Но следует помнить, что чеченцы очень умело скрывают эту истинную страсть своей души. Тот же Басаев не раз говорил мне во время переговоров, дескать, есть у него начальник штаба — генерал Масхадов, решения которого он, Басаев, считает для себя обязательными. При этом странные огоньки метались в его глазах, позволяя сделать правильный вывод: это игра на публику… Никогда Басаев не считал себя менее достойным власти, нежели Масхадов или Яндарбиев. А потому, формально подчиняясь, действовал и будет действовать по собственному усмотрению.
Вторжение чеченских боевиков в Дагестан — весьма убедительное доказательство тому, что чеченский характер не приемлет вторых ролей и всегда находится в поиске ситуации, которая бы вытолкнула его наверх.
Впрочем, я не склонен был демонизировать Дудаева, когда впервые увидел его воочию во время его переговоров с Руцким в Грозном в начале октября 1991 года. В главе, которая касалась событий 1991 года и моего пребывания в должности начальника Управления ВВ по Северному Кавказу и Закавказью, я намеренно пропустил тот период, чтобы не наслоились друг на друга и не перепутались в голове читателя многочисленные эпизоды и даже эпохи истории Чечни, уместившиеся в последнее десятилетие XX века.
На самом деле то, что происходило в Чечне на заре сепаратистского движения — в 1990 году, — никак не ассоциировалось с именем Джохара Дудаева. Ведь это не он, а Первый национальный чеченский съезд, проходивший в конце ноября 1990 года принял решение об образовании независимого чеченского государства. Не он, а четвертая сессия Верховного Совета Чечено-Ингушетии инициировала тогда же принятие декларации о государственном суверенитете Чечено-Ингушской Республики. И это небезызвестные Зелимхан Яндарбиев и Яраги Мамодаев — лидеры шовинистического крыла в Общенациональном конгрессе чеченского народа (ОКЧН), а вовсе не Дудаев — выдвинули лозунги полной независимости от России и создания исламского государства.
Именно тогда на политической сцене Чечни появился Джохар Дудаев, первое время умудрявшийся совмещать службу в Советской Армии и активную работу в националистической организации: с ноября 1990 года он входил в состав исполкома ОКЧН и готов был удовольствоваться постом заместителя председателя Комитета государственной безопасности Чечено-Ингушетии. Но, будучи фигурой харизматической, быстро вышел в лидеры. Сильными аргументами, конечно, являлись его генеральские погоны и военная подготовка.
Немаловажно было и то, что Д. Дудаев до переезда в Грозный был начальником Тартусского военного гарнизона в Эстонии и, надышавшись повстанческим воздухом Прибалтики, уже знал и умело применял на практике тактические ходы, отработанные в борьбе за независимость Латвии, Литвы и Эстонии. Я уже писал, что документы прибалтийских политических движений копировались дословно, включая орфографические ошибки. А в иных, которые было лень или некогда перепечатывать, вместо слов «Эстония» или «Латвия» наскоро ставился штамп «Чеченская Республика». То есть колыбель была своя — кавказская, но колыбельные песни были напеты в другом месте.
Именно этим объясняется та моральная, техническая и финансовая помощь, которую оказывали «независимой Чечне» в первую очередь именно страны Балтии. Этим объясняется то, что в этих республиках не забыли Дудаева и после смерти, назвав в честь террориста-организатора, на котором лежала ответственность за убийство женщин и детей в больнице города Буденновска, улицы и парки в своих городах. Нисколько не сомневаюсь в том, что рано или поздно они будут переименованы, потому что первоначальные решения были предприняты вовсе не для того, чтобы увековечить имя по-настоящему достойного человека, но лишь затем, чтобы уязвить бывшую метрополию.
