Когда говорят о войне, в первую очередь справедливо вспоминают тех, кто лежал на переднем крае в окопах, кто поднимался в атаку, ходил в разведку, — вспоминают пехоту, танкистов, саперов, пилотов, связистов, вспоминают ударную силу войны. И мало кому известны шедшие следом за боевыми порядками нестроевые силы. Шофер, фельдшер, сапожник, пекарь, прачка, швея, оружейник. Все это люди, без чьей заботы передовая держаться бы не могла. В нестроевые подразделения пули не долетали, но снарядами их накрывало и бомбы их находили.
И непролазная грязь военных дорог им знакома. И весь кочевой быт войны люди, нередко немолодые уже, вынесли. Были в этих подразделениях и женщины.
Представьте себе отряд из пятнадцати конных повозок, идущий следом за фронтом.
На повозках поклажа донельзя прозаическая: корыта, стиральные доски, утюги. Мыло, иголки и нитки. На передней «штабной повозке» главная ценность — маленький сейф с печатью и документами части, два автомата и вот эта машинка Zinger.
Заботой отряда была одежда солдат. Ее стирали, чинили, гладили. «Располагались в какой-нибудь деревеньке у речки. Кипятили и промывали одежду в проточной воде (а зимой-то она ледяная!), сушили летом на солнце, зимою жарко топили крестьянские печи. Целыми днями не разгибались. Так и жили.
Часть продвигалась — и мы сейчас же свой скарб на подводу. Вот так на лошадке дошли из-под Курска до Дрездена».
Память у Зои Александровны сохранилась прекрасно. Помнит имена своих сослуживцев.
«Как не помнить — почти все из Осташкова!» Помнит деревни и речки, где делали остановки по Украине, Молдавии, Румынии, Чехословакии, Австрии.
В Дрездене война для банно-прачечного отряда не кончилась. «Погрузили нас в эшелон, и двинулись мы на восток. И опять шли за фронтом. В пустыне Гоби хлебнули горя от недостатка воды. Но, слава богу, там все окончилось скоро. И опять эшелон. Теперь уже домой. Развинтила машину, аккуратно все переложила ветошью. Сказала спасибо мысленно людям, сделавшим этот станок для шитья надежным и некапризным. Как подумаю, сколько я с этой машиной проехала, — голова кружится. А ведь ни разу не поломалась, меняла только иголки.
И еще тридцать лет после войны работали вместе швея и машина. «Я первая подносилась — глаза изменять стали. В последний раз сшила сотню этих вот тапочек для музея, чтобы полы обувкой не портили, и сказала: все, хватит. Попросили машину сюда — отдала. А теперь и сама вот смотрителем при музее».
Сделать снимок машину мы вынесли в главную светлую залу музея. А потом поставили снова на место, к площадке, где лежат пулемет, каски, патронные ленты и бомба. Зоя Александровна заправила под каретку машины солдатскую гимнастерку, прошла одну строчку: «В полном порядке. Садись и работай. Нам бы, людям, такую надежность».
Фото автора. Осташков. 3 сентября 1978 г.
Новоселье
(Проселки)
В деревню Сытьково в этом году весною прилетели три пары аистов. Полетали, посидели на высоких деревьях, походили по болотцам у Волги, и жители догадались: прилетели в разведку. Аисты в этих местах никогда не селились, никто никогда их не видел. И можно представить радость, волненье и ожиданье: а вдруг останутся?
Два просвещенных сытьковца Цветков Михаил и Геннадий Дроздов первыми вспомнили: в иных местах для привлечения птиц укрепляют на дереве колесо. Колесо сейчас же нашли, хотя найти тележное колесо в наше моторное время дело совсем не простое.
Ну и конечно, непросто надеть колесо на верхушку высокого дерева. Вся деревня сошлась поглядеть, чем все окончится. Не будь такого схода людей, Геннадий и Михаил, возможно, отступили бы. Но на миру чего не сделаешь!
В старое время на местных ярмарках смельчаки за сапогами на гладкий столб залезали. Поговаривают, на этот раз для смелости была выпита четвертинка. И это было как раз столько, чтобы и дело сделать, и живыми спуститься на землю.
