Маленький хищник ныряет в снег. Он спешит к добыче под снегом. Его не видно и не слышно.
Шумно взлетают перепуганные куропатки. Одна из них бьется в зубах зверка.
Горностай — смелый охотник. Его не смущает величина добычи. Что из того, что куропатка во много раз крупнее, — горностай нападает даже на зайца. И, сколько ни мечется заяц, впившийся в его горло охотник не выпустит добычи.
Как и горностай, ласка была рыже-коричневой летом; как и горностай, она побелела на зиму. Различать этих двух маленьких зверков легко. Мелькнул среди валежника маленький белый зверок, скорей глядите на его хвост. У горностая кончик хвоста черный, у ласки весь хвост белый.
Зимой ласку всего легче найти близ жилья. На зиму многие мыши с поля переселяются поближе к человеку. Их манят скирды и стога, сенные сараи, конюшни. Здесь везде найдется мышиная еда. За мышами переселяется к жилью и ласка: охотника привлекает добыча.
Бывало, рассказывали, что иной раз лошадь в конюшне мучает по ночам домовой. И гриву-то всю у лошади перепутает, и мылом лошадь покроется. «Как же, — говорит такой рассказчик, — своими глазами видел. Пришел утром в конюшню, а лошадь в мыле, грива перепутана. А ночью слышал: что-то уж очень беспокоилась лошадь в конюшне, „топтала“». Были люди, которые верили этим сказкам.
Домовой в конюшне — ласка. Мыши бегают к лошадям за овсом. Ласка охотится на мышей: где много мышей, там и она. Мыши подбирают овес в кормушке, и сюда же заберется ласка. Иногда прыгнет несколько раз и запутается в лошадиной гриве. Лошадь перепугается, начнет биться, покроется «мылом». Вот и сказка про домового готова.
Самое забавное в этой сказке — время, когда домовой в конюшню заглядывает. Сколько ни стоят лошади в конюшне летом, домовой их не трогает. Только зимой ему в конюшне нравится, дома под теплой печкой не сидится. Чудак этот домовой! А разгадка простая: ласке летом конюшня не нужна.
Далеко на севере живет полярная родня лисицы — песец. Наша лиса и зимой рыжая, только гуще и пушистее у нее зимний мех. Песец на зиму переодевается. Летом он бурый, зимой — белый и пушистый. Только три черные точки у него остаются: два глаза и кончик носа. Такие же черные точки есть и у горностая и у ласки.
Самого песца на белом снегу сразу не разглядишь. Три черные точки — примета для опытного охотника. Пусть только песец в его сторону посмотрит.
Белый медведь круглый год белый. Там, где он живет, лето такое короткое, что не успеешь летнее платье надеть, как зимняя шуба понадобится. Так и живет белый медведь всегда белым, не переодеваясь. Да и песец в летнем платье совсем недолго ходит.
Белому на белом нехитро спрятаться. Можно прятаться и по-другому. Яркая, пестрая окраска тоже может оказаться шапкой-невидимкой.
Длиннохвостая сорока окрашена в два цвета — черный и белый. Птица не маленькая, окраска и яркая и пестрая. Может ли сорока при такой окраске стать невидимкой?
Оказывается, может.
Не удивляйтесь этому. Сделаться невидимкой, стать малозаметным можно по-разному.
Вы видели танки, военные машины, пушки, разрисованные темными пятнами. Зачем их так выкрасили? Чтобы сделать незаметными. Издали такую пеструю пушку не сразу разглядишь. Темные пятна словно разбивают ее на отдельные куски. Фигура пушки исчезает. Пушки нет — видны лишь отдельные пятна.
Поглядите на черно-белую сороку на белом снегу.
Снег — белый. Белое сливается с окраской снега, черное хорошо заметно. Но ведь черные-то у сороки только отдельные части. Фигура птицы исчезает.
Сороку на снегу словно разбили на несколько кусков. Она не стала таким невидимкой, как заяц-беляк на снегу. Она спряталась по-другому: потеряла свои очертания, потеряла фигуру птицы. Это особый случай, скрывающий окраску. Такую окраску называют разбивающей.
Дятел окрашен ярко и пестро: черное с белым, а на голове еще и красное. Снова — разбивающая окраска. И правда, часто случается так: идешь по лесу, смотришь на деревья, а дятла не видишь. Почему? Он сидел на березе неподвижно, и его разбивающая окраска спрятала от меня птицу.
