И вот теперь, когда мы вышли из кафе, у дверей гостиницы нас нагнал сам Juge de Paix — насколько я понял, чиновник примерно того же ранга, как помощник шерифа в Шотландии. Он вручил нам свою визитную карточку и тут же пригласил отужинать у него — с большим изяществом и любезностью, как это умеют французы. Ради чести Ландреси, объяснил он нам, и хотя мы знали, что принимать нас — не такая уж великая честь для городка, ответить грубым отказом на столь учтивое приглашение было, разумеется, невозможно.

Дом судьи находился неподалеку. Это было комфортабельное обиталище холостяка, где стены украшала забавная коллекция медных грелок, которыми в старину обогревали кровати. Некоторые из них были покрыты замысловатым чеканным узором. Идея такой коллекции показалась нам оригинальной. Глядя на эти грелки, человек невольно начинал думать о том, сколько ночных колпаков из поколения в поколение склонялось над ними, какие шутки и поцелуи они слышали и как часто ими напрасно согревали ложе смерти. Если бы они могли говорить, о каких только нелепых, непристойных или трагических сценах не поведали бы они!

Вино было превосходным. Когда мы похвалили его судье, он сказал:

— Я предложил вам не самое худшее, что у меня есть.

Когда только англичане научатся подобной радушной изысканности в мелочах! А это искусство стоит постигнуть — оно украшает жизнь и придает блеск обыденности.

За ужином присутствовали еще два ландресийца. Один был сборщиком уж не помню чего, а другой, как нам сообщили, — главным нотариусом городка. Таким образом, оказалось, что мы все пятеро в той или иной мере причастны юриспруденции. При подобной пропорции разговор не мог не стать профессиональным. Папироска весьма эрудированно повествовал про законы о бедных. А вскоре я почему-то начал толковать шотландский закон о внебрачных детях, о котором, должен с гордостью сказать, я не имею ни малейшего представления. Сборщик и нотариус, оба люди женатые, обвинили холостяка судью в том, что эту тему подсказал он. Судья отверг обвинение с тем смущенным и самодовольным видом, который я в подобных случаях замечал у всех мужчин, будь то французы или англичане. Странно, как любому из нас в минуты откровенности нравится, что его считают завзятым сердцеедом!

Вино меня пленяло чем дальше, тем больше; коньяк оказался еще лучше, а компания была очень приятной. За все время нашего путешествия волны общественного благоволения ни разу не поднимались так высоко ни до, ни после. В конце концов мы находились в доме судьи, что было как бы полуофициальным признанием наших заслуг. А потому, памятуя, что Франция — великая страна, мы воздали должное оказанному нам гостеприимству. Ландреси давно спало, когда мы вернулись в гостиницу, и часовые на укреплениях уже ожидали рассвета.