На мою просьбу назвать кого-нибудь из «пустивших недавно корни» Александр Александрович перебирает десяток фамилий: «Вам ведь, я понимаю, надо, чтоб и человек-то был интересный… Так вот, помечайте: Павел Николаевич Константинов… Найти его просто: дом с петухом на крыше…»
* * *
Мы прощались близко к полуночи. Село заливало сиянье погожей осенней луны. Синеватые блики света отражал сонный омуток реки, кровля на колокольне, синеватыми редкими фонарями светились яблоки в темной листве. «Вот и еще картинка к нашему разговору, — Александр Александрович срывает яблоко с ветки над пряслом.
— Попробуйте. Это антоновка. Подчеркиваю — антоновка, старинный российский сорт. Там, где эти местные яблоки извели, заменили сортами южными, в этом году погорели. И как погорели! Мороз все убил. Видели сами, сады стоят черные.
А вот воргуль и антоновка живы! Почему?
Веками притерты к нашему климату, испытаны самыми лютыми холодами… В сельском укладе жизни прежде чем что-то отбросить и позабыть как ненужное, следует пять раз подумать… Ну, теперь уж прощайте».
Александр Александрович уходит по белой от лунного света дорожке. Ему шестьдесят три, идет он немного ссутулившись. Сорок лет своей жизни он ходит по этой улице, и она стала его судьбою.
— Вот тут, у колодца, свернете направо, — подает Александр Александрович голос уже с поворота дороги. — И не забудьте: дом с петухом…
Колхоз «Заветы Ильича», Рязанская область.
27 января 1980 г.
Дом с петухом
(Проселки)
Дом мы нашли без труда. Хозяин чинил крышу и прыгнул вниз с легкостью подростка, хотя ему исполнилось пятьдесят.
— Вот все тут: семья, хозяйство, радости и заботы — врастаем в рязанскую землю. Правда, Аленка? — отец прислонил к носу четырехлетней дочери испачканный краской палец. Со смехом нос всей семьей оттирали. Потом Аленка вернулась к ораве кроликов и, вполне уже понимая, что забавляет взрослых, стала считать: «Раз, два, три…» Но кроликов около сотни, они бегали по двору, а способности в счете дальше десятка пока не шли…
Была во дворе минутка, когда все рады отвлечься от дел и сообща позабавиться. В такой момент как-то сразу чувствуешь, чем живут в доме: ладно ли, дружно ли? Чувствуешь, как относятся дети к родителям, а родители к детям, сколько времени уделяют потехе, а сколько делу. И переход от забавы к делам тоже какой-то естественный. Вон кролики уже объедают морковку, которую девочка держит в ручонке, сын носит с тележки траву, мать продолжает резку яблок для сушки, дочь подала отцу полотенце и стирает в тазу испачканный фартук сестры.
— Няня, — кричит Аленка, — все! — и показывает растопыренные пальцы. Сестра бежит в огород за морковкой.
— Няня… — улыбается мать, провожая ее глазами, — недавно сама старшую сестру так называла.
— Сколько же их у вас?
— О, со счета собьешься, — шестеро!
— Жили-то все по местам, где нет электричества, — подмигивает жене хозяин дома, и мы садимся с ним на скамейку, как раз под задиристым, сверкающим свежими красками петухом.
* * *
Павел Николаевич Константинов… Этому человеку жизнь ничего не поднесла на тарелке. Двухлетним его нашли на пороге приюта с запиской в ручонке: «Мальчика зовут Павел. Простите».
К его имени изобрели отчество, а фамилию дали по названию села на Рязанщине. Приютил же его Касимов, старинный городок на Оке, городок, который Павел всегда вспоминал с благодарностью.
Павел рано «стал на колеса», много ездил и много видел. В обычных спорах — где лучше? — он всегда говорил: «Я вот в Касимове…» — и так рассказывал, что мало кто сомневался: все благодати земные лежат именно в этом городе. Но самое главное, он и сам в это верил.
В Касимове прошло его детство. Детство подкидыша, совпавшее к тому же с войной.
