— Василий, выйди! Мое терпение лопнуло.

Василий молча удалился. Громко хлопнула дверь и тут же снова открылась.

— А чего у вас тут тихо? Вер, где моя кошка? Я бы и мышей взял, если бы завелись…

— Егор, — вздохнула Вера, — вот твоя кошка, в нижней клетке, полосатая. Бери и уходи.

Егор стоял посреди лаборатории, кошка болталась у него под мышкой, он весело зубоскалил, а сам напряженно изучал Андрея.

Егор был среднего роста, худощавый, в очках с модной оправой, в белом халате, который как бы обезличивал его, но при внешней простоте чувствовались в нем внутренняя энергия, ум и невероятное упрямство.

— Хоть кошкой разжился, и то ладно… А пряников не отсыплешь, а то мы чаи гоняем даже без сахара. — И тут же, не меняя интонации: — Верунь, ты нас не познакомишь?

— А зачем? — удивилась Вера. — Мы уже уходим.

— Так сразу и “мы”? — хмыкнул Егор. — Сердце красавицы склонно к измене! — очень фальшиво пропел он.

— Егор! — простонала Вера. — Не пой, умоляю!

— И к переме-ене! — провыл Егор.

Из глубины лаборатории второй лаборант крикнул:

— Нашел! Вера Станиславовна, есть антитела! Как вы и предполагали.

Вера сжала руку Андрея:

— Видите, как у нас быстро. Ребята у меня просто золото, работают не за страх, а за совесть. Сегодня вечером я еще поколдую с вашей спинномозговой жидкостью, а завтра определим стратегию лечения.

— Спасибо, — сказал Андрей.

Егор облегченно рассмеялся.

— Так это пациент! А я-то струхнул не на шутку. Мне с проходной звонят: у тебя, козел, девушку уводят, а ты кошек мучаешь! Я все бросил, на всех наорал, и сюда! Я дико извиняюсь за свои грязные и беспочвенные подозрения, зарываю топор войны и иду пить чай. А заодно и науку двигать. Пока, Верунчик!

Андрей услышал звук поцелуя. Ему это было неприятно, неизвестно почему. И голос Егора, бойкий, агрессивный, тоже не понравился.

Вера проводила Андрея до проходной, где ждал Саша, и побежала обратно, в лабораторию.

В машине Андрей задумался. Хоть он и хорохорился в лаборатории, на самом деле он неважно себя чувствовал, спина побаливала, подташнивало. Но, как ни странно, на душе у него стало спокойнее, как будто тоненький луч пробил черные тучи, нависшие над его судьбой. И у этого лучика было имя. Вера.

Никогда раньше Андрей не сталкивался с подобными женщинами. Собственно, его и не интересовал этот тип. Он знал, что где-то они живут и трудятся на благо отечества. Умные, образованные, самостоятельные. В глубине души у него всегда таилось легкое презрение к этому их “труду”, их “убеждениям”, “успехам”. Он был уверен, что просто им не повезло в личной жизни, вот они и притворяются, что для них главное — работа и счастье человечества. А своего-то настоящего, женского счастья нет. И все они — скучные, плохо одетые, некрасивые и жалкие.

Он, конечно, никому не навязывал своих убеждений, но и не собирался менять их. Да и вообще, все его друзья думали так же. Ему всегда нравились яркие женщины, эффектные, кокетливые, вызывающие восхищение и зависть. Сексуальные. Вот, например, Алиса… И он вдруг очнулся.

— Саша, куда мы едем?!

— Как куда? — удивился Саша. — Я разве не сказал? В “Метрополь”.

— Ты что, с ума сошел? Что я там потерял? — Насколько Андрей помнил, ни о каком “Метрополе” и разговора не было; неужели он и память стал терять?

— Я уже столик заказал! — возмутился Саша. — Гольдблюм прямо телефон оборвал.

— А, Фима…

— Да нет. Другой Гольдблюм, который адвокат. Брат нашего. По поводу развода и раздела. Вы же должны с ним встретиться, все обсудить. Он уже Иванова видел. Ну, я предложил ему “Метрополь”, он согласился, назначил время, а я заказал столик. Что, разве не надо было? — забеспокоился Саша, безупречный, все всегда, знающий, все понимающий без слов.

— Ну конечно, Иванов, — вспомнил Андрей. — Хорошо. Все правильно. Что бы я без тебя делал?