Я не видел дятла: передо мной были лишь отдельные черные пятна на коре березы. А на темной коре будут видны белые пятна. И опять — птицы нет, есть лишь пятна.
Можно сделаться невидимкой и при яркой, пестрой окраске. Конечно, не всегда и не везде. На зеленом кусте, на вершине зеленого деревца сороку хорошо видно. На медно-бурой коре сосны издали заметишь даже неподвижного дятла.
Да и белая шапка-невидимка легко может оказаться надетой не вовремя.
Заяц-беляк начинает белеть еще задолго до снега. Затянулась осень, и беляки побелели, а снега нет. Белого зайца в опустевшем осеннем лесу, среди голых кустов, в побуревшей траве видно издали. Тут зимняя одежда уж не прячет, а выдает.
То же и при ранней весне. Быстро стаял снег, а заяц еще не перелинял. И опять его, белого, издали видно.
Полного совершенства в природе не бывает. Все хорошо только вовремя и на своем месте. Изменились условия — и хорошее легко может оказаться плохим, полезное — вредным.
Надетая не вовремя шапка-невидимка не спрячет от врага. Наоборот, она укажет, словно закричит: «Смотрите, вот он!»
Кончается летний день. На опушке еще горят в последних лучах вершины берез, а в лесной чаще уже легли густые тени.
Одна за другой умолкают птицы. Спрятались дневные бабочки, мухи и жуки. Не гудят шмели. Перестали бегать по тропинкам муравьи. Лес засыпает.
Надвинулась ночь, и лес затих. Но в нем не замерла жизнь: на смену дню пришла ночь, а вместе с ней новая жизнь — ночная.
Еще в сумерках замелькали на опушках и лесных полянах крупные сумрачные бабочки — бражники. Они не порхают, как дневные, не сидят на цветах, приоткрывая и снова складывая крылья. Словно кто швыряет бражника от цветка к цветку. Стрелой промчавшись сотни метров, он на миг повисает в воздухе над цветком и мчится дальше. Кажется, что бражнику некогда, что он очень спешит…
У бражников очень длинный хоботок. Развернув его, бабочка висит в воздухе над цветком и как бы на лету сосет сладкий сок. Прекрасные летуны, бражники не умеют летать медленно, не умеют порхать. Бражник или висит над цветком, или мчится. Ему не страшны ночные враги — охотники за ночными насекомыми. Кто догонит такого летуна!
Гудя, летают над самой землей черно-синие навозные жуки. Их увидишь не всегда: навозник летает лишь под хорошую погоду. Будет наутро дождь, и, как бы ни был хорош вечер, навозники сидят в своих норках. Бывает, что навозники летают в пасмурный вечер, даже под моросящим дождем. Это признак: завтра будет ясный день.
В лесной траве загораются огоньки светлячков: маленькие зеленые искорки. В наших лесах эти огоньки почти неподвижны. Из ночи в ночь светлячок светит своим фонариком под одним и тем же кустом. Они совсем уж не такие домоседы, наши светляки. Секрет в другом.
Светляка часто называют ивановым червячком. И правда, он похож на червячка. Ну, а раз червяк, значит, крыльев нет. Светляк — домосед поневоле: на коротких ножках далеко не уползешь.
У наших светляков светятся самки. Они бескрылые, а потому и похожи на червячка. Самец светляка крылатый, и взглянув на него, вы скажете: это — жук. Самцы летают, но их не заметишь в ночной темноте — фонарика у них нет.
На юге есть светляки, у которых светятся и самцы. Там, в лесу, зеленые искорки не только тускло сияют в траве — они мелькают и в воздухе.
Светлячок зажигает свой фонарик не только на ночь. Он светит и днем, но разве увидишь при солнечном свете маленькую зеленую искорку. Посмотрите днем на светляка в темноте, и вы увидите зеленый фонарик.
Фонарик может погаснуть — светляк перестал светить. Он не делал этого нарочно: жук не управляет своим фонариком. При резком толчке фонарик гаснет. Вы скажете: светляк испугался и погас. Это не совсем так. Жуки не люди, и нашего страха, нашего испуга у них не бывает.