Фундамент для птичьего дома получился хороший. И пара аистов поселилась в Сытькове.
Гнездо, однако, птицы построили не на ели, увенчанной колесом, а на церкви.
На самом высоком месте деревни стоит эта церковь. В былые времена такое расположенье постройки (за многие версты видна!) внушало человеку верующему подобающее почтенье. А во время войны сытьковская церковь стала многострадальной мишенью.
Подозревая на ней наблюдателей, били по деревне то наши, то немцы, и столько было изведено снарядов, что целый город бы рухнул.
А церковь стоит. Старухи обстоятельство это приписывают покровительству сил неземных. А семилетний внук одной из старушек в моем присутствии высказал суждение очень здравое: «Что ты, бабушка, это со знаком качества строили!»
Неистребленный запас прочности аисты по достоинству оценили. На самой верхушке церкви соорудили гнездо, вывели аистят.
И стали они принадлежать как бы всем, всей деревне. И в этом усмотрена высшая справедливость. Даже Геннадий с Михаилом сказали: «Ну что ж, им виднее, где строить. Они понимают…»
Лето в Сытькове прошло под знаком птицновоселов. Непугливые аисты ходят по огородам, по лугу, садятся на крыши домов. Из любой калитки, с любой завалинки и скамейки видно гнездо. Видно, как прилетают с запасом еды для детей старики аисты. Видно: толпятся в гнезде, пробуют крылья три молодые птицы.
Вся деревня слышит раннюю утреннюю побудку-треск клюва. «Это они переговариваются друг с другом. И так приятно душе от этого разговора».
Много толков о птицах. Куда летают, что носят в гнездо, у чьего дома любят садиться, что за странная песня… Глядя на трех аистят, подросших в гнезде, стали строить предположенье: вернутся сюда же или, как сельские молодые ребята, подадутся куда. Колесо, на котором ночуют пока что вороны, у аистов на виду — селись, пожалуйста! А у парома я встретил двух молодцов на мотоцикле — везли еще колесо от телеги.
— Не иначе как аистам?
— А что, разве плохо, говорят, счастье от них.
Паромщик, переправлявший ребят в деревню, с покоряющим удовольствием тоже заговорил о птицах:
— Слышал, там и там поселились… А ведь ранее никогда не было.
В этом орнитологическом явлении (ареал гнездящихся аистов за последние годы заметно расширился на восток) паромщику явно хотелось видеть добрый житейский знак.
— Селится птица! Вот и люди, глядишь, тоже начнут кое-что понимать. Недавно с одним из наших беседовал. Говорит: «Уеду из города! Срублю дом и буду хозяйствовать». Как считаете, только поговорили или в самом деле назад в деревню?..
Начнется с колеса…
… закончится гнездом.
Паром
Древнейшая из переправ. Пешеход осилит воду на лодке, по бревну, по мостку. Для повозки же нужен мост или это вот нехитрое скрипучее сооруженье — паром. Чтобы не уносило теченьем, над водой натянут канат. Вдоль него потихоньку паром и плывет. Туда и обратно, туда и обратно.
Паром — признак жизни неторопливой и не слишком густо замешенной. Иногда паром, правда, единственный выход из положения. Через Каспий, к примеру, мост не построишь.
Паром! Да какой! Железнодорожный поезд скрывается в его чреве, а утром, переправившись из Баку в Красноводск, следует далее в Азию. В Норвегии я видел паромные переправы через фиорды, на западе США, у Сиэтла, и на востоке, на Великих озерах, паромы ходят между островами. На них сразу возят до сотни автомобилей, и тянут эти плавучие средства громадной силы моторы. А прародители этих паромов-гигантов такие вот тихие переправы.
На Волге, после истока, самая первая переправа — деревянный мосток, а дальше до Ржева, до первых больших мостов я насчитал четыре парома. Для интереса на всех четырех переправился, посидел с паромщиками, поглядел, как каждый из них управляется на ответственном человеческом перекрестке.