Джамадар Дарвас подошел ближе и взмахнул скимитаром.

— Как ты получил шрам на лице, Абдулла? — спросил он.

— Дротик, — ответил Бёртон. — Брошенный одним абиссинцем.

— Ты убил его?

— Нет.

— Большая ошибка. Мой народ говорит: «Когда враг нападает на тебя...»

— «...искупайся в его крови», — закончил Бёртон.

— Ха! Твои знания просто поражают. Не жил ли ты среди детей Аллаха?

— Я — хаджи.[16]

— Что? Паломник? Правоверный? Не знаю. И я зауважаю тебя еще больше после того, как выпущу из тебя кишки.

Дарвас внезапно бросился вперед и рубанул Бёртона в голову. Королевский агент легко отразил удар и полоснул в ответ, прорезав одежду Дарваса. Белуджи прыгнул назад и воскликнул:

— Ага, так ты еще и понимаешь в саблях, а?

— Да, — ответил Бёртон, медленно кружа вокруг него. — И эти предназначены для сражения на лошадях, не боя лицом к лицу. Тем не менее есть несколько приемов, которые можно использовать и во время пешего боя. Например... — и он шагнул вперед, присел и, балансируя на одной пятке, сделал полный круг и, используя скорость движения, со страшной силой ударил вверх под углом в двадцать градусов. Дарвас успел только поставить свое оружие между собой и Бёртоном; два скимитара с лязгом столкнулись, сабля Дарваса отлетела назад и силой ударила в него самого, заставив пошатнуться.

Бёртон, используя преимущество, ударил соперника справа — белуджи с трудом отбил.

Дарвас закачался, едва не упал и выдохнул:

— Клянусь аллахом! Ты даже лучше, чем я ожидал.

— Человек не должен безрассудно выбирать себе врагов, — посоветовал Бёртон. — Меня поразило, что ты выбрал именно меня. Не заплатил ли тебе кто-нибудь?

— Да, верно.

— Когда я рассказал тебе о человеке из латуни, ты воскликнул: «На этот раз целый человек в целом механизме». Возможно, ты видел человека, частично сделанного из металла? Возможно, человек с наполовину металлической головой заплатил тебе за меня?

Джон Спик.

— Не отрицаю. Хватит болтать. Давай сражаться.

Бёртон перебросил скимитар в левую руку.

— Расслабь тело, Джамадар, и управляй саблей только запястьем, а не всей рукой. Сейчас ударь меня.

— Ты уверен?

— Бей!

Джамадар скривился. Дуэль шла совсем не так, как ему хотелось. Он сплюнул на песок, слегка согнул ноги и вытянул вперед руку с саблей. Два человека кружили по площадке, глядя друг на друга темными глазами.

Дарвас бросился на Бёртон и ударил с такой скоростью, что сабля, казалось, расплылась в воздухе. Клинок ударил Бёртона чуть ниже груди, но исследователь, крепко упершись ногами, защитился собственной саблей, держа скимитар концом вниз и прижимая к телу от плеча до середины бедра. Потом повел им вверх и вокруг, зацепив скимитар бандита, шагнул вперед, согнув колени и дернул вверх. В то же мгновение сабля Дарваса вылетела из его руки.

Собравшие белуджи закричали от изумления, когда оружие их вождя, крутясь, взлетело в воздух и приземлилась у края арены.

Дарвас стоял как пораженный громом.

— Защищаясь, саблю необходимо держать у тела, — сказал Бёртон, как если бы читал лекцию. — Иначе, как видишь, ее легко отбить назад, и она может ранить не хуже атакующего клинка. Кроме того необходимо расслабить мышцы плечей, рук и запястья — ни в коем случае не используй их для защиты! — и вложить полную силу в контратаку.

Лицо Дарваса почернело.

— Да ты издеваешься надо мной, собака!

Бёртон покачал головой. — Я не хочу сражаться с тобой, Джамадар. Но только...

— Ричард! — крикнул Суинбёрн.

Что-то ударило Бёртона сзади в голову. Мир закружился вокруг него и исчез.

В голове бушевал пожар, колол в веки, рвал огненными когтями кожу. Он попробовал шевельнутся и обнаружил, что не в состоянии. Его пожирала жажда.

