Росс мог подарить ей хотя бы это. Он хотел возлечь с ней — он сам это сказал. Договор о помолвке, который они подписали, приравнивался по закону к брачному договору. Никто не скажет им ни слова в упрек, если через девять месяцев у нее родится ребенок — наследник фамилии. А если проклятие погубит Росса раньше, чем священник услышит их клятвы, то смерть эта, по крайней мере, будет не напрасна.
До церемонии оставалось три недели. За это время их имена передадут в церковь, а весть успеет дойти до старого лэрда и всех прочих людей, которые могут возразить против их союза. Нужно будет также подготовить пир, собрать приданое и разработать план поездки на север, в дарованное королем поместье. Все эти три недели проклятие и Трилборн будут соревноваться, кто из них первым отнимет у Росса жизнь.
Чего же она на самом деле хотела?
На то, чтобы выяснить это, Кейт отвели три недели.
ГЛАВА 10
Король переехал из Гринвича в Шин, не дожидаясь первого января. Смена резиденции была произведена отчасти для того, чтобы допустить новую группу подданных к королевскому правосудию, отчасти — чтобы восстановить освобожденный дворец после того, как его покинут сотни придворных, их слуги и животные.
Всем приближенным король подарил новые одеяния в ознаменование нового года — а значит, и новой жизни. Кейт, которая официально не входила в число статс-дам королевы, это проявление щедрости обошло стороной. Вместо этого ей подарили наряд из другой ткани и с другим узором — в честь приближающейся свадьбы. Росса, заверили ее, тоже не обошли вниманием.
Подарок нисколько не удивил Кейт. Генрих опекал ее и ее сестер, и Изабель получила нечто подобное накануне своего замужества. И тем не менее роскошный наряд поразил воображение леди Кэтрин. Платье было сшито из блестящего шелка и бархата хвойного оттенка, как и пристало в зимнюю пору, с разрезами на рукавах, через которые был виден золоченый шелк подкладки. Золотым кружевом был оторочен воротник и подол юбки. Корсет тоже был украшен золотым шитьем с сотнями крохотных изумрудов. От зимнего холода ее должна была защитить накидка из белого бархата с горностаевой оторочкой на капюшоне.
Кейт была очень рада подарку, хотя предпочла бы другой оттенок — морской волны. На это надеяться, конечно, не приходилось: белый и зеленый были цветами династии Тюдоров, а она должна была быть отмечена как фаворитка короля. Нужно довольствоваться тем, что имеешь.
За тем, как Гвинн приглаживает бархат, распушает мех и поправляет складки на шелке, Кейт наблюдала с замиранием сердца. Церемониальное вручение одежды прошлым вечером заставило ее уверовать в реальность происходящего. Один день стремительно сменялся другим. Скоро наступит день ее свадьбы.
Последние три ночи Кейт не могла уснуть. Ночи эти были наполнены ожиданием: она вглядывалась во мрак, прислушивалась, не раздадутся ли знакомые шаги, а может, служанки начнут перешептываться о скоропостижной гибели Росса. Каждый новый рассвет был отсрочкой приговора.
Как только Кейт увидела Шотландца в главной зале, где они с приятелями разговлялись говядиной, хлебом и элем, в душе у нее как будто взошло солнце.
Друг другу жених и невеста тоже сделали новогодние подарки, но скорее следуя правилам этикета, чем из сентиментальных побуждений. Кейт сшила для Росса перчатки из тончайшей оленьей кожи и вышила на каждой по чертополоху — символу Шотландии. Росс подарил ей серебряный футляр, набитый высушенными листьями сарацинской розы и пряностями.
Между ними состоялся разговор, который обошелся без взаимных обвинений и грубостей. Обрученные против своей воли, они теперь сторонились друг друга и чувствовали себя неловко.
Перед мысленным взором Кейт все время стояло лицо Росса. Она вспоминала о том, как он заявил о своем праве лишить ее девственности. Как Кейт ни старалась, властную глубину его глаз невозможно было стереть из памяти. Стоило вспомнить об этом — и всю нижнюю половину ее тела охватывала дрожь.
Кейт опасалась, как бы он не вздумал воспользоваться разрешением Генриха на близость с ней. Она также опасалась, как бы он это разрешение не проигнорировал.
