Пул решил, что можно дойти до гаража пешком. Приятно будет прогуляться и отложить еще ненадолго возвращение в Уэстерхолм. Это был подарок, сделанный ему разгулявшейся не по сезону погодой. Он был рад подобной милости природы.

Он пересек Девятую авеню и повернул к Двадцать третьей улице. Ему пришло в голову, что можно пройти через Виллидж, перейти Хьюстон-стрит и оказаться в Сохо. Мэгги Ла, наверное, была еще в “Сайгоне”. Интересно посмотреть, что там они с Винхом сделали в ресторане. Подумав, он решил этого не делать, но тут же начал размышлять, не согласится ли Мэгги отправиться в Милуоки вместе с ним и с Андерхиллом. Она ведь могла бы опознать Спитални по фотографиям в доме его родителей. Это могло бы оказаться полезным, когда они решат передать свои сведения полиции. Так, думая о Мэгги, он дошел по Девятой авеню до Гринвич Виллидж.

Мэгги решила как-нибудь невзначай в разговоре рассказать Винху, что Тимоти Андерхилл, друг Тино по Вьетнаму, тайно вернулся в Америку и остановился в квартире Гарри Биверса. Для Мэгги это было еще одним доказательством ненадежности Биверса. Она знала, что Винх не переносит Биверса, и думала, что решимость Гарри самостоятельно продолжить поиски убийцы Тино вызовет у того такую же реакцию, как и у нее. Она также знала, что Винху можно спокойно доверить любой секрет. Но реакция шеф-повара удивила и встревожила девушку: он долго смотрел на Мэгги, затем попросил повторить еще раз то, что она только что сказала. Весь день он проработал молча, а когда около пяти часов Мэгги собралась уходить, вдруг сказал: “Я должен позвонить ему” и отправился к телефону на кухне.

Майкл опустил стекла, засунул в магнитофон кассету с фортепианным концертом Моцарта и выехал на Юниверсити-плейс. Нежная меланхоличная музыка полилась из динамиков. Это была не та музыка. Майкл вынул кассету, положил обратно в коробку и достал другую. Первые аккорды “Дона Джованни” заполнили салон. С оперой легче добраться до дома.

На въезде в Уэстчестер Майкл вспомнил, что в чемодане у него лежат книги о Варваре. Почему он положил их туда?

Потому что хотел, чтобы эти книги были с ним, если он не вернется в Уэстерхолм. Он не хотел терять их, а Джуди наверняка выбросила бы, если бы нашла.

Но через час он был уже на месте, опять дома, хороший доктор Пул, свернувший с шоссе около указателя “Уэстерхолм” и едущий по улицам, где не было указателей и дорожных знаков, окруженных заборами и изгородями, через которые свешивались ветки с набухшими почками. Он пересек главную улицу Уэстерхолма, пестрящую вывесками “Лауры Эшли” и “Баскин Роббинс”, проехал мимо гаража, владелец которого, заливая бензин, любил порассуждать о науке, проехал мимо отеля “Генерал Вашингтон” и пруда с утками.

“О, горе, горе. Ласциа ле донне? Паццо! – скулил Дон Джованни. – Ты хочешь, чтобы я отказался от женщин? Ты с ума сошел – они нужны мне больше, чем хлеб, который я ем, чем воздух, когорт я дышу”.

Совершенно машинально Майкл не свернул к дому, а проехал дальше, к тому месту, где строился новый медицинский центр Сэма Стайна.

Огромный плакат, написанный зеленым по коричневому, так что почти невозможно было читать, гласил: “Медицинский Центр Уэстерхолма”. За забором никого и ничего не было. Как только придет весна сюда пригонят кучу бульдозеров и экскаваторов. Это было будущее королевство Сэма Стайна.

Майкл вернулся в машину и поехал домой. Он успел потерять сюжетную линию “Дона Джованни”, и только вслушивался в голоса которые боролись за место в салоне его машине. Майкл свернул к своему подъезду. Под колесами зашуршал гравий. Он был дома, он был в безопасности.

“В счастье и радости станем проводить мы дни и ночи”, – пела Зеряина.

Как магический свет, способный проникнуть сквозь камень, кирпич, штукатурку, дерево и кожу, музыка лилась по всему белому свету, находясь в пути куда-то еще. Майкл развернулся перед гаражом и выключил мотор. Щелкнула кассета, Майкл взял книгу, лежавшую рядом на сиденье и вылез из машины. Майкл увидел жену и Пэт Колдуэлл, которые смотрели на него из окна гостиной. Они отошли, как только Майкл направился к дому.

– Она мне нравится, – сказал Конор. – Сам не могу поверить, что это говорю я, но она не просто нравится мне – я часто думаю о ней. Знаешь, что она сказала мне? Что ей нравится моя манера говорить.

– Детей нет? – спросил Пул.

– Слава Богу, нет. Этот придурок Войцак не хотел. Дети просто сводили его с ума. Этого Войцака все сводило с ума. Я не рассказывал тебе о нем?

Пул покачал головой. Конор заказал по очередной порции выпивки и стал рассказывать, как, встретив первый раз Тома Войцака, он сразу вспомнил о Викторе Спитални. Они сидели “У Донована”. Была пятница. В понедельник Майкл вернулся в Нью-Йорк, а во вторник перенес к Конору Линклейтеру чемодан с одеждой. Каждый день он ездил к себе в офис, где принимал пациентов и пытался уладить кое-какие дела, а затем возвращался в Саут-Норуолк.

– Я еще раз убедился, что ничто на этом свете не бывает просто так. Это должен был оказаться именно Спитални. Он все время был рядом. Мы даже вспоминали о нем в Вашингтоне, помнишь?

– Помню. Но Биверс был так уверен в своей версии. К тому же я считал, что Спитални мертв. И, конечно, не мог себе представить, что это он называет себя “Коко” и убивает людей направо и налево.

Конор кивнул.

– Что ж, по крайней мере сейчас мы продвинулись вперед. Биверс говорит, что на объявления не было пока никакой реакции.

Пул тоже говорил с Гарри Биверсом, который минут примерно десять жаловался на то, что Тим Андерхилл бросил его в трудную минуту.

– Гарри зол на нас как собака.

– Гарри зол на весь белый свет.

– Но я ничего не знал про Винха.

– Я думаю, мы не знали самого Винха. Биверса взбесило то, что Майкл рассказал Мэгги Ла об Андерхилле, а та рассказала Винху.

– И что же они теперь делают? – спросил Конор. – Неужели и Тим, и Винх, и его ребенок живут вместе в ресторане?

– Не думаю. По-моему, Винх и его дочка живут у родственников. Вроде бы Андерхилл в старые времена помогал семье Винха и теперь тот хочет вернуть долг.