— Ну а я тебя не ненавижу, — сказал я, какое-то время послушав эту песню.

— Да? — Он посмотрел на меня, вопреки решению больше никогда на меня не смотреть.

— Да, просто иногда ты ужасно действуешь мне на нервы.

— Ты злой! — Он выбежал из комнаты.

— Нет, — сказал я пустой комнате Алекса, которая казалась соучастницей, — с меня довольно.

Сногз взял верх. Временами мне просто хотелось выйти в переднюю дверь и уйти не оглядываясь. Только я не хотел оставлять после себя плохие воспоминания. Злой папа, отвратительный муж. Незаслуженная вина — вот что самое противное в роли родителя. Поэтому, когда Билли Маккейб пригласил всех мальчиков из своего класса на роликовый каток, чтобы отпраздновать день рождения в четверг через пару недель, я ухватился за возможность восстановить свою честь. Я отменил прием на вторую половину четверга под предлогом семейных обязанностей. Этот праздник для меня важнее. Я сам катался на роликах курам на смех, но я пойду с Алексом, я буду образцовым отцом, я буду сама доброта — чтобы он это запомнил. Если бы у меня было время, возможно, я сделал бы то же самое для Джейн.

За две недели до праздника арестовали педофила. Всегда уравновешенный «Вестник» чуть ли не ликовал в репортаже на первой полосе. Полицейские поймали извращенца в Гринвуде. У них были образцы ДНК для сравнения и какие-то улики. Похоже, ему придется пока посидеть в тюрьме. Весь Фэрчестер вздохнул с облегчением. Даже зеленая изгородь, обрамлявшая недвижимость Стейнбаумов, уже не так угрожающе щетинилась. Как ни странно, только после ареста педофила мне приснился кошмар, будто кто-то украл Алекса. Во сне за него требовали выкуп, и мы с Джейн поругались из-за того, чем платить. Я хотел заплатить игрушечными банкнотами из «Монополии», а Джейн настаивала, что подойдут только акции «Халдома». В конце концов Алексу надоело, и он сам сбежал и прилетел домой на марлевых крыльях, чтобы успеть к телепередаче, по которой соскучился.

В 15:50 Тед нашел прекрасное место для парковки у входа на каток. Он заглушил мотор и посидел в машине, лениво перелистывая номер «Управления восстановлением данных». «Обратитесь к системе поддержки» — называлась одна статья с изображением улыбающегося женского лица, на которое Тед мысленно наложил черты Дона Файнстейна. Иногда он вспоминал о Доне, но отправил Дону два письма по электронной почте и так и не получил ответа. Все-таки он не переставал интересоваться планированием аварийного восстановления, и его шеф в «Модесто» намекнул, что компания могла бы прибегнуть к его услугам в этой области. Сегодня он позвонил и сказался больным, так что компании придется обойтись без него. «Каков ваш коэффициент готовности?» — спрашивала другая статья, но Тед закрыл журнал. Начали прибывать дети. Они захлопывали дверцы машин и плелись ко входу на каток, представлявшему собой комплект двойных дверей в зеленой раме с поблекшими золотыми надписями «Вход» и «Выход». Само здание напоминало продавленный торт, сверху его накрывала матовая красно-белая крыша.

Тед ждал, пока не собрались восемь мальчиков. Было уже 16:03. Он узнал многие лица по хорошо изученным классным фотографиям. Больше половины из них были симпатичные мальчики чуть неловкого, щенячьего вида, который скоро исчезнет, как только окрепнут мускулы и вытянутся туловища. В большинстве случаев мальчиков сопровождали матери, хотя в толпе попалась и парочка нелепо смотревшихся отцов. Заметив похожего на Бобби мальчика, который захлопнул за собой дверь «шевроле-тахо», Тед почувствовал напряжение в паху. Он вышел из «сентры» и по-кошачьи двинулся ко входу.

Внутри вход от выхода отделял двойной ряд поручней. На полпути по коридору находилась билетная касса, в которой сидел жирный мужчина, жуя незажженную сигару. Из-за кассы, словно из жестяной банки, доносилась громкая рок-музыка. Тед с детства не ходил на каток, если вообще ходил — может быть, он просто насмотрелся фотографий и телепередач. По-настоящему он помнил только пару ржавых роликов, которые регулировались металлическим ключом. В них можно было кататься вверх-вниз по кварталу, причем выходило медленнее, чем пешком. Потом однажды папа пришел домой, а он поставил их в коридоре. Потом после ужина был скандал, потому что папа поскользнулся на ролике, а потом роликов уже не было. Многие вещи его детства пропали аналогичным образом. Он почувствовал, как из уголков глаз наползает знакомый черный туман, и потряс головой, чтобы ее прочистить.

