Как говорится, «в карете прошлого далеко не уедешь»: тут был совершенно иной противник, а на месте Фридриха Великого восседал Фридрих Вильгельм III. И вообще, по словам того же знаменитого военного теоретика Карла Клаузевица, «Французская революция придала европейской политике и войнам другой характер, не предусмотренный Фридрихом Великим».

А потому, совершенно закономерно, дальше были Йена и Ауэрштедт — полный разгром прусской армии. Не только полный, но и позорный.

«Сильнейшая крепость Германии — Магдебург с 23-тысячным гарнизоном и 450 орудиями сдалась без выстрела двум эскадронам французских гусар… Берлин поднёс ключи победителю, и Наполеон в три недели покорил всю Пруссию. Пруссаков охватил ужас и они не думали о продолжении борьбы: сильные крепости сдавались французским разъездам по первому их требованию. Из 186 000 прусских войск около 25 000 было убито и ранено, свыше 100 000 сдалось в плен, до 45 000 дезертировало и рассеялось, осталось лишь 14 000 генерала Лестока, искавших спасения в привислинских крепостях. Король бежал под защиту русских штыков»^{77}. Можно уточнить, что в течение шести недель — с 3 октября по 20 ноября — сдалось восемь прусских крепостей, имевших суммарный гарнизон в 58 200 человек.

Господи боже ты мой! И у нас сегодня находятся такие многоумные авторы, которые старательно ругают русскую армию и русских полководцев 1812 года! Поймите, милостивые государи, вот что такое — Наполеон! Ведь только русские смогли по-настоящему устоять, пусть даже и проигрывая сражения, отступая, сдавая кампании — но не сдаваясь, не разбегаясь, не чувствуя себя проигравшими. К чему лицемерить? Воевать с гениальным Наполеоном было безумно трудно!

…Император Наполеон тогда много чего «накрутил» в Европе, но это не имело никакого отношения к нашему юному гвардейскому корнету до тех пор, пока русский царь не возмутился происходящим и не послал за пределы России свои войска. Официально они шли на помощь Пруссии — но, как было и в предыдущую Австрийскую кампанию, пока они дошли до места, союзная армия перестала существовать. Как мы понимаем, русские опоздали не потому, что шли медленно, а потому, что пруссаки — как ранее и австрийцы — поспешили быть битыми…

15 ноября 1806 года отряд пока ещё никому не известного генерал-майора Барклая де Толли не дал французским войскам переправиться через Вислу у Плоцка. 11 декабря тот же Барклай и также ещё совсем не знаменитый генерал-лейтенант граф Остерман-Толстой отбросили французские авангарды под Сохачевом и Чарновом. 14 декабря, в сражении при Пултуске, генерал от кавалерии Беннигсен разбил корпус маршала Ланна… В общем, кампания начиналась для нас очень даже неплохо.

Двухдневное сражение при Прейсиш-Эйлау 26–27 января 1807 года закончилось в пользу русских, однако граф Беннигсен почему-то не пожелал развить успех и вообще решился отступить, так что Наполеон преспокойно приписал победу себе, с чего, в общем-то, и начался перелом в войне, принявшей уже затяжной характер…

В начале февраля император Александр решил вновь отправить в поход гвардию, о чём генерал Кологривов уведомил генерала Депрерадовича 8-го числа.

«10 февраля Де-Прерадович донёс Кологривову, что “Кавалергардский полк к выступлению в поход находится в готовности”, в составе 41 офицера, 802 нижних чинов и 738 коней.

13 февраля, в 6 ч. утра кавалергарды первые выступили из Петербурга. Государь провожал полки и напутствовал их милостивыми словами»^{78}.