«В приюте жили голодновато. И это заставляло быть предприимчивым: ловили рыбу в Оке, ходили в лес за орехами и грибами, пекли в золе грачиные яйца, таскали из садов яблоки…»
В четырнадцать лет из детдома он убежал. Пришло известие, что погиб любимый всеми в приюте военрук, и двенадцать подростков решили: надо немедленно ехать на фронт — отомстить за учителя. Подобных мстителей в те годы к фронту стремилось много. Их снимали с товарных и пассажирских составов, ими полны были детские приемники на вокзалах. Они убегали опять и, случалось, в самом деле добирались до фронта.
Павел ухитрился проехать до Львова, но тут, несмотря на продуманный план конспирации, путешествие кончилось — его обнаружили в куче угля на платформе. В компании таких же, как он, чумазых и оборванных беспризорников мальчишку отправили в Сочи учиться на маляра.
Первую свою зарплату юный маляр получил в известном нам по бутылочным этикеткам Абрау-Дюрсо. Первая получка — важная веха в любой биографии. И очень существенно, какой человек окажется рядом в этот момент. К счастью, мастер, учивший Павла, не был из тех, которые говорят: «Ну, парень, обмыть полагается…»
Понимая, что он, возможно, единственный, кто может сказать мальчишке напутствие в жизнь, старик увел маляра-дебютанта в парк на скамейку и прочел ему небольшую житейскую лекцию, которую Павел крепко запомнил: «Главное богатство в человеческой жизни — умелые руки… Деньги заработать значительно легче, чем их разумно истратить».
Молодость — время, когда человека тянет за горизонт. Хочется много видеть. И Павел, научившись, кроме малярного, еще и столярному, и штукатурному делу, поехал, как он сейчас говорит, «обстраивать послевоенную Родину».
Он работал на Дальнем Востоке, в леспромхозе под Красноярском, а в Башкирии на реке Белой, на строительстве гидростанции, его биография отмечена еще одной вехой — женился.
Вспомнить события двадцатипятилетней давности Павел Николаевич зовет жену, и они вместе с видимым удовольствием вспоминают (нет, переживают заново!) все подробности того года. Любовь! Но родители Нины Парфеновны (на стройке она тоже была штукатуром и маляром) категорически против замужества: «Детдомовец, семьи у вас не получится».
Мать даже сказала: «Я тебе больше не мать». Однако свадьба все-таки состоялась. Со стороны невесты было четыре десятка родственников, и Павел позвал приятеля-плотника, «вдвоем и держали весь фронт».
Павел Николаевич и художник удивительный!
Время надежно определяет, кто чего стоит.
Пригляделась теща к зятю-«подкидышу», и стал он для нее зятем любимым, как в той всем известной народной песне. Всем хорош: на производстве — первый, в доме за любое дело берется, и оно у него обязательно получается, здоров, уважителен, весел. Была и осталась в Павле еще и свойственная многим детдомовцам неукротимая жизнестойкость. Для иного маленький холмик житейских помех превращается в гору неодолимых трудностей. Павел же, переживший много трудностей в ранние годы жизни, сказал жене: «Вдвоем мы все одолеем. Детей заведем полный дом. И не бойся. По миру они у нас не пойдут».
Годы рожденья детей отец и мать сейчас вспоминают по названию строек. «Виктор, Сергей и Ольга — на Павловской ГЭС, Светлана — в Бурятии, Андрей и Алена — на Дальнем Востоке».
Шесть детей, и частые пересады… Легко ли?
Нелегко. И сегодня для многих это кажется почти невозможным, немыслимым — шесть детей. Но вот она, вся семья, на ногах. И это не просто большая семья. Это семья здоровая и счастливая. Непостаревшие мать и отец, крепкие, работящие и послушные дети. Секреты жизни такой семьи? О них, наверное, можно было написать целую книгу. Но сами старшие Константиновы книжек по воспитанию не читали. «Все получилось само собой. Работали, старались, чтобы дети росли работящими, ну и, конечно, важно, чтоб лад и мир были в доме, чтобы куда иголка, туда и нитка», — говорит мать. «У нас тут, как улей, — с пеленок каждому свое дело.