В мокрой темноте я вернулся в город и избрал местом дальнейшего ночлега площадку под козырьком какого-то дома; разложил спальник и лёг спать.
Часа в два ночи меня разбудили. Передо мной стояло четверо милиционеров с автоматами. Оказалось, что я устроился под козырьком здания сбербанка. Эти милиционеры вывели меня на свет фонарей (дождь уже кончился) и тщательно обыскали. Хотя наркотиков они не нашли, поиск их увенчался успехом: милиционеры забрали себе 80 долларов (из имеющихся у меня ста) и некоторую сумму в рублях, и затем, удовлетворённые, указали мне другое строение, в котором мне и следовало ночевать.
Когда милиционеры уехали, я проверил рюкзак, убедился в покраже и отправился досыпать: наверное, милиционерам тоже, как и колхозникам, давно не платили зарплату. Ничего страшного — мудрецы в любых случаях найдут себе питание, ночлег и прочие блага мира.
Строение же, в котором я проснулся наутро, оказалось храмом, когда-то недоразрушенным, а теперь недовосстановленным. Я встал и отправился искать источники вод — чтобы смыть с себя вековую пыль этого строения.
На другой день на окраине Нальчика, где протекала река и бродили коровы, я познакомился с местным жителем Михаилом. Правда, он был пьян и всё время задавал один и тот же вопрос:
— …Ты откуда?
— Из Москвы. А почему вы столько раз это спрашиваете?
— Я хочу ещё раз удивиться, — отвечал он. — Вот я черкес. А ты какой нации?
Такой разговор, с двумя вопросами, длился довольно долго. Затем Михаил стал предлагать мне водку и вписку. Едва отделался от этих предложений.
Вечером на вокзале Нальчика появился Влад. Олег с Машей ещё не прибыли. Влад добрался до Нальчика с большим удовольствием, успев ещё попутно завезти свою временную напарницу Иришку в Крымск и посадить её на автобус, идущий в Керчь.
Влад рассказал про интересного водителя, который вёз их большую часть дороги:
«Километрах в трехстах от Москвы нас взял Лёня, гнавший груженый КАМАЗ со скоростью 90-110 км/ч. Кроме того Лёня очень умело говорил с гаишниками.
Чтобы облегчить эту задачу, он надевал в дорогу достаточно короткие шорты. Бывало останавливает его гаишник: «Давай, мол,» а Лёня ему в ответ: «Ты что, какие деньги?! 17 лет работаю, а даже на штанины заработать не могу!» Гаишник — в трансе, а Лёня — прыг в машину и — 90 км/ч.
Однажды на объездной Воронежа привязался какой-то особенно настырный: «Ты откуда едешь, из Москвы? Не может быть, чтобы для меня ничего не передавали». Но и Лёня не лыком шит: «Конечно передавали! Беги скорее на почту, там тебе уже по факсу тысячу долларов пересылают!»
На выезде другой специалист стоит, а Лёня в ответ: «Конечно передавали, да только всё на въезде отдал».
Гаишник не отстаёт:
— А что передали-то?
— Да ба-альшо-ой привет!”
…Теперь же мы сидели на скамейке около вокзала, ели дыню и прочие фрукты и ожидали прибытия Олега с Машей.
Пока мы сидели и питались, к нам подсел худенький парниша — ингуш. По-русски он говорил очень плохо, но нам удалось понять, что он из Назрани, едет сейчас в Москву — искать там работу. Сколько стоит билет до Москвы, он не знал, — а мы тоже не знали. Видимо, он не предполагал покупать билет, а хотел договориться с проводником. Насчёт того, легко ли найти работу в Москве, мы тоже не могли объяснить. Парнише было 16 лет.
Мы хотели накормить парнишу дыней, но дыни ему, по-видимому, уже надоели, и он отказался.
…Так и не дождавшись Олега с Машей, мы попрощались с ингушем и переместились с вокзала в город, где вскоре нашли себе ночлег на детской площадке под каким-то навесом. Жители нас не беспокоили.
Утром, проснувшись, пошли к вокзалу. К сожалению, и на утренней стрелке (в 6 утра) наших друзей опять не оказалось, и мы, вопрошая себя об их местонахождении, направились на выезд из города.
…Утренняя «маршрутка» довезла нас до местного городка Аргудан. Затем жизнерадостные гаишники взяли нас до посёлка Старый Урух (граница Кабардино-Балкарии с Северной Осетией). Там для нас остановился автобус с надписью «Владикавказ».
— Здравствуйте! Бедных студентов по трассе подвезёте?
