КАМАСУТРА ДЛЯ КАМИКАДЗЕ

http://barrayar.slashfiction.ru/index.htm

Автор - Жоржетта

E-mail - [email protected]

Фэндом - мир Буджолд

Пэйринг: барраярец/цетагандиец

Слэш. Рейтинг PG-13.

Первое место на конкурсе Russian Slash&Yaoi Award - 2005.

Иллюстрации к фику:

Камасутра для камикадзе _0.jpg
и
Камасутра для камикадзе _1.jpg

Осенним листом -

Мертвым, увядшим, жалким -

Падает флаер...

Скажете, не слишком изысканно? Соглашусь. Талантом стихосложения я обделен, даром что созвездие моей досточтимой прабабки не раз рождало аут-поэтесс, достойных Райского сада. Да и время для стихов было не самое подходящее. Мой подбитый флайер планировал вниз. Жить ему оставалось ничтожно мало, а мне самому - лишь минутами дольше. Все способы подчинить себе непокорную машину я безуспешно перепробовал, и оставалось лишь препоручить душу благоволению предков. Смерть назначила мне свидание внизу, незримой тенью маяча за спинами партизан-барраярцев. Я приготовился продать свою жизнь как можно дороже, хотя рассудок прозаично подсказывал: их командир предпочтет не ввязываться в перестрелку и расстреляет упавший флайер врага из укрытия. Да станет он мне погребальным костром!

Увы, зря я мечтал удостоиться красивой и быстрой смерти. Разбиться, рухнув с небесной высоты, было бы тоже изящно. Но антигравы мягко вели поврежденную машину к земле, перекладывая ее с ладоней одного воздушного потока на другой, и я самонадеянно решил, что дотяну до посадки. Встретить врагов в сознании и готовым к гибели в бою; взглянуть в глаза вечности и самому пригласить ее на последний танец - какой мужчина и воин в силах устоять перед этим искушением? Но госпожа удача, кокетливая, как все женщины, лишь делала вид, что благосклонна ко мне: метров за десять до поверхности антигравы отключились, и мертвая груда железа беспомощно рухнула вниз. За миг падения я не успел даже потянуться за игольником и последнее, что запомнил, - стремительно надвигающуюся приборную панель.

Вынырнув из досадного беспамятства, я предусмотрительно не спешил открывать глаз. Судя по ощущениям, я полусидел, опираясь лопатками на нечто холодное и угловатое. Я немедля попытался опереться на руку и сменить положение, однако не сумел. Ощущение опасности, пришедшее ко мне вместе с сознанием, не обмануло. Руки и ноги чувствительно онемели, но это было не причиной, а следствием моей беспомощности: я оказался связан. Гем-офицер не позволяет себе жалоб на превратность судьбы, однако от вздоха я удержаться не смог: увы, славная гибель не пожелала ко мне снизойти, и я, несомненно, в плену у барраярцев. Пришлось откинуться назад и не тратить сил на бессмысленную борьбу, тем более что вместо нормальных силовых оков у местных были в ходу жесткие и негигиеничные ремни подозрительного вида, возможно, изготовленные из трупов местных животных.

Закат уже догорал, как должна была бы догорать моя несчастная машина. Флаера не было видно - я подозревал, что меня успели изрядно отнести от места падения. Как ни был я заворожен ожиданием близкой гибели, но память сохранила, что снижался я над лесом. Сейчас же в одну сторону простирался поросший кустами каменистый склон, с другой же за обрывом открывалось небо, расчерченное фантастическим гримом облаков: шафранных, алых и пурпурных полос. Шафран и пурпур - цвета клана моей матери. Было символично, что они провожают меня на закате жизни.

На фоне этого совершенного великолепия красок расхаживающие по краю уступа барраярцы в своих серовато-бурых плащах казались вопиюще неуместными. Но именно они были суровой реальностью, а прекрасный закат - лишь последним подарком судьбы отпрыску клана Рау. Один из барраярцев подошел поближе, заметив, что я шевельнулся. Из-под суконного плаща блеснули офицерские знаки различия на воротнике мундира. Он потянул меня за плечо, усаживая ровнее: - Пришел в себя, капитан? Слышишь меня?

Я не успел ответить. Тело оказалось не столь безупречно, как готовый к испытаниям дух: изображение перед глазами вдруг поплыло, а меня замутило настолько внезапно и резко, что единственным разумным поступком было покрепче стиснуть зубы.

