По стремительности и ярости советских бойцов гитлеровцы, очевидно, поняли, что на берег высаживаются новые подразделения, поэтому усилили бомбежку и артиллерийский обстрел зеркала Волги. От трассирующих пуль крупнокалиберных пулеметов, разноцветных ракет, горящей на воде нефти становилось светло. Это был зловещий, адский свет войны, уничтожения, смерти.

- Ах, черт! - вдруг выругался стоявший рядом со мной Елин.

- Ты что? - взглянул я на него.

- Катер!..

То ли бомба, то ли тяжелый снаряд разворотил нос катера, и он по инерции, как шел, так и стал быстро погружаться в воду. Шедший по соседству буксирный катер стал разворачиваться, чтобы принять барахтавшихся в воде бойцов. Но много ли их могло продержаться хоть несколько секунд на воде? Оружие, боеприпасы, тяжелое снаряжение тянули на дно.

- Там была целая рота автоматчиков! Сколько ребят погибло! - слышались голоса.

А с берега не только мы, тысячи людей смотрели на эту леденившую душу картину, и никто ничем не мог помочь.

Но переправа продолжалась. Бойцы, высадившиеся на том берегу, с ходу бросались в рукопашную схватку, а переправочные средства возвращались обратно, чтобы перебросить другие подразделения.

Дивизия, не теряя темпа, взятого на марше от Камышина до Красной слободы, побатальонно вступала в бой, выполняя свою задачу.

* * *

На рассвете 15 сентября переправились последние хозяйственные подразделения полков Елина и Панихина. Становилось уже совсем светло, когда начал переправу штаб дивизии. При розоватом свете зари (раньше не успели) мы, начальники и политработники различных отделов и управлений дивизии, поднялись на борт утлого катера, типа "кавасаки", как его называла почему-то по-японски команда.

Это был речной буксир-работяга, таскавший в мирные дни плоты, паромы и баржи и превратившийся в дни войны в боевой корабль: на его корме был установлен на какой-то вертушке спаренный зенитный пулемет. Многочисленные деревянные и железные заплаты и пробоины от пуль и осколков на его обшарпанных бортах более чем красноречиво говорили, чего стоили ему и его команде такие рейсы.

Мы окинули прощальным взглядом левый берег. Там еще оставались наши гвардейцы. Готовился к переправе полк Долгова, хлопотал мой заместитель по тылу майор Ю. К. Андриец, налаживая работу хозяйства дивизии. Где-то за береговой кромкой развертывал свой артиллерийский полк подполковник А. В. Клебановский - в город была переправлена только полковая артиллерия и противотанковые пушки, остальные орудия должны были поддерживать нас с левого берега.

Но вот задрожала палуба, наш "кавасаки" слегка покачнулся и стал разворачиваться в сторону правого берега. Мы разошлись по катеру и заняли места. Впрочем, последнее выражение не следует понимать в буквальном смысле. Все, в том числе и я, постарались устроиться так, чтобы укрыться от осколков. Поэтому только улыбку вызвала у меня впоследствии картина одного художника, на которой я изображен гордо стоящим - в позе корсара-покорителя морей. Нет, все было гораздо прозаичнее. В носовой части катера устроился Бельский. Когда начался обстрел, Тихон Владимирович, как ни в чем не бывало, шутил:

- Подождите, еще не известно, кто останется с носом: я, сидящий на носу, или те, которые расположились на корме.

Он был прав - шансы у всех были равными. Противник быстро заметил наш катер. И не удивительно: солнце уже поднялось над горизонтом и залило ослепительным светом широкую гладь реки. Впереди шла баржа с буксиром, груженная продовольствием и боеприпасами. Фашисты стали обстреливать ее, а потом перенесли огонь на нас. Мины рвались то с левого, то с правого борта, но прямых попаданий не было. Таким образом, Бельский был лишен, к счастью, возможности выяснить, кто останется "с носом".

При приближении к берегу обстрел усилился. Осколками разорвавшегося снаряда ранило несколько человек, в том числе дивизионного инженера И. И. Тувского.

