Тяжкий полуденный зной

Встал над восставшей страной;

Кровью песок обагрив,

Движется раненый риф.

К вечеру солнце зайдет,

Двинутся рифы вперед,

Словно густые пласты

Спрятанной темноты.

Вышли проклятые сроки;

Жаждой свободы томим,

К освобожденью Марокко

Выведет Абд эль Керим.

Годы тяжелого груза

Выросли в каменный пласт.

Кто подчинится французам,

Волю испанцам продаст.

Горло до боли сжала

Вражеская ладонь.

Рифы не любят жалоб,

Рифы полюбят огонь.

Пальмы верхушки нагнули,

Кровью встревожен песок.

В ночь восьмого июля

Рифы назначили срок.

Пальмы верхушки нагнули,

Словно завидя самум.

В ночь восьмого июля

Рифы возьмут Уэндсмун.

Ночь никогда доселе

Черной такой не была.

В черную ночь под шрапнелью

Черные шли тела.

Прошлую ночь отступили,

Кровью песок обагрив.

В жаркий песок, как в могилу,

Лег не один риф.

Ночь. Выручай сегодня!

Видишь, навстречу тебе

Голову каждый поднял

И отдает борьбе.

Движемся новым походом.

Но, подчиняясь свинцу.

Черным полкам не отдал

Крепость свою француз.

И, обнажая раны,

Пушкам наперевес

Грозные аэропланы

Молча сошли с небес.

Пусть проиграли сраженье —

Мертвые снова зовут.

Первые пораженья

К новым победам ведут.

Скоро настанут сроки,

И разнесет призыв

В освобожденном Марокко

Освобожденный риф.

Ночь надвинулась на прибой,

Перемешанная с водой,

Ветер, мокрый и черный весь,

Погружается в эту смесь.

Там, где издавна водяной

Правил водами, бьет прибой.

Я плыву теперь среди них —

Умирающих водяных.

Ветер с лодкой бегут вдвоем,

Ветер лодку толкнул плечом,

Он помчит ее напролом,

Он завяжет ее узлом.

Пристань издали стережет

Мой уход и мой приход.

Там под ветра тяжелый свист

Ждет меня молодой марксист.

Окатила его сполна

Несознательная волна.

Он — ученый со всех сторон —

Повеленьем волны смущен.

И кричит и кричит мне вслед:

— Ты погиб, молодой поэт! —

Дескать, пробил последний час

Оторвавшемуся от масс!

Трижды схваченная водой.

Устремляется на прибой

К небу в вечные времена

Припечатанная луна.

И, ломая последний звук,

Мокрый ветер смолкает вдруг

У моих напряженных рук.

Море смотрит наверх, а там

По расчищенным небесам

Путешествует лунный диск

Из Одессы в Новороссийск.

Я оставил свое весло,

Море тихо его взяло.

В небе тающий лунный дым

Притворяется голубым.

Но готова отдать удар

Отдыхающая вода,

И под лодкой моей давно

Шевелится морское дно.

Там взволнованно проплыла

Одинокая рыба-пила,

И четырнадцать рыб за ней

Оседлали морских коней.

Я готов отразить ряды

Нападенья любой воды,

Но оставить я не могу

Человека на берегу.

У него и у меня

Одинаковые имена,

Мы взрывали с ним не одну

Сухопутную тишину.

Но когда до воды дошло,

Я налег на свое весло,

Он — противник морских простуд —

Встал у берега на посту

И кричит и кричит мне вслед:

— Ты погиб, молодой поэт! —

Дескать, пробил последний час

Оторвавшемуся от масс.

Тучи в небе идут подряд,

Будто рота идет солдат,

Молнией вооружена,

Офицеру подчинена.

Лодке маленькой напролом

Встал восхода громадный дом.

Весла в руки, глаза туда ж,

В самый верхний его этаж.

Плыть сегодня и завтра плыть,

Горизонтами шевелить, —

Там, у края чужой земли,

Дышат старые корабли.

Я попробую их догнать,

И стрелять в них, и попадать.

Надо опытным быть пловцом,

И, что шутка здесь ни при чем,

Подтверждает из года в год

Биография этих вод.

Ветер с лодкой вступил в борьбу,

Я навстречу ему гребу,

Чтоб волна уйти не смогла

От преследования весла.