— Не хотите ли обгореть — осмотреть — экипажи перед отъездом?

— Нет времени. Мы расследуем убийство. Я должен идти.

— Прежде, чем вы уйдете, могу ли я подарить — поговорить — с вами наедине?

— Конечно.

Они немного отошли в сторону и несколько минут о чем-то говорили. Потом Паровой человек громко лязгнул и присоединился к группе технологистов.

Бёртон вернулся к Суинбёрну.

— О чем вы говорили? — полюбопытствовал поэт.

— Он рассказал мне кое-что о бэббидже, который вставлен в голову Джона Спика. Пошли.

— Я должен идти с тобой, босс? — спросил Спенсер.

— Нет, Герберт. Оставайся здесь и проверь запасы по описи.

— Заметано.

Попрощавшись с заводным человеком, Бёртон и Суинбёрн вышли из здания, пересекли двор и присоединились к детективам-инспекторам Траунсу и Честону, командору Кришнамёрти, констеблю Бхатти, Изабелле Мейсон, миссис Энджелл и Фиджету, а также к другим пассажирам, собравшимся у трапа винтокорабля. Помимо них там же стояли члены экипажа Д'Обиньи, Бингхэм и Батлер, получившие краткосрочный отпуск.

Вокруг них клубился густой желтый туман, посыпая одежду и кожу сажей, забивавшей рот и ноздри.

— Готовы? — спросил Бёртон друзей. — Тогда пошли и простимся цивилизованно, особенно с вами, матушка Энджелл. Я надеюсь, что, пока нас не будет, вы будете вести обычную жизнь.

Группа вышла из ворот станции, прошла вдоль внешней стены и пошла по тропинке через пустырь, спускавшийся к железнодорожным путям — место, связанное с неприятными воспоминаниями для королевского агента и его помощника: два года назад они бежали здесь, преследуемые бандой вервольфов, и их едва не раздавил локомотив.

Они спустились по тропинке к Киртлинг-стрит, которая быстро привела их на Баттерси-Парк-роуд. Отсюда гости Монктона Мильнса начали разъезжаться, кэбы повезли их домой. Миссис Энджелл и Фиджет забрались в хэнсом, который повез их на Монтегю-плейс, 14, Изабелла Мейсон взяла другой, на Оранж-стрит, гроулер остановился перед детективом-инспектором Честоном, командором Кришнамёрти и констеблем Бхатти, готовый увезти их домой.

Четвертый экипаж — четырехколесный кэб, запряженный паролошадью — Бёртон вызвал для себя, Суинбёрна и Транса.

— Скотланд-Ярд! — приказал полицейский.

— А не в дом Отто Штайнрюка? — спросил Бёртон, взобравшись в кэб и усевшись на сидение.

— Это в Илфорде, — ответил Траунс. — Слишком далеко для кэба, так что займем в Ярде винтостулья.

Кэб свернул на Найн-Элмс-лейн и запыхтел вдоль Темзы. Пассажиры вынули платки и прижали к носам, от кошмарного зловония реки их глаза слезились.

Бёртон выглянул в окно. Где-то вдоль дороги находился маленький дворик, где в 1839 году на юную девушку Сару Льюит напал Джек-Попрыгунчик — одно из множества нападений, совершенных Эдвардом Оксфордом в поисках своего предка. Прошло двадцать четыре года, и за это короткое время влияние Оксфорда полностью изменило Британскую Империю. Бёртону по-прежнему казалось невероятным, что один человек может так быстро изменить огромную страну, но в истории такое уже бывало — Цезарь, Чингисхан, Наполеон. Оксфорд, невольно, стал причиной смерти королевы Виктории. После чего его влияние стало тоньше — всего несколько неосторожных замечаний о будущем, сказанных Генри Бересфорду. Однако маркиз передал их Изамбарду Кингдому Брюнелю, намеки и предположения воспламенили замечательные таланты инженера и привели, помимо всего прочего, к созданию политического и культурного движения технологистов.

Пока инженеры и евгеники Брюнеля вкладывали всю свою энергию в изобретения, одно присутствие во времени Оксфорда — в форме Джека-Попрыгунчика — привело к созданию противоположной силы: либертинов, стремившихся изменить социальную политику и создать новый вид освобожденного человека.

