— Неужели нужно быть такой рассудительной?

— Пришло время хотя бы кому-нибудь из нас проявить благоразумие. Я почти рада тому, что Фиона все узнала. Теперь наконец-то я вижу все в истинном свете.

Он начал целовать ее с вновь обретенной страстью, и она не нашла в себе сил оттолкнуть его — откровенно говоря, она и не желала этого делать. Как бы ей хотелось не вести себя столь рассудительно и осторожно, найти мужество открыто жить с Нейлом, не беспокоясь о приличиях и о том, что скажут люди. Или проявить твердость, подобно Джону, и без колебаний расстаться с тем, кого любила.

Но она была такой, какой была. Элис Лэйси, у которой было четверо детей, которая жила на Эмбер-стрит, в Бутле, и владела парикмахерским салоном. Элис знала, что ей никуда не уйти от этих простых фактов, потому что в глубине души она и не хотела этого. Она сама была себе судьей и тюремщиком, связанной цепями собственных обещаний, разорвать которые она не сможет никогда. Даже ее любовь к Нейлу — намного более сильная, чем мог предположить Нейл, да и она сама, не в силах изменить ее.

Он отнес ее на руках в спальню, и она не протестовала.

— Вчера вечером мы не знали, что больше никогда не сможем любить друг друга, — прошептал он, — и я хочу, чтобы последний раз стал особенным. Обещай, что никогда не забудешь меня, Элис.

— Обещаю, — ответила она и заплакала.

Час спустя Элис тайком выскользнула из квартиры, оставив там безутешного возлюбленного и частичку себя.

Она молилась, чтобы к Нейлу поскорее вернулось здравомыслие, чтобы он понял, что напрасно терял время с женщиной, которая не желала появляться с ним на людях, с женщиной, которая не могла выйти за него замуж, не могла родить ему детей.

Боже, она никогда не сможет забыть его, думала Элис, спеша домой и глотая слезы.

Она ускорила шаг. Нейл был не единственным человеком, из-за которого она проливала слезы. Прошел целый день, а от Фионы не было ни слуху ни духу. Может, она уже вернулась домой…

Но когда Элис добралась до Эмбер-стрит, Фионы там не было. Ее встретили встревоженная Орла и Маив с Мартином, которые ходили в кино и вернулись пораньше узнать, не появилась ли Фиона.

Единственным, кто сохранял внешнее спокойствие, был Кормак.

— С ней все будет в порядке, — уверенно сказал он. — Наша Фиона самостоятельно справится лучше любого из нас.

— Почему ты так думаешь, сынок? — с любопытством спросила Элис.

— Потому что она несчастлива, в отличие от нас. Она ищет то, что мы уже нашли. Разумеется, она может вернуться сегодня или завтра, но если она сумеет продержаться, я сомневаюсь, что мы скоро ее увидим.

Слова сына не улучшили настроения Элис и не добавили ей бодрости духа.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Девушка, которая на следующее утро подавала Фионе завтрак, была гораздо любезнее женщины, с которой она встретилась прошлым вечером.

— Как приготовить для вас ветчину, дорогуша? — спросила она, мило улыбаясь и убирая миску с кукурузными хлопьями. На вид ей было около восемнадцати, некрасивая, но с огромными бархатно-коричневыми глазами. Ее каштановые волосы были подстрижены неровно и неаккуратно, словно она обрезала их сама.

— Ну, не слишком зажаривайте.

— Отлично. Средней поджарки, так? Одну секундочку.

Столовая представляла собой такое же жалкое зрелище, что и спальня, может быть, даже хуже, над камином, наглухо закрытым решеткой, висела навевающая тоску картина с изображением какого-то оленя на фоне леса. Кроме Фионы, здесь завтракали всего пять человек: семейная пара средних лет, две девушки-китаянки и пожилой мужчина, который пожелал ей доброго утра, когда она вошла.

Фиона села у окна и заказала кукурузные хлопья, яичницу с ветчиной и чай. Продемонстрировав, что способна управиться хотя бы с такой малостью, она с удовлетворением почувствовала себя взрослой.