Но вот он уже встал перед кассой. Толстяк посмотрел на него без всякого интереса. Взрослый билет шесть долларов, говорилось на табличке над головой толстяка, тогда Тед полез в бумажник и заплатил. Он не особенно думал, какой придумать себе предлог, — может, он отец мальчика, который не смог прийти? или он пришел вспомнить юность? — но толстяк ничего не спросил. Он проштамповал руку Теда красным логотипом катка и жестом пропустил внутрь. Чем ближе Тед подходил, тем громче становилась музыка.

Первое, что бросилось ему в глаза, это ряд автоматов для видеоигр, все они были освещены, но на них практически никто не играл. Вдоль автоматов стоял прилавок с дешевыми шоколадками и чипсами, машинами для попкорна и сладкой ваты. На табличке черными буквами перечислялись газированные напитки и ледяные шербеты. Дети в основном держались сбоку, надевали ролики, сидя на литых пластмассовых лавках цвета кафетерия. Родители суетились вокруг стола, одна женщина накрыла его скатертью и стала раскладывать бумажные тарелки и салфетки. Как там зовут мальчика, у которого день рождения? Билли Какой-то.

К счастью, на катке собрались не только те, кто пришел на праздник Билли. На огромном овале крашеного бетона, окруженном бортиком в половину человеческого роста, катались другие дети. Среди них несколько подростков постарше, а особенно одна девочка носилась прямо-таки как торпеда. Из двух гигантских динамиков, подвешенных под низким потолком, грохотала рок-музыка. Когда глаза Теда привыкли к приглушенному свету, он заметил, что с другой стороны буфетной стойки празднует еще одна компания детей помладше, которые уже успели съесть половину липкого плоского торта.

Но Теда интересовали только второклассники, поэтому он по диагонали приблизился к лавкам. Он притворился, что наблюдает за девочкой-торпедой. На самом деле это она несколько раз взглянула на него, объезжая остальных увальней. Ей, наверное, было лет двенадцать, и ему пришло в голову, что он мог бы быть отцом этой светловолосой, уверенной девочки. Такая мысль никогда раньше не приходила ему в голову, и у него подогнулись колени. Ему пришлось на минуту присесть на пластмассовую скамейку. Когда он поднялся и подошел поближе к мальчикам, скучный желтый свет на потолочных световых табло сменился миганием красного, зеленого и голубого, а из динамиков полилось что-то из «Би Джиз».

При появлении Теда мальчики вспорхнули с места, как стайка скворцов. Они вывалили на каток, толкаясь и хохоча. Настоящим профессионалам стало трудно лавировать между ними, и девушке-торпеде пришлось ездить раздражающе короткими скоростными отрезками. Как только дети освободили зону вокруг стола, большинство родителей уселись поболтать, перекрикивая грохот музыки. Но несколько человек подошли к бортику и наблюдали, и Тед присоединился к ним. Мальчики скользили мимо, для равновесия расставив в стороны руки. Теду нестерпимо хотелось выйти на каток и блаженно сталкиваться со всеми этими телами. Теперь уже скоро.

Мы опоздали на праздник — естественно, из-за Алекса. Когда я забирал его с продленки, мы никак не могли найти его рюкзак. Один из служащих в конце концов нашел его под скамейкой. Потом, когда мы уже совсем собрались ехать, Алекс устроил типичную сцену, на этот раз из-за того, чем перекусить после школы.

— Не сегодня, — сказал я ему, — потому что на дне рождения ты и так съешь кучу всякой гадости.

— Это не считается. Я хочу палочки.

Короче говоря, в конце концов он сел в машину, но только после того, как мы обмусолили несколько правил, придуманных специально на такие особые случаи. Он буркнул, что я злой, а я сказал, что я и вполовину не такой злой, как мог бы быть, и он замолчал на большую часть поездки. Мы оба были не в лучшем настроении, когда приехали на каток. Алекс, у которого были свои ролики, побежал ко входу, не подождав, пока я выйду из машины. К тому времени как я прошел через зеленые двери, он уже был внутри. Сомнительного вида джентльмен, сосавший дешевую сигару, коротко взглянул на меня, когда я проходил мимо. Я сказал, что иду на праздник Билли Маккейба, он кивнул и проштамповал мне руку. Внутри стоял шум и гам, и, войдя в основной зал, я почувствовал, что у меня заболела голова.