Все эти элементы создали условия для быстро увеличивающегося хаоса, развитие которого ускоряли научные изобретения и безответственные социальные эксперименты. Чарльз Дарвин, которого называли «Палач Бога», попал под влияние своего двоюродного брата, евгеника Фрэнсиса Гальтона и, ошеломленный открывшимися возможностями, вышел за пределы здравого смысла.

И сколько еще таких? подумал Бёртон.Сколько людей стали не такими, какими должны были стать?

Кэб повернул налево на Воксхоллский мост и встал в хвост очереди экипажей — необходимо было заплатить за проезд через мост.

— Пропади все пропадом! — проворчал Траунс. — Сколько времени мы должны сидеть здесь, дыша этим дерьмом.

— Не вижу ни зги, — сказал Суинбёрн, выглядывая наружу. — Невозможно сказать, насколько мы далеко от кабинки сборщика налога. И, конечно, Пружинка, ты же не собираешься заставить нас лететь на винтостульях через это?

— Не называй меня Пружинка! — взвился полицейский. — Однако ты прав. После свежего воздуха Йоркшира я и забыл, что такое лондонский особый.

— До Ярда не более двух миль. Почему бы нам не дойти туда пешком и не занять там пенни-фартинги? — предложил Бёртон.

Траунс согласился и спустя несколько минут они уже пересекли мост, ругая на чем свет стоит вонь, движение и туман.

— Говорю тебе, капитан, я просто счастлив на несколько месяцев вырваться из этой чертовой выгребной ямы, — объявил Траунс.

Было уже около шести часов вечера, когда они добрались до Илфорда, и, хотя туман и поредел, уже наступил вечер и плохо освещенный город погрузился в полумглу.

Проехав на паросипедах по Кранбрук-роуд, они повернули налево, на Гренфилл-плейс.

— Нам нужен номер шестнадцать, — сказал Траунс.

Через минуту они увидели его: отдельный дом в стороне от дороги, скрытый за сучковатым и неестественно искривленным дубом.

— Клянусь Юпитером! — воскликнул Траунс. — Зачем кому-то понадобился этот монстр прямо перед домом?

Они открыли ворота, согнувшись под ветвями прошли внутрь и по дорожке дошли до парадной двери. В доме не было ни огонька.

Траунс поупражнялся с дверным молотком, необычно сильно, но им ответило только молчание.

— Мы расследуем убийство, — сказал он, отходя на два шага назад, — так что я без колебаний могу взломать дверь. Постойте в стороне, пока я поработаю плечами.

Бёртон поднял руку.

— Нет необходимости, старина. — Он вынул из кармана отмычку и сунул ее в замочную скважину. Спустя несколько мгновений раздался щелчок.

— Сезам, откройся! — скомандовал Суинбёрн, экспансивно взмахнув руками.

— Алджи, быть может ты вернешься к воротам и постережешь их? — предложил Бёртон. — Нам потребуется зажечь свет, и если, пока мы будет там, наш душитель вернется и увидит свет в окне, боюсь, он убежит прежде, чем мы его схватим. Кричи, если увидишь что-нибудь подозрительное.

Поэт кивнул и отправился обратно, а Бёртон и Суинбёрн вошли в дом. Человек из Скотланд-Ярда достал коробок спичек, чиркнул одной и зажег настольную лампу в прихожей. Она осветила три двери и лестницу наверх.

За первой дверью оказался маленький салон. Траунс зажег еще одну лампу, и двое мужчин увидели пять стульев, расположенных вокруг стола, на котором стояли пустые стаканы.

— Как будто здесь была какая-то встреча, — заметил Бёртон. Он проверил ящики стола и не нашел ничего, потом пошарил в буфете — с тем же успехом.

Вторая дверь вела в столовую, где они тоже не нашли ничего интересного, а третья в кухню. Кладовка тоже оказалась пуста.

— Боюсь, птичка улетела, — пробормотал Траунс.

— Давай еще раз обыщем салон, — предложил Бёртон.

Они вернулись в комнату и начали тщательно обыскивать ее. Королевский агент пошарил пальцами в пепельнице, нашел окурки сигар и обнюхал каждый.

— Интересно, — пробормотал Бёртон. — Четыре разных немецких сорта и один английский.

— Взгляни на это, капитан.

Бёртон перешел к камину, рядом с которым на корточках сидел его друг.

Траунс указал на красно-коричневое пятно на каминной плите за очагом.