Последняя фраза мне сказала о многом: это означало, что моя информация до чеченцев дошла и они, люди, несомненно, мнительные, вычитали между строк телеграммы скрытую угрозу. Я по этому поводу не сокрушался: чем иным в сложившейся ситуации, кроме намеков и предостережений, я мог погрозить дудаевцам, чтобы облегчить положение полка, стиснутого кольцом блокады? У меня было ощущение, что высшее военное руководство страны уже смирилось с временной потерей Чечни. Ведь его редкие визиты в республику хоть и сопровождались грозной риторикой, но в конце концов все равно заканчивались уступками и очередными компромиссами: 506-й полк окончательно захватили в тот день февраля 1992 года, когда в Грозном находилась очередная делегация высокопоставленных военных — первый заместитель министра обороны РФ генерал Громов, командующий ПВО генерал Прудников и командующий ВВС генерал Дейнекин. Провожая начальство, командир учебной дивизии Министерства обороны генерал Соколов доложил генералам обстановку, упомянув, что полк внутренних войск МВД России захвачен, что там идет грабеж складов. Отношение к этому сообщению было сдержанное.
Накануне в Грозном происходило следующее: 3 февраля, в 11.30, в полку, где за старшего оставался начальник штаба подполковник Тонконоженко, появился Алсултанов, назначенный Дудаевым министром внутренних дел республики, и категорически потребовал собрать всех офицеров полка, чтобы довести до них последние распоряжения президента Чечни. Юридический казус заключался в том, что полковник Алсултанов, мятежник по сути, но по форме действующий министр внутренних дел одной из российских республик, действительно имел на это право: все части ВВ обязаны взаимодействовать с органами внутренних дел субъектов Федерации, а многие из них, в том числе и 506-й полк — находятся в оперативном подчинении их руководителей. Это не означает, что полк во всякое время выполнит любой приказ сошедшего с ума, либо задумавшего переворот министра или начальника УВД. Однако его командир не имеет права игнорировать милицейского начальника той территории, где он размещен. При всей двусмысленности ситуации и положения самого Алсултанова он имел законные основания собрать офицеров.
Начальник штаба пожал плечами и объявил сбор офицеров. Тем более что ранее Алсултанов никакой агрессии в отношении военнослужащих 506-го полка не проявлял и демонстрировал свою лояльность руководству союзного и российского МВД. То, что министр появился в полку в сопровождении двух десятков чеченских омоновцев — тоже было объяснимо: только в кругу охраны иной восточный человек выглядит достойным своего высокого поста.
Как только офицеры полка были собраны, боевики Алсултанова их окружили, продемонстрировав серьезность своих намерений тем, что дружно дослали патроны в патронники своих автоматов, и уже без церемоний захватили дежурного по части и разоружили караул. Под их охрану были взяты помещение дежурного по полку, автопарк, КПП, склады и коммутатор. Сам министр объявил офицерам указ Дудаева, что их часть «присоединяется к МВД Чеченской Республики», что нынешние командир и начальник штаба полка от должности отстраняются, а новым командиром полка назначен подполковник Бихан Басханов. Разумеется, чеченец по национальности.
Этот Басханов развил бурную деятельность и, упиваясь свалившейся на него властью, кого-то гнал с территории части, кому-то грозил карами президента Дудаева, кому-то гордо и победно сообщал: «Я в своей республике!..» У Басханова, позже отставленного и фактически выкинутого дудаевцами на помойку, хватило ума в 1993 году выпрашивать хоть какую-нибудь должность у меня, ставшего в ту пору командующим внутренними войсками. Я внимательно выслушал его, достал вот эти записи и прочитал вслух. Спросил: «Это вы?» Гляжу, мнется… «Так вот, — говорю, — прощайте, и чтоб глаза мои больше вас не видели!»