Он заставил себя открыть глаза и прищурился на безжалостное солнце. Повернув голову, он обнаружил, что лежит на спине — руки вытянуты, запястья и лодыжки привязаны к деревянным колам, вбитым глубоко в землю.

Вокруг поднимались дюны.

Он открыл рот, чтобы позвать на помощь, но сумел только прохрипеть.

Песчинки, гонимые горячим медленным ветром, ударяли в лицо.

Он испытывал странное чувство deja vu[17].

Я сплю?

В поле зрения появился Джамадар Дарвас.

— Тебе удобно? — спросил он. — Быть может, чуть-чуть болит голова? Мой мулла — помощник — ударил тебя дубинкой. — Бандит хихикнул. — Клянусь аллахом, он знает, что я ненавижу, когда меня побеждают. Ты великолепный воин, Абдулла! Быть может, люди не врут о твоей расе, и англичане действительно непобедимы в сражении. Хвала аллаху, что в земле моего народа нет ничего, что привлекло бы ваши алчные взгляды! — Дарвас раскинул свои руки так широко, как если бы хотел обнять пустыню. И зло усмехнулся. — Посмотрим, — сказал он, — что эта земля присудит тебе, британец.

Он повернулся, взобрался на верхушку дюны, спустился по другому склону песчаного холма и исчез из виду.

Бёртон почувствовал, как его плоть трескается.

До заката еще далеко, и минимум три часа солнце будет светить так же сильно. Даже если он вынесет это, потом ему придется терпеть свирепый ночной холод.

Он подвигал языком во рту. Как будто передвинул камень.

Заклинание небытия.

Он вдохнул горящий воздух и осознал, что на какое-то время терял сознание.

Думай, думай, сосредоточься. Очевидно, Джон Спик и граф Цеппелин останавливались здесь и предупредили бандитов. Очевидно, бандиты должны были разыскать разбитый винтокорабль и перебить всех выживших. Но как далеко ушла их экспедиция? Возможно они уже в Адене?

Думай, продолжай думать!

Мысли ускользнули, он провалился в беспамятство.

Пробуждение.

Где?

Он силился что-то выговорить, позвать на помощь, но самое легкое движение рта тысячекратно усилило боль. Невыносимо яркие вспышки боли ослепляют его.

Он упал посреди ада.

Пламя.

Пламя в каменной чаше, свисавшей на цепях с потолка настолько высокого, что он теряется в тенях. Колонны. Монолитный храм, вырезанный в холме. Холм — в середине Кантапуранама, столице Кумари Кандам, земле рептилий-нагов.

Человек шагает вперед.

Он — брамин Каудинья, и он женился на дочке царя. Этот брак символизирует окончание войны между людьми и расой ящериц. Он уже год живет среди нагов, и сейчас стоит перед верховным жрецом, К'к'тиимой.

Тонкий голубой дым горящих благовоний извивается вокруг ног человека. Зрители пристально глядят на него. По меньшей мере, тысяча ящериц находится в храме, и еще много миллионов присутствуют ментально, но не физически.

Человек почтительно кланяется жрецу.

— Не мне, мягкокожий, — шипит К'к'тиима. — Объединителю. — Трехпалой рукой он указывает направо.

Каудинья поворачивается к огромному черному алмазу, лежащему на золотом пьедестале.

Один из трех Глаз нага.

Каудинья опять кланяется.

— Пусть жена подойдет к тебе, — говорит К'к'тиима.

Человек поворачивается и глядит на свою супругу.

— Иди сюда и говори со мной, дабы все могли узнать меня, — произносит он слова древнего ритуала.

Она подходит к нему. Как и все представители ее расы, она наполовину ниже его; кожа разделена на черные, желтые и зеленые полоски; короткие толстые руки и ноги; голова — самая странная с точки зрения человека — иногда она кажется одной из семи голов, иногда одной из пяти, и только изредка единственной. На ней невероятной ценности украшения и кольчужная туника.

— Муж мой, — говорит она, — я желаю говорить.

Многоголовый верховный жрец приказывает вывести вперед пленника. К пьедесталу подводят человека, и К'к'тиима поворачивается к Каудинье.

— О Каудинья, ты прибыл к нам, как посланник. Ты пришел посредником, дабы заключить мир между расой мягкокожих и расой нагов. Ты жил среди нас как один из нас, и был мужем Кума К'ссс'амайа.