Они Подъехали к “Метрополю”, и Андрея в который раз поразила Сашина деликатность. Он никогда не держал Андрея за руку, не помогал ему и не направлял его, просто шел чуть впереди и непрерывно говорил, давая Андрею возможность ориентироваться по его голосу. При этом Саша не забывал как бы ненароком упомянуть, что видит знакомых, чтобы Андрей мог небрежно кивнуть, помахать рукой или поздороваться. Кто бы мог предполагать такую тонкость чувств в бывшем десантнике, прошедшем огонь и воду!

Саша подвел Андрея к столику, за которым уже сидел адвокат. Андрей услышал звук отодвигаемого стула, инстинктивно протянул руку и почувствовал крепкое рукопожатие.

Обсудили меню, напитки, посетовали, что нет омаров, дали заказ официанту и, наконец, приступили к делу.

— Я вообще-то разводами не занимаюсь, — мрачно начал адвокат. — Грязная работа. Я больше по уголовным. Но — в виде исключения — я согласился вести ваш процесс. По двум причинам. Первое — Фима попросил, а он редко просит, за что я его и люблю. Второе — ваши юристы сообщили мне сумму гонорара. Она меня устраивает.

Принесли устриц. Адвокат прервался. Некоторое время были слышны лишь треск открываемых раковин и хлюпанье. Саша не отставал. Андрею есть не хотелось. Он отхлебнул вина и закурил.

— Этот Иванов, что он собой представляет? — спросил Андрей, чувствуя, как Саша вроде бы случайно стукнул зажигалкой о пепельницу.

Гольдблюм неторопливо проглотил моллюска, запил глотком “Божоле” и продолжил свою речь — так же спокойно, методично и бесстрастно:

— Я провел большую подготовительную работу. Теперь я знаю про Иванова и про вашу жену больше, чем они сами про себя знают. Бояться его нечего. Это уже он нас боится. Утром звонил, предлагал мирное урегулирование конфликта. Но это к делу никакого отношения не имеет. Меня интересует, что вы хотите на самом деле?

— Как это — что? — удивился Андрей. — Развестись с женой, только и всего.

— Ладно. Я неточно выразился. Чего вы желаете? — многозначительно понизив голос, спросил Гольдблюм.

— А что вы можете предложить?

— Вот! — обрадовался Гольдблюм. — Вижу понимание. Есть несколько вариантов. Вы хотите помириться с женой… Это можно устроить по-разному. Или вы с букетом цветов и бриллиантовой брошкой приезжаете к ней, извиняетесь, и она вас прощает.

— За что меня прощать? — возмутился Андрей.

— Неважно, — досадливо поморщился Гольдблюм. — Это я к примеру. Или она, рыдая, стоит перед вашей дверью на коленях и умоляет простить ее и дать ей шанс.

— И что, это можно устроить? — изумился Андрей.

— Раз я говорю, значит, можно, — с некоторой обидой в голосе (какой недоверчивый клиент попался!) подтвердил Гольдблюм. — Это самый простой для меня вариант. И сравнительно дешевый.

Принесли шашлык. Гольдблюм повозился с лимоном и соусом, тщательно прожевал пару кусочков и удовлетворенно причмокнул.

— Дальше… Вариант второй. Вы разводитесь скромно, со вкусом, без особого шума. Опять две возможности. Первая — она получает все, что хочет, а хочет она много, так что это нам невыгодно. И вторая — она получает только то, что мы ей даем. А выделим мы ей пятьдесят процентов того, о чем она знает и что и так официально облагается налогами.

Гольдблюм помолчал, ожидая реакции Андрея. Не дождался и, не смущаясь, продолжил лекцию о способах разводиться.

— Третий вариант, самый трудный и самый дорогой для вас. Мы пускаем ее с голой задницей, предварительно обмазав дегтем и вываляв в перьях, для примера и устрашения ей подобных. Можно даже в Кащенко устроить на пару месяцев.

Ошарашив Андрея всеми этими вариантами и подпунктами, Гольдблюм повздыхал и занялся шашлыком.

Андрей молчал. Гольдблюм тактично перестал жевать. Саша покончил со своей огромной порцией и влез в разговор:

— По-моему, очень интересный третий вариант! Я, конечно, не женат, но если доведется разводиться — я только за третий!

Андрей облокотился о край стола и спрятал лицо в ладонях.

— Господи, хоть бы все скорее кончилось. Чего я хочу? Чего я на самом деле хочу? Чтобы ее не было, чтобы не было даже в прошлом, чтобы она исчезла, испарилась, и я забыл о ней!