— Кто это? — спросил я Митю.

— Летчик, капитан Бела, племянник генерала Лукача, — ответил Митя и подвел меня к нему.

— Знакомьтесь.

Теперь мы часами сидели у моря и говорили, говорили о Мате Залке.

В день отъезда из санатория мы обменялись адресами. Бела дал мне номер телефона, по которому я мог его найти в Москве.

— Это телефон Веры Ивановны, жены дяди. Она будет рада видеть вас.

В конце октября Бела позвонил и пригласил меня, Ваню Татаринова, Колю Гурьева и Митю Цюрупу на чашку чая. Он познакомил меня с женой и дочерью Мате Залки.

Семья писателя Мате Залки оказалась очень гостеприимной. Мне казалось, что я с этими людьми уже много-много лет знаком. Вера Ивановна — невысокого роста шатенка, веселая и говорливая. Она выглядела гораздо моложе своих лет. Тала, их дочь, тоже большая говорунья. Весь вечер она пела песни, читала стихи, танцевала, рассказывала о школьных делах. Задавала уйму вопросов, расспрашивала, как мы воевали в Испании.

Вера Ивановна показала кабинет, где работал писатель. Небольшая комната, письменный стол, два или три стула. В стены вделаны книжные полки. Много исторической и военной литературы.

— Мате, — заметила Вера Ивановна, — хотя и был по профессии писателем, уделял много внимания изучению военного дела, любил читать произведения полководцев гражданской войны. С большой жадностью читал военные мемуары, как будто чувствовал, что военная наука ему будет больше нужна в жизни, чем профессия литератора.

Хозяйка дома встала на стул и с самой верхней полки сняла семейный альбом с фотографиями.

— Вот последний снимок. Здесь мы отдыхали летом 1936 года, перед отъездом Мате в Испанию. Село Белики на реке Ворскле в Полтавской области. Мате не любил ездить на курорты. С большим удовольствием он отдыхал в кругу семьи, и в то же время много работал, писал.

Вера Ивановна достала с полки книгу.

— Летом 1936 года Мате заканчивал свой последний роман «Добердо». В июне, когда он узнал о мятеже в Испании, кончилась для нас спокойная жизнь. Он стал плохо спать, долго лежал по ночам с открытыми глазами, о чем-то думал. Сильно нервничал, когда почтальон не вовремя приносил газеты. Когда попадали в руки газеты, Мате смотрел, что нового сообщают о событиях в Испании. Я знала, если в Испании) едут добровольцы со всего мира, а Мате был одним из первых организаторов интернациональных частей еще в гражданскую войну, то его место там, в Испании. Я была уверена, что оставаться в Москве с нами он не сможет.

Мы, четверо солдат-добровольцев, воевавших вместе с генералом Лукачем, молча рассматривали семейные фотографии.

И снова, как живого, увидели Лукача.

Что заставило его ехать в Испанию? Он мог драться против фашизма оружием, которым хорошо владеет. То, что написано им и лежит на книжной полке, — это уже очень много. Ведь были же писатели, с которыми мне приходилось встречаться в дивизии Листера, в интернациональной бригаде у генерала Лукача: Михаил Кольцов, который, много написал о войне в Испании в своих тетрадях, Эрнест Хемингуэй, Илья Эренбург, Густав Реглер и другие. Но Лукач хотел сам с оружием в руках бороться против фашизма.

Вера Ивановна показала письма мужа, присланные из Испании. Вот одно из них, адресованное Талочке:

«Родная моя Талочка, все твои указания принимаю к исполнению. Буду решительным, «хитрым» и осторожным. Буду стараться так сделать, чтобы врага победить и самому возвратиться к вам, в чудесную родную семью. Здесь сейчас шпарит солнце, приблизительно как в Беликах в сентябре.

Недалеко, среди тех гор, которые идут цепью на восток, идет бой. Ухает артиллерия, клокочут пулеметы, с глубокими вздохами разрываются снаряды неприятеля, которые они пачками посылают на позиции наших бойцов.

Радостное весеннее солнце кажется большим противоречием рядом с тем, что делается вокруг. Но эти разрывы, эти пулеметные очереди, этот треск оружия — историческая необходимость, чтобы вновь родилась страна Сервантеса. Последние иллюзии великих донкихотов рассеиваются в этих разрывах. Проблемы демократии и свободы можно разрешить только с оружием в руках, как бы это на первый взгляд ни звучало противоречиво. Вот почему твой отец здесь. Надо друзьям помочь опытом и решительностью, как это дорого ни стоило лично мне и всем нам».

