В течение вечера и ночи к воротам с громким ржаньем прискакали семь испуганных лошадей без всадников. Две из них принадлежали воинам отряда Сэлдэна, а пять – тем, кто пошел в бой за сэром Дэниэлом. Перед рассветом ко рву, шатаясь, подошел копьеносец, пронзенный тремя стрелами. Он скончался, едва его внесли в замок, но, умирая, успел рассказать, что все его товарищи, вместе с которыми он возвращался в замок, убиты в лесу.
Даже загорелое лицо Хэтча побледнело от тревоги. Когда Дик рассказал ему о судьбе Сэлдэна, он упал на каменную скамью и зарыдал. Воины, сидевшие на ступеньках в солнечном углу двора, поглядели на него с удивлением и беспокойством, но ни один не отважился спросить его, отчего он плачет.
– Помните, мастер Шелтон, что я вам говорил? – сказал наконец Хэтч. – Я говорил, что все мы будем убиты. Сэлдэн был молодчина, и я любил его, как брата. Его убили вторым. Ну что ж, мы все пойдем за ним! Как сказано в том подлом стишке про черные стрелы? «Они без промаха летят и никого не пощадят». Так, кажется? Ну что ж, Эппльярд, Сэлдэн, Смит и старый Гэмфри уже убиты. А в замке лежит несчастный Джон Картер и зовет, бедный грешник, священника.
Дик прислушался. Как раз над его головой находилось низкое оконце, из которого доносились стоны и причитания.
– Он лежит здесь? – спросил Дик.
– Да, в комнате второго привратника, – ответил Хэтч. – Он так страдает душой и телом, что мы не могли втащить его дальше. При каждом нашем шаге он думал, что умирает. Но сейчас, мне кажется, он испытывает только душевные муки. Он все зовет священника, а сэр Оливер, не знаю почему, до сих пор не подошел к нему. Ему придется долго исповедоваться. А бедняга Эппльярд и бедняга Сэлдэн умерли без исповеди.
Дик, крадучись, подошел к окну и заглянул в него. В маленькой, низкой комнатушке было темно, но все же ему удалось разглядеть старого солдата, стонавшего на соломенной подстилке.
– Картер, бедный друг, как ты себя чувствуешь? – спросил он.
– Мастер Шелтон, – ответил тот взволнованным шепотом, – ради всего святого, приведите мне священника! Увы, мне пришел конец! Мне очень плохо, рана моя смертельна. Окажите мне последнюю услугу – приведите священника. Ничего другого вы уже не можете для меня сделать. Ради спасения моей души, поторопитесь! У меня на совести преступление, которое ввергнет меня в ад.
Он застонал, и Дик услышал, как он от боли и страха скрежещет зубами.
Как раз в эту минуту в дверях появился сэр Дэниэл. В руке он держал письмо.
– Ребята, – сказал он, – нас разбили. Разве мы отрицаем это? Нет, мы не отрицаем. Но мы постараемся как можно скорее снова сесть в седла. Старый Гарри Шестой свергнут. Ну что ж, мы умываем руки. Среди приверженцев герцога Йорка у меня есть добрый друг, его зовут лорд Уэнслидэл. Я написал этому моему другу письмо. Я прошу у него покровительства и обещаю щедро отблагодарить его и за прошлое и за будущее. Не сомневаюсь, что он отнесется к моей просьбе вполне благосклонно. Просьба без даров – все равно что песня без музыки. И я наобещал ему, ребята, множество всякого добра, я не поскупился на обещания. Чего ж нам теперь не хватает? Не буду обманывать вас: нам не хватает очень важного. Нам не хватает гонца, чтобы доставить письмо. Леса, как вам известно, полны людей, желающих нам зла. А нужно спешить. Но без осторожности и хитрости ничего не выйдет. Кто из вас возьмется доставить это письмо лорду Уэнслидэлу и привезти мне ответ?
Сразу же поднялся один из воинов.
– Я, если изволите, – сказал он. – Я готов рискнуть своей шкурой.
– Нет, Дикки-лучник, не позволю, – ответил рыцарь. – Ты хитер, но неповоротлив. Ты бегаешь хуже всех.
– Ну, тогда я, сэр Дэниэл! – крикнул другой.
– Только не ты! – сказал рыцарь. – Ты бегаешь быстро, а думаешь медленно. Ты сразу угодишь в лагерь к Джону Мщу-за-всех. Вы оба храбрецы, и я благодарю вас. Но оба вы не годитесь.
Тогда вызвался сам Хэтч, но и он получил отказ.
