Очевидцы вспоминали, что даже по лестницам, ведущим на платформы, невозможно было пройти: их завалили груды багажа. Сами платформы были переполнены людьми, толпы подавались вперед и назад каждый раз, когда подъезжал поезд. Привокзальные площади Бисмарк-плац и Винер-плац также были запружены массами людей, ожидающих отправления.
13 февраля, в 21.41, cреди этого хаоса и беспорядка резко и явственно прозвучал сигнал общей воздушной тревоги. Свет отключился повсюду на Центральном вокзале, остались гореть только сигнальные огни в конце платформы. Затем погасли и они. Однако люди оставались безразличными, отказываясь верить в возможность налета. Многие беженцы, которые несколько дней ожидали поездов, не пожелали оставлять свои места.
Несмотря на замешательство в зале ожидания, к тому времени, когда начали падать бомбы, все поезда были отведены на открытое пространство. Из громкоговорителей донеслась команда спуститься в подвалы под платформами. Сначала послушались немногие, но после близких взрывов началась паника.
Во время первого маркировочного налета Центральный вокзал отделался незначительными повреждениями. Именно тогда железнодорожная администрация совершила ошибку, имевшую чудовищные последствия. Полагая, что все закончилось, начальник станции распорядился вернуть поезда к платформам. Потоки людей из горящего Старого Города усилили суматоху. И тут началась вторая атака. Вокзал оказался в самом ее центре.
Сотни зажигательных бомб посыпались дождем, пробивая хрупкую стеклянную крышу. Загорелись горы чемоданов, сложенных в зале ожидания. Другие зажигательные бомбы попали в лифтовые шахты багажных туннелей, куда бежали многие люди. Туннели наполнились ядовитыми газами.
Одна молодая мать с двумя грудными детьми на руках прибыла на пассажирском поезде из Силезии как раз к началу первого налета. Муж написал ей из дрезденских казарм о том, что достигнуто соглашение: город не будут бомбить. Здесь она надеялась почувствовать себя в безопасности. Позднее она рассказывала:
Меня спасло только одно: я прорвалась в ход под одной из платформ. В тонком потолке была дыра, пробитая неразорвавшейся зажигательной бомбой. Через эту дыру к нам поступало достаточно воздуха. Прошло несколько часов, затем армейский офицер вывел меня через длинный проход. Мы прошли через подвальные помещения: там было несколько тысяч человек, все лежали очень тихо.
На площади плечом к плечу толпились тысячи людей, не паникуя, тихо и безмолвно. Над ними бушевал огонь. У входов в вокзал лежали трупы погибших детей, их уже складывали друг на друга и вывозили с вокзала.
Вероятно, на станции был поезд с детьми. Мертвые тела складывали штабелями друг на друга и накрывали одеялами. Я сняла одно из таких одеял с одного из моих младенцев, который был жив, но совсем окоченел. Утром пришли несколько служащих медико-санитарного батальона, и один из них помог мне и моей семье пробраться через город в безопасное место.
…Я оставила всю детскую одежду и медикаменты в сумках под платформой. Сначала было совершенно невозможно достать какую-нибудь детскую одежду, и я рискнула вернуться в Дрезден на вокзал. Вокзальные подвалы оцепили части СС и полиции. Они говорили, что существует опасность распространения тифа. Тем не менее мне разрешили войти в главный подвал в сопровождении однорукого администратора имперской железной дороги. Он предупредил меня, что там, внизу, нет живых, все были мертвы. То, что я увидела в тусклом свете фонаря железнодорожника, было кошмаром. Весь цокольный этаж был покрыт лежащими в несколько слоев телами погибших людей.
Случайная пробоина в потолке спасла жизнь небольшой кучке людей, но несколько сотен других не оказались столь удачливы. Из двух тысяч беженцев с востока, которые фактически поселились в туннелях под вокзалом, сто человек сгорели заживо в результате прямого попадания зажигательной бомбы, остальные задохнулись в ядовитом дыму.
