Ф. А. Александров, 3. И. Баранчик, С. И. Сиверцев, Н. 3. Сумм да еще верный многолетний помощник Зелинского препаратор С. С. Степанов.

Зелинский добивался расширения лабораторий, и ему удалось настоять на временном прикомандировании химиков Орлова, Иванова, Красницкого, Воробьева и Розенблата.

Исследования этого времени, проведенные всего несколькими химиками лаборатории под руководством Зелинского, поистине поражают количеством поставленных опытов и глубиной анализа результатов.

«Николай Дмитриевич последовательно изучает и формулирует все основные типовые методы активирования углей и обоснованно предлагает рациональный. Эти работы Н. Д. Зелинского несомненно являются классическими по оригинальности замысла и выполнения», — писал академик М. М. Дубинин в своей статье «Создание первого угольного противогаза» 35 лет спустя.

«Н. Д. Зелинский предложил впервые в истории техники методы активации зерненного древесного угля», — отмечает профессор Н. А. Фигуровский в книге «История возникновения и развития угольного противогаза Н. Д. Зелинского».

Березовый уголь-сырец, показавший при первоначальном испытании 5 процентов хлороемкости, после одной термической обработки влажного угля дал 27 процентов, а после вторичного прокаливания вновь смоченного угля удалось достигнуть 40 и более процентов хлороемкости.

Вода! Не спирт, не органические растворители, испытывавшиеся в начале работы, а простая вода дала такой поразительный эффект. Недаром Николай Дмитриевич настаивал на этих испытаниях, когда некоторые «маловеры» говорили: «Что может дать вода, когда и со спиртом получились сравнительно слабые результаты».

Совершенствуя это направление работ, вскоре удалось подобрать наиболее рентабельный метод активации — двукратное прокаливание смоченного водой угля при температуре 800–900 градусов в газовых печах или ретортах. Активность угля поднялась до 60 процентов. Это был уже вполне пригодный для практического использования адсорбент. Универсальный поглотитель, он был испытан и дал положительные результаты на хлоре, фосгене, хлорпикрине, хлористом сульфурине и ряде других газов.

Пришло время решительных испытаний. В пустой, наглухо закрытой комнате зажгли серу. Стали ждать. Зелинский следил по часам. Пора! Концентрация сернистого газа в помещении достигла достаточной степени.

Зелинский, Садиков и Степанов приготовились. Они насыпали в носовые платки мелкозернистый березовый прокаленный уголь и, прижав платок ко рту и носу, быстро скрылись в импровизированной испытательной камере. Дверь за ними закрыл Розенблат, оставшийся следить по часам.

Секунды текли, складывались в минуты. Стрелка дернулась. Прошло 5 минут, потом 10. Еще… еще… Уже 20 минут были испытуемые в камере. Неужели выдержат еще?! Если бы была маска, а то ведь просто платок…

25… 30… еще две минуты… Дверь открылась.

— Победа! — закричал Садиков.

— А как же могло быть иначе? — сказал Степанов, солидно и спокойно вытряхивая из платка уголь.

Зелинский начал диктовать Репиной результаты: «В совершенно невыносимой атмосфере, дыша через угольный респиратор, можно было оставаться свыше получаса, не испытывая неприятных ощущений».

Не получив никакого ответа из Управления санитарной и эвакуационной части, или, как оно кратко называлось по фамилии его руководителя, принца Ольденбургского, — ОЛЬДЕН, Зелинский сделал первое публичное сообщение о своих опытах с углем на заседании санитарно-технического отдела Русского технического общества в Соляном городке.

— Мы предлагаем использовать уголь как средство защиты против вредоносных газов. Для угля, как поглотителя, безразличен, что имеет первостепенное значение, химический характер адсорбируемых газов. Эти соображения, основанные на опытных данных, и побудили нас обратить особое внимание на древесный уголь как на универсальный твердый противогаз, при целесообразном применении которого можно было ожидать надежной защиты от всех удушающих газов и паров, какого бы они ни были происхождения.

И далее:

— Нам удалось показать, что соответственной обработкой древесного угля можно в значительной степени усилить его поглощающую способность, то есть активизировать его адсорбцию, и это обстоятельство еще определеннее ставило вопрос о всем значении и роли активированного угля в борьбе с газами…

Он приводил анализы, цифры… Доклад подходил к концу.

Зелинский кончил, свернул трубкой листки записок. В зале молчали. К докладу отнеслись, как к рядовому сообщению о проведенной научной работе. Председатель вяло звякнул колокольчиком, встал, вежливый, корректный.

— Позвольте от имени санитарно-технического отдела Русского технического общества поблагодарить вас, господин Зелинский, за интересный доклад. Мы все знаем Николая Дмитриевича как…

Зелинский не дал ему договорить.

— Простите, господа! Еще несколько слов… Я хочу рассказать вам о людях, что работают в Центральной лаборатории министерства финансов. Нет, не о химиках, не о них — я хочу рассказать о простых людях, о служителях лаборатории. Есть такой Степанов. У него сын, теперь он солдат. Это он прислал нам письмо, в котором рассказал, как на фронте спасались от газов. Он ждет от нас помощи. Его отец первое испытание сделал на себе. Отец солдата взял с меня слово, что и все дальнейшие пробы будут проводиться на нем. А сегодня, когда я садился на извозчика, ко мне подошел сторож Василий Савельев, и он просил меня включить его в число тех, на ком будут производиться следующие испытания. Я обещал, потому что ожидал найти здесь поддержку. Что прикажете, господа, передать Степанову и Савельеву, что сказать тысячам других простых людей, которые ждут от нас помощи? Будем ли мы продолжать эти опыты, или вы считаете это лишним?

Лед был сломан. На кафедру начали подниматься участники совещания. Доклад Зелинского получил одобрение, но говорилось и о том, что еще рано делать выводы о пригодности угля как средства защиты. Предлагали выявить, какое количество угля потребуется для защиты одного человека. Спрашивали, какую конструкцию противогаза предлагает лаборатория. Этой конструкции у Зелинского не было: он работал как химик. К этому придрались: «Видите? Значит, еще преждевременно…»

Он возражал: «Фронт не ждет. Надо срочно. Мы не имеем права давать себе ни часу промедления».

С этого дня новая лихорадка охватила различные технические и общественные организации. Маски провалились. Это стало очевидным после очередной газовой атаки. Погибло много солдат и офицеров. Оставшиеся в живых солдаты на деревьях развесили маски.

— Пусть начальство посмотрит, какие выросли плоды, — говорили они.

Горькая солдатская шутка дошла до Петрограда.

Надо было заменить маски, но замена должна была идти от Управления санитарной и эвакуационной части, от принца Ольденбургского, а не от какого-то Зелинского.

— Зелинский — это тот самый… который там, в Москве… Зелинский — тот, который досаждал его высочеству, принцу… Нет! Нет! Только не его проект! Мало у нас, что ли, изобретателей!

Изобретателей, конечно, было не мало.

Появились различные системы противогазов. Их создатели были движимы разными чувствами: патриотическим стремлением помочь воинам, личным честолюбием, желанием угодить начальству, соображениями материального порядка. Каких было больше, трудно сказать. Честные порывы иногда сочетались с технической неграмотностью, меркантильные — со знанием дела.

Кто только не присылал на апробацию противогазы! Пажеский корпус, мужские монастыри, различные ведомства, города Варшава, Киев, отдельные лица. Петроградский горный институт послал свои противогазы на личное суждение принцу Ольденбургскому.