Несомненной личной заслугой Д. Дудаева является то, что он очень чутко чувствовал время. Появление в августе 1991 года нелегитимного ГКЧП, которое в истории России сразу же было названо путчем, националистами Чечни было использовано очень прагматично. Вначале сам путч укрепил их в мысли о том, что необходимо использовать временную слабость России: и паралич власти, и праздничный восторг новой политической элиты по поводу победы. Во всяком случае этого было достаточно, чтобы начать так называемую «чеченскую революцию», целью которой было смещение с постов тех руководителей ЧИР, позиция которых не совпадала с позицией лидеров ОКЧН и которых теперь было легче легкого обвинить в «проведении политики, противоречащей курсу президента Российской Федерации на демократию и реформы». Именно с такой формулировкой «загремели» со своих постов председатель Верховного Совета ЧИР Доку Завгаев, бывший первый секретарь Чечено-Ингушского обкома КПСС, и члены его команды. Примечательно, что снимать Завгаева лично приехал Руслан Хасбулатов, весьма влиятельный и даже популярный после августовских событий в Москве.
Конечно, в Чечне Руслан Имранович решал свои проблемы, не предполагая, что его политической наивностью очень решительно воспользуются те люди, которые на первый взгляд радеют в Грозном об интересах России и ее первого президента… После того как на Завгаеве было окончательно поставлено клеймо партократа и сторонника путчистов, политическая инициатива тут же перешла к ОКЧН. В столице республики начались хорошо организованные «бессрочные» митинги на центральной площади с горячим питанием, денежным вознаграждением для участников и требованиями самороспуска Верховного Совета ЧИР, который, хоть с Завгаевым, хоть без Завгаева, оставался легитимным органом власти.
Для того, чтобы митингующих не смела милиция или внутренние войска, центральная площадь была окружена автобусами, которые были намертво приварены друг к другу электросваркой и теперь напоминали ограждение походного военного лагеря, некогда делавшегося из повозок. В любую минуту из толпы могли раздаться выстрелы, так как все эти дни усиленно наращивались и готовились к бою вооруженные формирования ОКЧН.
3 сентября 1991 года Джохар Дудаев и член руководства Вайнахской демократической партии Юсуп Сосланбеков объявили о низложении Верховного Совета Чечено-Ингушской Республики. Дудаев сделал заявление, что всю власть в республике он берет на себя, призвал к роспуску существующих структур и обвинил Россию в проведении колониальной политики в отношении Чечни. В тот же день вооруженные боевики заняли ряд правительственных зданий, грозненский телецентр и Дом радио. 6 сентября «национальные гвардейцы» Дудаева взяли штурмом помещение, где шло заседание Верховного Совета ЧИР. Более 40 депутатов парламента были жестоко избиты, а председатель горсовета города Грозный Виталий Куценко был выброшен из окна и погиб.
Следующий ход сепаратистов по захвату власти в республике был также сделан с согласия и одобрения руководства Верховного Совета РСФСР: из группы депутатов Верховного Совета ЧИР и представителей ОКЧН был образован некий Временный высший совет (ВВС). Верховный Совет России признал его в качестве высшего органа власти республики. Как выяснилось позднее, это был один из самых опрометчивых шагов, допущенных федеральной властью. Использовав ВВС для расчленения Чечено-Ингушетии с целью незаконного вывода Чечни из состава России, исполком ОКЧН уже три недели спустя принял решение о роспуске ВВС и взял на себя всю полноту власти.
10 сентября 1991 года в Грозный тушить пожар мятежа во главе делегации прилетел государственный секретарь при президенте Российской Федерации Геннадий Бурбулис. Официальной целью было объявлено «согласование комплекса мер по стабилизации обстановки в Чечне». Однако все попытки Бурбулиса достичь компромисса между исполкомом ОКЧН и Верховным Советом ЧИР закончились безрезультатно. Следующую попытку договориться миром по заданию Бориса Ельцина предпринял вице-президент Александр Руцкой, вызвавший меня 6 октября 1991 года для доклада в особняк на улице Чехова в Грозном.
Получив известие о просьбе Руцкого от командира 506-го полка внутренних войск подполковника Михаила Шепилова, я сразу же отправился на встречу, но получилось так, что к особняку я подъехал буквально на хвосте машины Дудаева, который направлялся туда же для переговоров с Руцким. Поэтому пришлось часа два дожидаться их окончания, а когда я наконец зашел к вице-президенту, он еще находился под впечатлением этой встречи. Рассказал, не скрывая, что была она бурной и нервной и не раз вскакивал со своего места Дудаев. И сам Александр, человек импульсивный и по-военному прямолинейный, не очень, по его собственному признанию, выбирал выражения и даже пригрозил Дудаеву «поднять штурмовики»…