— Докуда?
— До поворота на Алагир.
Мы сели. Автобус был полон разноцветных осетинских старушек. Они ещё более колоритны, чем наши северные бабули. А вот лиц мужского пола в автобусе было всего несколько человек. Водитель не проявлял корыстных свойств, и мы достигли нужного поворота.
В этот ранний час всё было в тумане. Горы тумана заслоняли горы Кавказа. Машины нас замечали слишком поздно. Только через полчаса мы сели в автобус до Алагира.
Алагирский автобус тоже был полон местных тётушек, уже не старушек, а среднего возраста. До места доехали вскоре. Пыльный городок одноэтажных домов, окружённый горами. На выезде из города стоит большой плакат, сообщающий, как себя вести в лавиноопасных местах.
Главный Кавказский хребет пересекают две основных дороги: Военно-грузинская дорога (Владикавказ—Тбилиси), открытая в 1799 году, и Военно-осетинская дорога (Владикавказ—Алагир—Они), построенная сто лет спустя.
Сейчас дорога на Они, идущая через перевал Мамисонский (высотой 2820 м), сделалась очень плоха и проходится только пешком. Но в последние годы существования СССР к Военно-осетинской дороге было пристроено ответвление — новая трасса через Рокский тоннель до Цхинвали.
По этой новой дороге (отсутствующей на старых картах) мы и собирались ехать. И вот — о удача! — на выездном посту ГАИ напротив этого плаката останавливается автобус Владикавказ—Цхинвали.
— Здравствуйте! Бедных студентов по трассе подвезёте?
Этот вопрос очень полезен: водитель автобуса не может сказать «Не подвезу», так как свойства автобуса — именно в подвозе пассажиров (в том числе студентов), и он остановился именно для того, чтобы выполнить своё назначение. Ну а сказав «да», водитель тем самым подсознательно соглашается, что денег мы ему не заплатим.
— Докуда?
— Чем дальше, тем лучше, а мы вообще в Тбилиси едем через Цхинвали.
Втиснулись в набитый автобус, поехали.
Дорога поднималась всё выше. Вдоль трассы виднелись старинные сторожевые башни и крепости, наполовину уже развалины. Попадались и пушки с длинным хоботом. Как потом нам объяснили, эти пушки — для отстрела лавин.
Внизу, в глубоких долинах, протекали быстрые реки, а зелёные горы уходили далеко вверх. Наконец, миновали посёлок Бурон. За ним — таможня, люди в зелёной форме, шлагбаум, будки пограничников, дальше подобие великой долгостройки — видимо, хотели построить новый, большой таможенный пост. Здесь мы простояли не меньше получаса. Пассажиры вышли из автобуса и выстроились в длинную очередь к будке с окошком — проверка паспортов. Почти все пассажиры оказались жителями Северной или Южной Осетии. У южных осетин паспорта не грузинские, а красные советские; некоторые затёртые, у одной женщины даже сильно обгоревший. Всех осетин пропустили, а мы застряли: пограничники долго рылись в каких-то списках, проверяли, не являются ли наши загранпаспорта недействительными, например, похищенными в Чечне? Но всё в порядке, мы забежали в автобус и поехали дальше.
В нескольких километрах после Бурона — посёлок Зарамаг (1800 м над уровнем моря) и вторая таможня. Здесь уже не было столь долгой проверки. Сразу после таможни трасса въезжает в знаменитый Рокский тоннель. Лежащая на высоте почти 2000 м, эта извилистая, полутёмная, сырая труба тоннеля соединяет Россию с Грузией. Едем по тоннелю минут пятнадцать. В слабом свете фар и фонарей видно, что тоннель наполняют стоящие в нём большие грузовики. Ближе к выходу попались ещё и коровы. Когда тоннель миновали, нам открылась интересная картина: на извилистой, уходящей вниз дороге, с обеих сторон, стояли большие грузовики. Их было несколько сотен, и тянулись они на километры. Вокруг — готовили еду, общались, ковырялись в машинах их многочисленные водители. Ходили и коровы. «Ну и ну, — подумал я, — сколько же грузовиков!» Потом мы узнали, что эти грузовики-спиртовозы доставляли дешёвый грузинский спирт во Владикавказ. Что-то изменилось в таможенных правилах, и спирт пропускать перестали. Многие стоят здесь уже больше месяца. Но по какой причине на входе в Рокский тоннель тусовались ещё и коровы — выяснить не удалось. Наверное, коровы эти были не молочные, а тоже спиртосодержащие.