От этих бесконечных путаных мыслей, от страха и томительного предвкушения Кейт совсем потеряла покой. Есть она не могла, спать тоже не могла. Говорить с ней было невозможно, и Маргарет предпочитала ее обществу первых встречных из главной залы. Оставшись в одиночестве, Кейт сидела, уставившись в пустоту и даже не притрагиваясь к вышивке на коленях, или смотрела в окно на всадников, снующих туда-сюда, в надежде различить знакомый силуэт в красно-зеленом клетчатом пледе.
Она твердила себе, что не должна забывать о гордости. Она ведь не какая-то там служанка, воображение которой можно поразить одними широкими плечами. Нет, она — леди Кэтрин Милтон, девушка независимая и уравновешенная. Вместо того чтобы тосковать, ей следовало сосредоточиться на уговорах: Шотландцу самое время направиться в сторону границы, пока такая возможность еще оставалась. Если он не уедет, она вынуждена будет обратиться к королеве-матери за помощью и уйти в монастырь, как и обещала.
Пока что Кейт не могла понять, как будет лучше. Оба поступка казались ей слишком решительными, необратимыми.
Через несколько дней — Кейт не помнила, сколько именно времени прошло, — в Шин прибыл посланник из Брэсфорд-Холла. Он привез с собой целую кучу новогодних подарков, задержавшихся в пути из-за постоянных снегопадов. К подаркам прилагалось письмо от сестры Кейт, Изабель.
Как ни приятно леди Кэтрин было получить подарки, которые она уже и не ожидала увидеть, письмо сделало ее по-настоящему счастливой, пусть и ненадолго. Дождавшись, когда посланник уйдет, Кейт распечатала конверт и аккуратно развернула свиток.
Каждое слово послания свидетельствовало о том, что Изабель довольна своей жизнью. Живот у нее рос не по дням, а по часам — а значит, они ждали мальчика. Во всяком случае, она на это уповала, поскольку Брэсфорд хотел наследника, как бы он ни уверял супругу в том, что пол ребенка не имеет для него значения. У малютки Мэделин, дочери Генриха, уже резались зубки, но в остальном она чувствовала себя превосходно. Изабель оказалась прекрасной хозяйкой и теперь всячески угождала окрестным помещикам, вилланам и целому взводу оруженосцев. Для полного счастья ей не хватало лишь присутствия любимых сестер. Маргарет известила ее о том, что Кейт выходит замуж. Изабель была бы очень рада за нее, если бы точно знала, что и она этому рада.
Кейт, нахмурившись, задумалась о том, как эти вести могли дойти до северных окраин страны так быстро, но потом поняла, что Изабель имела в виду лишь помолвку, а не приказ Генриха, не подлежащий обжалованию. Она снова погрузилась в чтение:
«Маргарет считает, что ты сможешь избежать этого замужества, если обратишься к архиепископу — возможно, через герцогиню, — с просьбой принять постриг. Я не знаю, как ты относишься к такой идее, но прошу тебя хорошенько поразмыслить и не спешить с окончательным решением. Милая моя Кейт, я боюсь, что жизнь, состоящая лишь из молитв и праведных трудов, не сможет тебя удовлетворить. Боюсь, что ты слишком ветрена для этого, что ты не вынесешь сопутствующих монастырскому порядку тягот. Ты также должна понимать, на какие жертвы тебе придется пойти. Я не могу подобрать слов, чтобы описать, сколько радости таит в себе истинная близость между мужем и женой, сколько счастливых мгновений они переживают, уединившись под балдахином. Эти волшебные ночи — суть нашей жизни, они приводят к благословенному состоянию — беременности. К тому же тесная, нежная дружба с мужчиной, взаимовыручка и любовь — это сокровища нашей жизни, с которыми не сравнится ничто иное. Умоляю, милая Кейт, не лишай себя этих сокровищ добровольно. А если ты вынуждена это сделать, то трижды удостоверься, что иного спасения нет.
Твоя любящая сестра, Изабель».
Кейт сидела у огня, уставившись на его пляшущие языки и не выпуская пергамент из рук. Внутри у нее тоже все плясало: мысли, чувства, побуждения. Иной раз они затихали, но очень скоро возобновляли свое хаотичное движение. Они потрескивали, дымились, тухли, но в самом центре оставалось негасимое, пылкое, алое сердце.