Девушка принесла на тарелке кусочек розовой ветчины, аккуратно поджаренные яйца, половинку помидора и подставку с четырьмя треугольными гренками. На столе уже стояли блюдце, где лежали несколько твердых кусочков масла, и крохотная корзиночка с мармеладом.

— Благодарю вас, на вид все замечательно.

— Будем надеяться, что и на вкус все окажется столь же замечательным.

— Просто великолепно, — похвалила Фиона, когда девушка подошла снова, чтобы забрать у нее тарелку. В столовой остался только пожилой мужчина, который кончил есть и теперь курил сигарету. — То есть я хотела сказать, что на вкус все было так же здорово, как и на вид. Вы и готовите сами, и обслуживаете постояльцев? — Для одной девушки, к тому же такой молодой, работы было, пожалуй, слишком много.

— Только по воскресеньям, когда гостей не так много. У вас отпуск?

Фиона и сама толком не знала, зачем она оказалась здесь.

— Сегодня я пойду поглазеть на достопримечательности, — заявила она, что вряд ли можно было считать ответом на вопрос. — Я подумала, мне стоит начать с Марбл-арч и двинуться через Гайд-парк.

— Замечу, что для этого сегодня потрясающий денек. Надеюсь, вы увидите все, что хотите. Да, кстати, миссис Флауэрз хочет знать, останетесь ли вы еще на одну ночь. Она сказала, что вы заплатили только за одни сутки.

Для женщины, состоящей из одних углов, имя Флауэрз было самым неподходящим [5] .

— Да, это правда, я не была уверена, что задержусь здесь. Я определенно останусь еще на одну ночь. Я заплачу, когда буду уходить, если вы не против.

— Нет, что вы, все в порядке.

Денек и в самом деле выдался замечательным, подумала Фиона, выйдя на улицу. Откуда-то до нее донесся запах цветов, хотя поблизости не было ни одного дерева. На вокзале Юстон-стейшн она купила путеводитель — еще одна ненужная трата денег, если она не собиралась оставаться, — и нашла ближайший вход в метро.

Фиона почувствовала прилив гордости, оттого что сумела добраться до Марбл-арч, и вышла на солнечный свет, который показался ей еще ярче после непродолжительного пребывания под землей.

В парке собрались толпы людей. Она заметила нескольких мужчин, которые, взобравшись на ящики, громогласно вещали каждый о своем — если верить путеводителю, это был Спикерз-корнер. Один из мужчин, кажется, утверждал, что земля плоская. Фиона послушала несколько минут и решила, что он рехнулся. Она уже собралась отправиться исследовать обширные зеленые пространства Гайд-парка, как вдруг на краю толпы увидела женщину-оратора в окружении дюжины мужчин, которые набрасывались на нее с такой яростью, что голос бедняжки тонул в потоке летевших в ее адрес оскорблений.

— Почему, скажите на милость, женщины не могут получать столько же, сколько и мужчины? — вопрошала женщина, демонстрируя прекрасное произношение. — Равная плата за равный труд. Это уже стало правилом в государственном секторе, в управлениях по делам газоснабжения и электрификации, так почему же в частном секторе должно быть по-другому?

— Ерунда! — взвыл какой-то мужчина. — Не вижу в этом никакого смысла.

— Женщины — слабый пол. Куда им угнаться за мужчинами, они делают вполовину меньше, — поддакнул ему другой.

— Теперь вы говорите ерунду, — возразила ему женщина. Казалось, ее нисколько не смущала агрессивность аудитории. Она была очень высокого роста, с пронизывающими черными глазами и начавшими седеть волосами. — Во время войны женщины выполняли мужскую работу. Они работали на токарных и сверлильных станках, они клепали и сваривали…

— Они трахались, — вставил один из мужчин под одобрительный гогот остальных.

— Они водили грузовики и трактора, — продолжала оратор, словно не услышав последней реплики, — они вскапывали поля, сажали кукурузу, служили в армии, в авиации и во флоте, работали в полевых госпиталях, доставляли почту…

— Снимали трусики, — выкрикнул тот же мужчина, и снова его слова приветствовал оглушительный хохот.

— Почему бы тебе не снять твои , дорогуша? Нам было бы на что посмотреть.

— Да она просто жалкая лесбиянка. Держу пари, она занимается этим только с другими женщинами.