А вот письмо жене, датированное 5 июня 1937 года:

«Получил сразу два письма. Счастлив. Видно, что почта окончательно налаживается, и это настоящее счастье. Потому что письма твои — это подлинно духовное событие в моей жизни…

Теперь насчет моего здоровья. Ничего. Устал я, конечно. Но в последнее время нагрузка стала немного слабеть, и я моментально воспрянул. Мне же надо прийти в себя. Глаза тоже успокоились. Ношу черные очки от солнца. Мигрени в последнее время стали редки. О том, когда вернусь, сказать не могу. Задача еще не выполнена, но буду держать знамя до конца. То, что мы возложенные задачи выполним с честью, сомневаться не приходится. Мне, Верочка, очень приятно читать твои строки, в которых ты меня подбадриваешь. От этого у меня на сердце становится тепло. Я горжусь моей женой и дочкой… Настоящие, настоящие! Такими должны быть жена и дочь коммуниста. Верунечка, очень трудно читать те строки, где ты пишешь о своей тоске. Я этим не хочу сказать, чтобы ты не писала об этом в будущем. Пиши обязательно обо всем, что ты переживаешь, иначе письма не имеют смысла. Но трудно читать эти строки, ибо я тоже тоскую очень. Но надо найти в себе силы побороть это. Главное, чтобы быть достойным сыном страны, перед которой преклоняются даже заклятые враги. Ты знаешь, когда я очень измотаюсь, когда после трудного дня, после того как замолкают наши громкие голоса, чувствую, что нет больше сил, стоит только подумать о том, что я ведь из той страны, как становится мне стыдно и силы приходят. Это очень дисциплинирует и подбодряет. Подумай, что сказала бы ты или Тала, или те, кто верит в меня, если бы я оказался слабым?

Поэтому, прошу тебя — верь, что мы встретимся безусловно, что я приеду.

Твой Мате».

Но они больше не встретились.

Он не вернулся домой. А как хотелось еще раз увидеть этого человека, влюбленного в жизнь. Человека, который отдал себя борьбе за счастье других людей. Увидеть таким, каким вывел его Хемингуэй в сценарии «Испанская земля».

Когда я шел домой, мне почему-то вспомнились слова Эрнеста Хемингуэя:

«В молодости смерти придавалось огромное значение. Теперь не придаешь ей никакого значения. Только ненавидишь за людей, которых она уносит».

И я подумал, что вдвойне обидно, когда смерть уносит человека, всего себя отдавшего борьбе за счастье других людей. Те, кому довелось жить рядом с ним или бороться, надолго сохранят образ сына венгерского народа, героя Испании.

ЧЕТЫРЕ ВСТРЕЧИ С РУБЕНОМ ИБАРРУРИ

Шел 1937 год. Отгремели бои под Гвадалахарой и Брунете, где наша 11-я пехотная дивизия нанесла сокрушительное поражение франкистам. Командир дивизии генерал Листер получил приказ вывести дивизию в тыл для организации учебы, для пополнения людьми и вооружением.

Ждал нового приказа и я, военный советник 11-й дивизии.

В первых числах августа меня вызвали в предместье Мадрида к товарищу Малино[3].

Малино расспрашивал о подготовке 11-й пехотной дивизии, справился о здоровье Листера и о моем здоровье. А потом, улыбнувшись, спросил:

— Ну как, товарищ Павлито, не надоело тебе воевать?

— Если дело требует… — начал я.

— Ты хорошо поработал в Испании, — прервал меня Малино. — Советское правительство, учитывая заслуги перед Родиной, наградило тебя за боевые действия против сил фашизма двумя орденами Красного Знамени. Принято решение направить тебя домой. Готовься, Павлито, к отъезду.

Странно я себя чувствовал. Радость от возвращения на Родину, домой, от предстоящей встречи с семьей, друзьями. В благодарность за добрую весть я даже обнял Малино. И в то же время было как-то неудобно оставлять испанских друзей в трудную минуту. Малино понял меня:

вернуться

3

Под этим именем в республиканской Испании сражался Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский.