Изменить стиль страницы

Удинаас склонился еще ближе и зашептал Руладу в ухо.

На слова пришел ответ — содрогание, спазм, от которого зазвенели монеты. Звук, вполне отчетливый, хотя и заглушенный слоем воска. Нога заскребла по каменным плитам, поджалась к животу.

Фир задергался, но не выпускавший его руки Тралл держал крепко, не давая двигаться вперед. Удинаас пошарил у пояса и снял рабочий нож.

Шепот, ритмический, почти как музыка. Раб приблизил нож к лицу Рулада. Осторожно подвел кончик под край одной из монет на глазах.

Голова дернулась; однако Удинаас крепко обхватил шею, склонился еще ближе, не прекращая бормотания. Легкое нажатие, мгновенное движение, монета блеснула, словно отклеившись с одного края. И через миг упала.

Глаз остался сомкнутым — красная, сырая рана. Рулад, вероятно, хотел его раскрыть, потому что Удинаас коснулся пальцев верхнего века. Тралл увидел, как он покачал губами, сказал что-то, и снова повторил эти же слова.

Голова Рулада странно дернулась; Тралл понял, что это был кивок.

Удинаас переменил руки и коснулся ножом края правого глаза Рулада.

Снаружи уже шумела целая толпа, но Тралл не оборачивался. Не мог отвести взора от летерийца, от своего брата.

«Он был мертв. Мертвее не бывает. Это точно».

Раб, который трудился над «одеванием» Рулада день и ночь, покрывал смертную плоть воском, припаивал горячие монеты, видел, как тот возвратился к жизни, теперь склонялся перед Эдур. Голос его удерживал безумие в границах, а руки вели Рулада назад к жизни.

«Летерийский раб.

Отец Тень, нам ли такое делать?»

Вторая монета отпала.

Тралл шагнул к ним, таща за собой Фира. Он молчал. Пока.

Удинаас вставил нож в ножны. Распрямил спину, одной рукой схватил Рулада за плечо. Повернулся, оглядываясь на Тралла. — Он не готов говорить. Крики утомили его. Учтите и вес монет на груди. — Раб начал подниматься, намереваясь уйти; однако правая рука Рулада захрустела, отрываясь от рукояти меча. Зазвенели монеты, когда начали сгибаться пальцы; рука схватила Удинааса, сжала его ладонь.

Удинас почти улыбался. Тралл впервые разглядел все его утомление, следы тяжких испытаний, через которые тот прошел. Он снова сел на корточки. — Ваши братья, Рулад. Тралл и Фир. Они здесь, и они позаботятся о вас. Я простой раб…

Две монеты отвалились от руки Рулада, когда он усилил хватку.

— Ты останешься, Удинаас, — сказал Тралл. — Ты нужен нашему брату. Всем нам.

Летериец кивнул. — Как скажете, хозяин. Только… я устал, у меня в глазах темнеет. Кончаю говорить и сразу засыпаю. — Он беспомощно качал головой. — Я даже не знаю, что говорил вашему брату…

— Неважно, — вмешался Фир. — Ты сделал такое… — Слова застыли на устах, и на миг показалось, что лицо его рассыплется на куски. Тралл видел, как напряглись мышцы на шее Фира; брат сомкнул веки, глубоко вздохнул и снова стал самим собой. Покачал головой, не в силах говорить.

Тралл присел около Удинааса и Рулада. — Удинаас, я понимаю. Тебе нужен отдых. Но продержись еще немного, если сумеешь.

Раб кивнул.

Тралл перевел взор на обезображенное лицо Рулада. Веки были плотно сомкнуты, но глаза на ними двигались. — Рулад. Это Тралл. Слушай меня, брат мой. Держи глаза закрытыми. Мы должны снять с тебя это… эти доспехи…

Тут Рулад замотал головой.

— Это погребальные монеты, Рулад…

— Д…да. Знаю.

Слова тяжело и с жестоким хрипом вырвались из стесненной груди. Тралл колебался. — Удинаас был подле тебя, подготавливая…

— Да.

— Он вымотан, брат.

— Да. Скажи Матери. Я хочу. Хочу его.

— Конечно. Но сейчас дай ему уйти, прошу…

Рука бросила ладонь Удинааса, тяжко, бесчувственно звякнув о камень. Вторая, все еще сжимавшая меч, внезапно дернулась.

И на лице Рулада появилась наводящая ужас улыбка. — Да. Я все еще держу. Крепко. Это он имел в виду.

Тралл подался назад.

Удинаас отполз, оперся спиной на сундук с монетами. Скорчился так же, как сидел Рулад. Прежде чем отвести глаза, Тралл увидел, как его лицо исказилось страданием.

Утомление это или нет, но для Удинааса мир и покой остались за тысячу шагов позади — Тралл ясно понимал это, видел грубую истину. «У Рулада появился личный раб, но кто появился у Удинааса?»

Мысль, не типичная для Тисте Эдур.

Но ничто — ничто — не останется прежним. Тралл встал, подобрался поближе к Фиру, но, чуть подумав, пошел к выходу. Там еще стояли Майен и Пернатая Ведьма. Тралл махнул рабыне рукой, указав туда, где скорчился Удинаас.

Увидел, что ее лицо исказил страх. Увидел, как она качает головой.

Рабыня выбежала из здания. Тралл скривился. Майен, вздрогнув, тоже покинула их.

В пустом проеме показались Томад и Уруфь.

А за ними, так же медленно, шествовал Ханнан Мосаг.

«Ох. О, нет. Меч. Проклятый меч…»

Глава 10

Белые перышки вьются, кружатся, летят

Книзу, в бездонное море.

Дама с корзиной, и алым рука проблеснет,

Быстрым движением эти рассеет

Чистые перья, вольному ветру даря.

Вся она — словно богини полет, забытой и сбитой

В самом начале, у персей могучей реки.

Птицы в корзине, и им суждено утонуть.

Зри, как рыдает она здесь, в тени, у замшелой стены —

Только рука против воли все движется,

Мертвые когти вонзает

Дама, несущая смерть, и в очах ее ужас живущих.

Леди Элассара из Трейта,

Кормор Фюрал

Раскаты грома, тяжелое дребезжание дождя по крыше. Буря шла по течению реки, на север, и одним крылом захватила Летерас — нежданная, необычная в это время года буря, сделавшая единственную комнату обиталища Теола тесной и сырой. Теперь тут имелись еще два табурета, найденные Баггом в какой-то куче мусора. На одном из них, в углу, сидел Аблала Сани и рыдал.

Это продолжалось уже звон без перерыва. Тяжелое тело дрожало в такт рыданиям, табурет угрожающе потрескивал. По центру комнатушки ходил взад и вперед Теол.

Снаружи захлюпали по луже ноги, занавеска откинулась и появился Багг. С плеч его стекала вода. Слуга кашлянул. — Что горит в очаге?

Теол дернул плечом: — Ну, то, что было свалено рядом.

— Это же была ваша шляпа от дождя. Я сплел ее самолично, вот этими двумя руками.

— Шляпа от дождя? В ту соломку заворачивали гнилую рыбу…

— Ну да, она воняла. — Багг кивнул, вытирая глаза. — А вообще-то «гнилая» — понятие относительное, хозяин.

— То есть?

— Фараэды почитают гнилую рыбу деликатесом.

— Да ты просто хотел, чтобы я вонял рыбой.

— Лучше вы, чем весь дом, — отвечал Багг. Он перевел взор на Аблалу. — Что у него не так?

— Ни малейшего понятия. Какие новости?

— Я ее нашел.

— Отлично.

— Но нам придется за ней сходить.

— Идти наружу?

— Да.

— Под дождь?

— Да.

— Ну, — сказал Теол, возобновляя прогулки от стены к стене, — мне это не нравится. Слишком рискованно.

— Рискованно?

— Да, да. Я могу промокнуть. Особенно теперь, когда лишился шляпы от дождя.

— Вот интересно, чья в том вина?

— Она уже курилась, потому что лежала слишком близко к огню. Я с трудом затоптал ногами. Потом кинул в огонь остатки.

— Я ее сушил.

Теол замер на середине комнаты, глянул на Багга и зашагал снова. — Возлюбленный телохранитель, что случилось?

Здоровяк поднял красные глаза. — Вам не интересно. Никому вообще не интересно.

— Конечно же, мне интересно. Багг, разве мне не интересно? Разве любопытство не в моей натуре?

— Точно так, хозяин. Почти всегда.

— Это женщины, Аблала, не так ли? Скажи. — Великан жалко кивнул.

— Они дерутся за тебя?

Аблала замотал головой.

— Ты предпочел одну из троих?

— Нет. В том и дело. Ни шанса.

Теол метнул взгляд на Багга. — Ни шанса. Что за странное заявление. Можешь объяснить?