- А его крепко приложило. Были бы мозги - точно случилось бы сотрясение, - прокомментировал кто-то из солдат. У барраярцев иногда встречаются до чрезвычайности странные обороты речи. Вот этот, например, неоспоримо свидетельствует о генетических экспериментах тех времен, когда они еще не впали в дикость, по выведению подвида пригодных к опасным работам микроцефалов. Сравнение гем-лорда с подобным созданием показалось бы мне унизительным, если бы я не знал: глумление над врагом является частью их привычных воинских обрядов.

Сотрясение, несомненно, присутствовало, как ни оспаривали это невежественные барраярцы. Единственным известным мне способом бороться с подступающей тошнотой было полуприкрыть глаза и часто, размеренно дышать. Конечно, барраярский командир мог принять это за испуг или нарочитое презрение, но вывернуть весь свой обед на его сапоги и мой собственный мундир было бы с моей стороны еще большим неуважением и к тому же вопиюще неэстетично.

Сквозь густые ресницы я внимательно разглядывал своего последнего противника, невольно гадая, какую же смерть он мне предназначает согласно их суровой варварской традиции. Как источник сведений я вряд ли могу быть ему полезен: к суперпентоталу у любого из Корпуса Разведки аллергия, пытки же я надеялся выдержать с честью, как того требует офицерское звание и титул гема. Я ведь очень упрямый человек. Как говорит в минуты доверительной беседы мой родич и покровитель, гем-полковник Рау: "Мальчик мой, будь у тебя ума столько же, сколько упорства, и будь ты честолюбив так же, как хорош собою, ты давно бы уже служил в самом Райском Саду". Что ж, это чистая правда: дядюшка знает меня слишком близко, чтобы не ошибаться в подобных суждениях. С одной стороны, сделай я карьеру позначительнее, меня бы не отправили в экспедиционный корпус на колониальную войну, и я не лежал бы сейчас на земле, связанный, в плену у аборигенов. Но с другой стороны, для молодости - ведь мне всего сорок два - естественны романтизм, жажда подвигов и стремление к риску. Увы, дожить до зрелых лет мне явно не суждено.

Смерть не пугает.

Но само ожиданье

Смерти страшнее...

Я сглотнул, придавая голосу ту ясность, которая единственно приличествует сыну гем-клана в его последний час, и твердо отчеканил: - Я центурий-капитан Рау, офицер вооруженных сил Империи Цетаганда, мой армейский номер 2362-6784-223. Я служу моему Небесному Господину, и умру за него. Больше я ничего не скажу.

- Что ты центурий-капитан, у тебя на лбу написано. - Барраярец почему-то развеселился. Странный народ - смеяться над вещами очевидными и естественными. - Так. Как там с вами надо по всей форме? Э-э... ага, вспомнил. Имя мое тебе знать не обязательно, так что... "Как равный тебе по роду и знатности, именем моего сюзерена и императора Барраяра Дорки объявляю тебя своим пленником и согласно кодексу войны жду от тебя повиновения в обмен на свое покровительство". Дурацкая формулировка! Все равно, станешь номера откалывать - убью.

Должно быть, сотрясение мозга притупило мою всегдашнюю сообразительность. Смертнику под страхом смерти же запретили вещь непостижимую: откалывать номера. Откалывать - значит с камня. Зачем на скале номер и к чему он может мне понадобиться в мой последний час? Я недоуменно вдумался в сказанное, силясь понять его смысл.

Неправильно истолковав мое недоумение, барраярец решил объяснить: - Ты везучий, гем. Вовремя мне попался. Скальп свой сохранишь в целости - попробую тебя через пару дней обменять на одного хорошего человека...

Сказать, что я оторопел, - значило не сказать ничего. Выходит, барраярец понимал, что именно он сейчас предложил, и действительно подразумевал плен по всем правилам, а не варварскую казнь. Какое же чувство мне сейчас подобает испытывать? Стыд от того, что он может не соблюсти церемоний и на мое имя все же падет позор плена? Облегчение, поскольку я остаюсь в живых, чтобы и дальше служить моему императору и роду? Гордость, что меня сочли достаточно ценным для получения выкупа за мою жизнь? Опасение, что враг передумает? Интерес к барраярцу, который, вопреки их обычной дикости, сведущ в тонкостях воинского этикета? Грешно признаться, но единственным моим ощущением было сейчас оторопелое любопытство: "что же будет дальше?"