– Ты мне нужен здесь, добрый Беннет. Ты – мая правая рука, – ответил ему рыцарь.
Наконец из многих желающих сэр Дэниэл выбрал одного и дал ему письмо.
– Мы все зависим от твоего проворства и твоего ума, – сказал он. – Принеси мне хороший ответ, и через три недели я очищу мой лес от этих обнаглевших разбойников. Но помни, Трогмортон: дело не легкое. Ты выйдешь из замка ночью и поползешь, словно лисица. Уж не знаю, как ты переправишься через Тилл... Они держат в своих руках и мост и перевоз.
– Я умею плавать, – сказал Трогмортон. – Не бойтесь, я вернусь благополучно.
– Ступай в кладовую, друг, – ответил сэр Дэниэл, – и прежде всего поплавай в темном эле.
С этими словами он повернулся и вошел в сени.
– У сэра Дэниэла мудрый язык, – сказал Хэтч Дику. – Другой на его месте стал бы врать, а он всегда говорит своим воинам всю правду. Вот, говорит, какие нам грозят опасности, вот какие предстоят трудности, и еще шутит при этом. Клянусь святой Варварой, он прирожденный полководец! Каждого умеет приободрить! Посмотрите, как все принялись за дело.
Это восхваление сэра Дэниэла навело Дика на одну мысль.
– Беннет, – спросил он, – как умер мой отец?
– Вы не меня об этом спрашивайте, – ответил Хэтч. – Я ничего о его смерти не знаю и не хочу болтать попусту, мастер Дик. Человек должен говорить только о том, что он сделал сам, а не о том, что он слышал от других. Спрашивайте сэра Оливера или, если хотите, Картера, только не меня.
И Хэтч отправился проверять часовых, оставив Дика в глубоком раздумье.
«Почему он мне ничего не сказал? – думал мальчик. – Почему он назвал Картера? Картер... Видимо, Картер принимал участие в убийстве моего отца».
Он вошел в замок, прошел по устланному каменными плитами коридору с низкими сводами и очутился в той комнатушке, где стонал раненый. Картер, очнувшись, посмотрел с ожиданием на Дика.
– Вы привели священника? – воскликнул он.
– Нет еще, – ответил Дик. – Я прежде хочу сам с тобой поговорить. Ответь мне: как умер Гарри Шелтон, мой отец?
Лицо Картера передернулось.
– Не знаю, – ответил он упрямо.
– Нет, ты знаешь, – возразил Дик. – И тебе не удастся меня обмануть.
– Говорю вам, не знаю, – повторил Картер.
– Ну, раз так, – сказал Дик, – ты умрешь без исповеди. Я своего добьюсь, я человек упрямый. Священник к тебе не придет. Какая польза в раскаянии, если ты не хочешь исправить сделанное тобою зло? А исповедь без раскаяния не стоит ничего.
– Как легкомысленны ваши слова, мастер Дик, – спокойно сказал Картер. – Дурно угрожать умирающему, и это недостойно вас. Вы поступаете скверно и, главное, ничего этим не добьетесь. Не хотите звать священника – не надо. Душа моя попадет в ад, но вы все равно ничего не узнаете! Это последнее мое слово.
И раненый повернулся на другой бок.
Сказать по правде, Дик чувствовал, что поступил необдуманно, и ему было стыдно своих угроз. И все же он решил сделать еще одну попытку.
– Картер, – сказал он, – пойми меня правильно. Я знаю, что ты выполнял чужую волю: слуга должен повиноваться своему господину. Я тебя ни в чем не виню. Но с разных сторон я слышу, что на мне, молодом и ничего не знающем, лежит великий долг – отомстить за отца. Прошу тебя, добрый Картер, забудь мои угрозы и добровольно, с искренним раскаянием помоги мне!
Раненый молчал. Как ни старался Дик, он не добился от него ни слова.
– Ладно, – сказал Дик, – я приведу тебе священника. Хотя ты виновен передо мной и перед моим отцом, я не хочу быть виновным ни перед кем, и особенно перед человеком, который сейчас умрет.
Старый солдат выслушал его все так же сурово и неподвижно; он даже не стонал. И Дик, выходя из комнаты, почувствовал уважение к этой суровой твердости.
«А между тем, – думал он, – что значит твердость без ума? Если бы руки у него были чистые, ему незачем было бы молчать; его молчание выдает тайну лучше всяких слов. Все улики сходятся. Сэр Дэниэл – либо сам, либо с помощью своих воинов – убил моего отца».