Вскоре катер подошел к причалу. В эту минуту кто-то из офицеров крикнул:

- Здравствуй, земля героев!

Мы сошли на берег. Здесь все кругом полыхало в огне. Узкая прибрежная полоса, на которой высадились наши полки, непрерывно подвергалась налетам фашистской авиации, обстрелу массированным огнем артиллерии и минометов. Гитлеровцы, вероятно, считали, что еще одно усилие - и защитники города будут смяты и уничтожены.

Но противник не учел главного - свободолюбия, воли советских людей. В тот памятный день, когда мы высадились на правом берегу Волги, армейская газета писала: "Назад для нас дороги больше нет. Она закрыта приказом Родины, приказом народа. Отечество требует от всех защитников города биться до последнего, но удержать город". Эти слова точно определили долг и мысли каждого из нас - от рядового бойца до любого командира.

Вступив на опаленную огнем землю Сталинграда, наши бойцы и командиры вошли в боевые ряды легендарной 62-й армии. Эта армия начала свой боевой путь в середине июля 1942 года. В непрекращавшихся упорных боях она провела вторую половину июля, август, начало сентября.

Бойцы этой армии, сражаясь в междуречье Дона и Волги, проявляли мужество и героизм. Например, тридцать три воина, сражавшиеся под командованием заместителя политрука - комсомольца Ковалева юго-западнее Сталинграда, два дня вели неравный бой против 70 фашистских танков, пытавшихся выбить героев с занимаемой позиции. Они вывели из строя 27 танков, уничтожили более 150 гитлеровцев.

Как уже отмечалось выше, в решающий момент командующим 62-й армией был назначен генерал В. И. Чуйков. В южной части города вела бои героическая 64-я армия под командованием генерал-лейтенанта М. С. Шумилова. Обе эти армии входили в состав Юго-Восточного фронта, вскоре переименованного в Сталинградский.

Ветераны битвы на Волге ныне с любовью и уважением вспоминают тех военачальников, вместе с которыми они тогда стояли у стен Сталинграда насмерть.

Вместе с кашей дивизией в составе 62-й армии сражались соединения Ф. Н. Смехотворова, С. С. Гурьева, В. Г. Желудева, В. А. Горишного, Л. Н. Гуртьева, И. И. Людникова, В. П. Соколова, Н. Ф. Батюка и другие.

Впрочем, большинство перечисленных соединений прибыло в город позже во второй половине сентября и в октябре. К моменту переброски 13-й гвардейской дивизии через Волгу 62-я армия была обескровлена. Только 10-я дивизия полковника Сараева да две-три стрелковые бригады были укомплектованы более или менее нормально. Остальные части в упорных кровопролитных боях понесли большие потери.

* * *

Как только мы сошли с катера на берег, нас встретили участники обороны Сталинграда. Среди них были командиры частей, а также партийные и советские работники, оставшиеся здесь, чтобы оказывать войскам помощь. Они подробно обрисовали обстановку в городе.

Примерно в километре от центральной переправы в большой штольне был наскоро размещен командный пункт дивизии. Через бревенчатую пристройку, наспех покрытую горбылями и листами железа, мы прошли внутрь. Стены штольни были укреплены деревянными щитками, в дощатом потолке виднелись широкие щели, из которых время от времени сыпалась земля. При входе справа и слева трехъярусные нары, разделенные узким проходом, по которым было трудно разойтись двоим.

До размещения командного пункта здесь некоторое время жили работники местной милиции, оставшиеся оборонять город. Многих из них мы еще застали в штольне. Они деловито представились и доложили о содержании своей работы. Эти товарищи, знавшие каждый переулок, каждый дом, оказали нам немалую помощь. Они стали хорошими разведчиками и проводниками при выполнении боевых операций. В памяти остались фамилии Петрухина, Поля, Ашифманова и некоторых других, принявших участие вместе с нами в обороне города и не раз проявлявших мужество и отвагу.

Штольне далеко было до выдающегося произведения строительного искусства. Самым большим ее недостатком было отсутствие вентиляции. Пробыв здесь некоторое время, люди стали задыхаться. Но искать новое место было некогда.