Подобные персонажи чеченской истории, полагавшиеся на нашу забывчивость, либо на отходчивость сердец, не раз пытались поискать удачи во властных структурах России. Стучались и ко мне. Представлялись гонимыми и опальными, сетовали на трудность житья в дудаевской Чечне. Но для меня их суетливость, проявленная в дни нешуточных тревог и волнений, так и останется мерилом деловых и человеческих качеств. Кого-то из них я назову предателем, кому-то просто напомню о малодушии… Дрогнувшие перед боевиками и бросившие своих защитников на произвол судьбы, они так и не прибились ни к какому берегу. Говорят, что некоторые из них, облаченные в генеральскую форму, ждут часами в аэропорту Кавказских Минеральных Вод, чтобы попасться на глаза кому-либо из прилетающих лидеров северокавказских национальных республик. В надежде, что будут востребованы. Аэропорт в Минводах бойкий, и их, действительно, там часто встречают, дружески приветствуют, но с собой отчего-то не зовут…
Надо сказать, что хоть и двигал Дудаев по служебным лестницам только этнических чеченцев, кадровый резерв у него был неплохой. В различных силовых структурах СССР служили немало чеченцев. Люди, зачастую порядочные, смелые, трудолюбивые, поначалу они восприняли происходящее как некий шанс, выпавший их народу, словно в награду за трудности и лишения, пережитые во времена репрессий. Представлялось, что историческая родина нуждается в их умах и талантах. Соблазнительными казались и профессиональные перспективы: при новой власти прапорщики легко становились командирами полков, а отставные майоры и подполковники — командирами бригад «гвардейцев».
Что уж тогда говорить о тех, кто возвращался на родину, уже имея высокие воинские звания и опыт управления армейскими частями и соединениями? Тот же Масхадов, служивший командиром артполка и начальником ракетных войск и артиллерии дивизии в Литве, по отзывам знающих его людей, в Советской Армии зарекомендовал себя с лучшей стороны: настоящий профессионал, умелый педагог, мастер артиллерийской стрельбы, ставший в должности командира артдивизиона чемпионом сухопутных войск.
Вот такие могли рассчитывать на самые высокие посты в созданных Дудаевым структурах, а потому из чувства национального долга, либо соблазнившись на посулы — бросали службу и поднимались с насиженных мест. Один из моих однокашников, прежде чем принять окончательное решение, все же заехал посоветоваться ко мне в Ростов-на-Дону. Внимательно меня выслушал и, поблагодарив за науку, вернулся в Санкт-Петербург, так и не показавшись в Грозном. Другого, получив в 1992 году назначение на работу в главк ВВ, я встретил в Москве: он служил в том же управлении, что и я, и никуда не собирался. На мой вопрос: «А тебя что ли не пригласили?», ответил без обиняков: «Едва отбился… И звали, и тянули, что было сил, но только мне их должностей и даром не надо. Знаю, что это за люди. Знаю, чем это кончится…»
…Но пока люди Алсултанова рыскали по городку и в казармах, пока отнимали оружие у офицеров, на связь со мной вышел командир роты связи этого полка старший лейтенант Дорохин. Он заперся в комнате ЗАС — закрытой связи — и в 15.30 успел подробно доложить о случившемся. Особенно запомнилось, как этот мужественный и находчивый офицер дополнил свое сообщение: «Осталось только помещение спецорганов и узел связи, так как они не знают, что он здесь есть и для чего предназначен. Но в любую минуту могут зайти, даже взломав дверь. Прошу дать команду на уничтожение спецтехники и шифров». Так я и общался с Дорохиным буквально до последнего, пока в его дверь не стали ломиться боевики. Понимая, чем рискует старший лейтенант, я отдал ему приказ уничтожить ключи и выходить. Ему — из комнаты. А всем нашим офицерам — из Чечни…
Прибытие из Москвы на следующий день генерала Виктора Гафарова мало что меняло: он сообщил, что командующий внутренними войсками генерал Саввин приказал передать имеющиеся в наличии оружие и технику Министерству внутренних дел Чечни. Но это была во всех отношениях формальная передача, потому что их все равно забрали бы силой. Но пока «дипломатический протокол» соблюдался: мой заместитель генерал Борис Максин все на бумаге сдавал, полковник Алсултанов принимал, а генерал Гафаров своим присутствием символизировал легитимность этого процесса. На деле выходило так: 4 февраля чеченские омоновцы выгребли в полку 1200 автоматов, но склады НЗ не тронули. 6 февраля к полковым складам нагрянули никем не организованные группировки и в 15.00, преодолев сопротивление чеченского ОМОНа, стрелявшего поверх голов и даже пытавшегося отстоять наш склад НЗ, ворвались на территорию части через запасные ворота. Было их полторы тысячи человек, и уже никакой ОМОН не смог сдержать их напор. Мы же, формально все передавшие чеченской стороне, в этот конфликт уже не вмешивались.