прекратить и спасать жизнь — признается ныне повсеместно. Ранее это, однако, не было очевидным — так, при взятии американцами Окинавы, из-120 тысяч японцев, защищавших остров, в плен попали только 106. Все остальные предпочли смерть в бою или самоубийство^{524}. Или другой пример — когда 27 мая 1905 г. адмирал Николай Иванович Небогатое отдал приказ о капитуляции перед технически превосходившим русские корабли японским флотом, то его за это судили и приговорили к смертной казни, высочайшим повелением замененной 10 годами тюрьмы. В точно такой же ситуации 8 декабря 1914 г. эскадра адмирала графа Максимилиана Шпее столкнулась с превосходящими силами англичан, и Шпее приказал сражаться до конца — погибло 2000 немецких моряков (у англичан — 3), спасся только один быстроходный немецкий крейсер «Дрезден». Осуждать же Шпее за исполнение им воинского долга также кажется неуместным.

Во время Второй мировой войны популярный у союзников за рыцарское поведение капитан немецкого крейсера «Эмден» Карл фон Мюллер, после того как попал под сильнейший огонь превосходящего по силе противника (австралийский крейсер Sydney), специально посадил крейсер на рифы, спася команду и повредив корабль, как и требовал устав. В ноябре 1939 г. капитан Ганс Лангсдорф взорвал в устье Рио-де-ла-Плата крейсер «Адмирал граф Шпее», сказав: «Тысяча живых молодцов мне милее тысячи мертвых героев». Напротив, «Бисмарк» за последние 90 минут перед гибелью выпустил 3000 снарядов — в чем был смысл совершенно бесперспективной борьбы? А что если бы адмирал Гюнтер Лютьенс вместо того, чтобы вести бессмысленную пальбу, дал английскому адмиралу Тови телеграмму о прекращении огня и о спасении команды? Этот риторический вопрос задавал единственный из переживших катастрофу офицеров «Бисмарка» — барон фон Мюлльхайм-Рехберг. Из 2221 человека команды «Бисмарка» выжили только 115. У англичан потерь не было. Эти жертвы были бессмысленными с точки зрения здравого смысла, зато в плане морально-политической мобилизации и с позиции пропаганды они были необходимы и полезны, поскольку погибшие герои продолжали воевать в сознании своих сограждан.

Вопреки очевидному провалу, — в феврале 1945 г. союзники потопили 17, в марте — 18, в апреле — 34 немецкие подводные лодки, — Дениц по-прежнему оптимистически оценивал перспективы подводной войны. Гитлер ему верил и в январе ждал 600–700 брутто тонн потопленных торговых судов союзников. Это были утопические ожидания — из 119 подлодок типа XX к маю 1945 г. в строю оставалось 2. Из 41 300 немецких подводников в живых осталось 25 870^{525}. Именно поэтому среди немецких военных героев подводники занимают особенно почетное место.

Как и летчиков, подводников чествовали как асов. В Первую мировую войну вслед за Ведингеном прославились и другие немецкие подводники: Отто Харзинг, Вальтер Форстман, Отто Штайнбринк, Вальтер Швигер (он потопил «Лузитанию»). И во Вторую мировую войну их достижения были впечатляющими: Отто Кречмер (с 4.10.1939 по 16.3.1941 потопил 47 судов, их тоннаж составил 274 386), Вольфганг Лют (с 18.1.1940 по 12.8.1943 — 47 судов — 225 756), Эрих Топп (с 17.7.1940 по 3.7.1942 — 36 — 198 658), Гюнтер Принн (с 5.7.1939 по 28.2.1941 — 30 — 186 253), Генрих Либе (с 6.9. 1939 по 8.6.1941 — 34 — 185 377), Генрих Леман-Вилленброк (с 1.12.1940 по 9.3.1942 — 25 — 179 212), Виктор Шютце (с 1.10.1939 по 29.6.1941 — 34 — 174 896)^{526}.

Несмотря на эти фантастические цифры, союзники возобладали над немецкими субмаринами, во-первых, с помощью научно-технических достижений в области вооружений и оборудования (радиолокаторы на самолетах, эффективные гидроакустические приборы на кораблях, гидроакустические буи, размагничивание судов, устройства против акустических торпед, новые глубинные бомбы). Во-вторых, путем применения более эффективной оперативной тактики: взаимодействия быстроходных надводных кораблей и авиации. В-третьих, с помощью огромного выпуска грузовых судов в США^{527}.