Казалось, всё было замечательно, сердца русских воинов бились в едином желании отомстить французам! Однако «На другой день по выступлении кавалергардов Цесаревич приказал отдать в приказе по полку, что Государем было замечено, что: 1) “когда полк тронулся из Миллионной, то трубачи заиграли поход в то время, когда полк был не сформирован, ибо штандарты были на правом фланге полка; 2) гг. офицеры, идучи на поенъ-девю[61], лошадей своих горячили, прыгали и не равнялись; 3) при маршировании повзводно шеренги не равнялись, и в эскадроне полк[овника] Титова (2-го) унт[ер]-офицер на место чтобы быть в замке[62], ехал на правом фланге 2-й шеренги; 4) гг. офицеры дурно палаши держали; 5) вообще 2-я шеренга вовсе не равнялась и люди качали палашами; 6) стремена во всём фронте были весьма длинны, и саквы[63] не довольно круто и высоко застёгнуты, что всё Государь Император изволил приказал исправить, дабы впредь сего замечено не было”»^{79}.

Можно только догадываться, как восприняли офицеры государев приказ и что они говорили в своём кругу об Александре Павловиче и его достопочтенном братце. Полк отправлялся на войну! Люди были готовы умирать за Отечество, а им — про саквы, про равнение второй шеренги и «качание палашами»… Неужели даже после Аустерлица российский государь ничего не понял?! Не хватит ли играть в солдатики?!

Кстати, в полк, с мечтою взять реванш за Аустерлицкое поражение, начали возвращаться офицеры, поспешившие выйти в отставку после 1805 года.

11 марта 1807 года Карл Лёвенвольде «…вновь поступил в полк ротмистром и 10 апреля прибыл на походе к полку; 27 сентября того же года произведён в полковники и назначен командиром 3-го эскадрона, которым блестяще командовал»^{80}. Уточним, что чаще всего офицера увольняли в отставку со следующим чином, но если он решал возвратиться в строй, при том что положенный срок в предыдущем чине выслужил не до конца, то его могли принять обратно не в новом, а в прежнем его воинском звании…

Поход в Пруссию не особенно отличался от описанного ранее — тот же беспорядок, те же проблемы, к ним прибавилась и нехватка продовольствия.

25 марта Кавалергардский полк перешёл границу, и вскоре гвардейский отряд присоединился к главной армии.

Знаменитый генерал Ермолов так прокомментировал произошедшее: «Государь император прибыл к армии, и пришла гвардия под начальством цесаревича. Главная квартира императора расположилась в Бартенштейне, великого князя в Шипенбейле. Начались разводы, щегольство, и мы в авангарде с тощими желудками принялись за перестройку амуниции»^{81}.

Через два месяца русская армия дралась под Гутштадтом, изрядно потрепав корпуса маршалов Нея и Сульта; вскоре, 29–30 мая, произошёл безрезультатный бой при Гейльсберге; а затем, 2 июня, всё завершилось нашим поражением — но не разгромом! — при Фридланде.

«Кампания 1806–1807 годов, пожалуй, самая поучительная из всех ведённых нами против Франции. Победив под Пултуском и Гейльсбергом, оставшись “при своих” — и даже с трофеями при Эйлау, потерпев, наконец, почётное поражение под Фридландом, русская армия опровергла легенду о непобедимости Наполеона. Мы потеряли в боях 26 пушек и ни одного знамени, а захватили 6 знамён и орлов[64] и 16 пушек. Ничтожность трофеев и громадные в то же время кровавые потери — 60 000 с каждой стороны, в достаточной степени свидетельствуют о высоком качестве войск обоих противников»^{82}.

В этой войне воевали в основном армейские части, а гвардия — в том числе и Кавалергардский полк — оставалась в резерве.

Князь Волконский так писал о своём друге: «…участвовал в походе с полком в Пруссии в 1807 году, но как полк не был в деле, то не было случая ему выказаться»^{83}.

Думается, он не совсем точен — в формулярном списке Орлова значится: «1806-го и 1807-го [находился] в походе против французов и в действительных сражениях 24-го и 25-го числа майя [при] Гутштадте и на реке Посарже. 29-го при Геннесберге и 2-го июня при Фридлянде»^{84}. Что ж, Михаил вполне мог выполнять какие-то поручения на поле боя, выступая в роли адъютанта или ординарца. Человек инициативный и деятельный, он вряд ли просто оставался в резерве… Вроде бы за отличие в одном из этих сражений он был даже награждён золотой шпагой «За храбрость».