К нему присоединились многие, но он все же не обрел той поддержки, на которую рассчитывал. Мирное и справедливое правление, которое принес Англии Генрих, нашло, похоже, отклик даже у йоркширцев. Он положил конец тридцатилетнему конфликту белой розы Йорков с красной розой Ланкастеров, и мало кто хотел нарушать это спокойствие. Еще меньше было тех, кто желал очередного кровопролития ради того, чтобы выяснить — кто может, а кто не может называться истинным Плантагенетом. Еще меньше людям нравилось то, что с графом Линкольном явились ирландские и немецкие солдаты.

Генриха же по прибытии в Ноттингем, наоборот, встречали приветственными криками. К нему примкнуло больше людей, чем он предполагал, и теперь его армия насчитывала пятнадцать тысяч человек против восьми тысяч йоркистов под командованием Линкольна. Армия короля остановилась на несколько дней, чтобы отдохнуть и пополнить запасы продовольствия. Генрих и его командиры совещались, продумывая стратегию выступления на Ньюарк.

Преимущество было нарушено слухами о том, что две армии уже столкнулись и Генрих побежден. Враг распускал эти слухи, чтобы к знаменам Генриха не примкнули новые силы. Пришлось рассылать во все стороны гонцов с опровержением.

Снова отправившись в путь, королевская армия остановилась на ночь в селении Рэдклифф в восьми милях от Ньюарка. Именно там в два часа пополуночи они получили новости из стана врага. Неприятель встал лагерем над долиной реки Трент у деревни Вест Строк. А дальше было то, что можно называть контролируемым хаосом. Генрих собирался отрезать Линкольна от припасов в Ньюарке и решился на неожиданную атаку. Его солдаты двигались быстро, оставляя позади груженые обозы с провиантом, а также поваров, пекарей, прачек и остальных сопровождающих.

Росс, поднятый с постели криками караульных, быстро оделся, позволил Кейт помочь ему с кольчугой и доспехами, пристегнул меч. Сжимая под мышкой шлем, он притянул к себе жену для последнего страстного поцелуя. А когда отстранился, еще долго смотрел на нее, гладил лицо Кейт взглядом своих потемневших синих глаз. На миг ей показалось, что он хочет ей что-то сказать. Но вместо этого Росс снова поцеловал ее и ушел.

Кейт хотела бежать за ним, позвать его, сказать ему… что? Что она могла ему сказать?

Ничто не изменит того, что было между ними, ничто не остановит того, что ждет их впереди. Она не станет сваливать на мужа свои сомнения и страхи, не скажет, что, возможно, понесла ребенка, не заявит о своей любви к нему, ведь, вполне возможно, ему все равно.

Когда солдаты двинулись вперед, Кейт завернулась в плащ и вышла из палатки, чтобы проводить их взглядом. Некоторые махали руками, улыбались, словно шли на ярмарку. Многие еще не совсем проснулись. Кто-то смотрел вперед с мрачной готовностью к битве. Их ноги поднимали столько пыли, что почти невозможно было различить рыцарей на конях, которые ехали вдоль колонн, подбадривая идущих и подгоняя отстающих. Но Кейт не сомневалась, что узнала Росса по обернутому вокруг его тела пледу. Она провожала его взглядом, поворачиваясь, напрягая зрение, пока он не исчез вдали.

Из клубов пыли вынырнул всадник, неузнаваемый в доспехах. Лишь герб на нагрудной пластине подсказывал, кто это. Он резко натянул поводья, и боевой конь осел на задние ноги, взмахнув передними. Рыцарь уставился на Кейт. Его лицо было перечеркнуто металлической пластиной наносника.

Трилборн прорычал:

— Ну, леди Кэтрин, не благословите ли меня на успех?

— Нет, — презрительно процедила она.

— Неужели вам безразлично, куда я еду?

— Совершенно.

Трилборн рассмеялся, и смех загудел в его шлеме.

— А напрасно.

Плохое предчувствие ледяным ручейком скользнуло по спине Кейт, но она храбро ответила:

— Не вижу причины. Мне это безразлично.

Трилборн рванул поводья, заставив коня вскинуть голову.

— Даже если я поклялся убить короля?

У Кейт перехватило дыхание, ее сердце отчаянно сжалось.

— Вы не осмелитесь. Вас самого убьют.

— Вы так считаете? В гуще битвы возможно всякое.

— Росс знает, чего вы добиваетесь. — Кейт вздернула подбородок. — Он остановит вас.

— О, я надеюсь, что он попытается это сделать. Я для того и позволил вам узнать о моих намереньях, чтобы вы рассказали о них Данбару. Еще больше, чем избавить Англию от Генриха Тюдора, я жажду лишь одного — увидеть тебя вдовой.

ГЛАВА 19

Битва началась безоблачным летним утром на лугу, где трава была такой зеленой, что на нее больно было смотреть, и где всего несколько минут назад жаворонки возносили хвалу небесам. Армия самозванца хлынула вниз с возвышенности, вытаптывая вереск и папоротники пустоши. С авангардом Генриха она схлестнулась на открытом месте долины и засеянных за ней полей.

Столкновение было яростным, битва быстро превратилась в кровавую рукопашную схватку. Граф Оксфордский вел авангард, нацелившись в центр вражеской армии. Оставшиеся силы разделились, чтобы атаковать с флангов. Брэсфорд с товарищами, среди которых был и Дэвид, сегодня облаченный как истинный рыцарь, распоряжался на левом фланге, Росс был на правом.

Шум был оглушительным и бесконечным смешением криков, проклятий, стонов, всхлипов, ржания лошадей, грохота стали, ударов, крошащих щиты, и свиста дротиков, которыми пользовались ирландцы. Яркий солнечный свет, отражаясь от шлемов и обнаженных клинков, слепил глаза. Почти оглохнув, щурясь от яркого света и пыли, заживо варясь в своих доспехах, Росс бился с яростью адской машины. Он действовал интуитивно, механически повторяя движения, которые отрабатывал тысячи раз и теперь мог проделать даже во сне. Время потеряло свое значение. Минуты превращались в часы. Росс не видел ни продвижения, ни отступления, он просто замер на месте, которое должен был защитить или умереть.

Краем глаза Шотландец видел короля. Тот, в компании высокородных командиров, восседал на боевом коне на вершине холма, с которого мог оценить диспозицию и отправить гонцов с приказами. Росс знал свой долг: он обязан был хранить жизнь английского монарха.

В центре битвы войско короля дрогнуло и начало отступать. Генрих отправил своих йоменов поддержать Оксфорда и внезапно оказался один, практически без охраны.

Именно тогда от основной массы сражающихся отделился рыцарь в королевских цветах. И, низко опустив копье и крича что-то, неразличимое в общем гомоне, направился к холму, на котором стоял Генрих. Росс взглянул на герб рыцаря, промчавшегося мимо него, и волосы на его затылке встали дыбом.

Трилборн.

Трилборн метил в короля, который остался без охраны. Все было так, как и предупреждала Кейт. Если Трилборн убьет Генриха, битва будет окончена. Росс заметил немецкого наемника, вооруженного секирой, который разворачивал коня, крича что-то Брэсфорду и Дэвиду. Молодой оруженосец повернулся к нему, но Брэсфорд не слышал его — он прорубался сквозь заслон солдат, защищавших графа Линкольна и короля-мальчишку, ради которого и затеяли эту битву. Ветер засвистел в прорезях шлема Росса, когда он пригнулся к гриве коня, держа наготове окровавленный меч. Кровь грохотала у него в ушах, разум был объят огнем. Из груди рвался древний клич — шотландский призыв к кровавой битве.

Росс увидел, как король опускает забрало и вынимает из ножен меч, увидел, как сверкает королевский клинок, как Генрих защищается от атаки с яростной и уверенной силой. Его знаменосец, последний из оставшихся защитников, получил удар в грудь и упал. Теперь король был окружен. И, один против троих, не мог продержаться долго.

Боевой конь Росса с победным ржанием врезался в гущу схватки. Конь Трилборна отлетел в сторону, лошадь другого нападавшего споткнулась и рухнула набок, придавив седока. Англичанин с проклятиями попытался освободить ногу. Трилборн развернул коня, проехал по упавшему воину и снова двинулся на Росса.

Шотландец встретил атаку бешеной силы и ощутил, как дрожь от удара проходит по руке и спине. Он скосил глаза и заметил, что на помощь королю спешит прищурившийся всадник с вороном на гербе. «Дэвид, — с отчаянием понял Росс, — юнец вместо закаленного в войнах ветерана». Пот заливал Шотландцу глаза. Стиснутые зубы болели. Рука с мечом горела, но каждый удар был наполнен яростной силой. Росс выжидал, когда противник совершит ошибку. Он желал смерти этого саксонского ублюдка, врага его клана, который осмелился напасть на Кейт, осмелился желать ее, угрожать ей, называть ее лгуньей. Возможно, он наконец увидит смерть своего недруга.