Примечательно, что, как явствует из показаний свидетелей и изучения послевоенных аэрофотоснимков, самые крупные сортировочные станции Дрездена в районе Фридрихштадта почти не получили повреждений. На фотографиях видны двадцать четыре поезда, товарные, пассажирские и санитарные, спокойно стоящие на станциях, в то время как повсюду полыхают городские сооружения. Зажигательные бомбы попали только в одно из трех паровозных депо на станциях.
С прибытием генерала Эриха Хампе и двух инженерных батальонов в Дрездене начались восстановительные работы. Работая круглые сутки, они смогли открыть резервную линию железной дороги через три дня после налета. Регулярное движение поездов через Новый Город было восстановлено к 15 февраля.
Получается, что главная цель, поставленная перед бомбардировочной армадой, так и не была достигнута. Однако ни один из высших офицеров и чиновников, принимавших решение о бомбардировке Дрездена, не смог честно признать, что в стратегическом плане операция потерпела крах.
Утром 14 февраля в город начали направлять британских военнопленных. Однако их почти сразу вернули в лагеря: спасательные работы в центральной части города нельзя было начать из-за нестерпимого жара. Такое решение спасло жизни многим, потому что если бы они остались в городе до полудня, то попали бы под американскую атаку.
Огонь бесконтрольно свирепствовал больше 14 часов, и не было сделано никаких сколько-нибудь значительных попыток пробиться к тем, кто еще оставался в живых. Только к 16.00, через три с половиной часа после окончания американского налета, в Дрездене приступили к спасательным операциям. Были подняты роты солдат. Их снабдили противогазами и стальными касками, а также бутилированной водой и провиантом на день. Когда солдаты шагали в колонне по одному через мост Августа, многие приостанавливались и смотрели на очертания Дрездена. Большая часть знакомой панорамы города исчезла. Церквей и куполов не было. Дворец-резиденция все еще полыхал. Сумерки становились темнее из-за обилия дыма. Однако каким-то чудом одна из самых знаменитых достопримечательностей, 100-метровый купол церкви Фрауэнкирхе уцелел. Завеса серого дыма клубилась вокруг золотого креста на верхушке.
Всего несколько часов назад Дрезден был сказочным городом остроконечных шпилей и узких старинных улочек, заполненных оживленными толпами, которые направлялись домой из цирка, оперы или многочисленных кинотеатров и продолжали работать даже в дни тотальной войны. Бомбардировка положила конец этой видимости мирной жизни. Теперь в центр Дрездена шагали колонны солдат в противогазах.
Но не бомбы в конечном счете деморализовали людей, а истребители «Мустанг», которые появились низко над городом, открывая огонь по всему, что движется. Одна группа «Мустангов» сосредоточилась на берегах реки, где скопились люди, перенесшие бомбежку. Другая группа атаковала цели в районе Большого сада. На бреющем полете они проходили над Тиргартен-штрассе, ограничивающей Большой сад с южной стороны. Здесь пытались найти убежище оставшиеся в живых участники детского церковного хора Кройцкирхе. Один из хористов погиб под очередью, выпущенной истребителем. Под обстрел попали и отряды британских военнопленных.
Понятно, что многим дрезденцам требовалась неотложная госпитализация. Ситуация с больницами складывалась отчаянная – почти все временные госпитали подверглись ударам, из девятнадцати крупных стационарных госпиталей шестнадцать были повреждены, а три полностью разрушены. Например, в высшей школе Витцтум, которая использовалась в качестве госпиталя, перед налетами были заняты все пятьсот коек, и лишь двести пациентов успели эвакуировать в течение получаса между сигналом воздушной тревоги и атакой – все остальные погибли.
Из двух крупнейших больниц в районах Фридрихштадт и Йоханштадт первая была все еще не полностью занята, в то время как вторая, на востоке города, в которой также находились городская гинекологическая клиника и родильный дом, оказалась полностью разрушена. «Блокбастер» попал в блок «Б». Две родильные палаты, операционная, два родильных отделения, отделение гинекологической хирургии были уничтожены. Сразу же предприняли попытки перевезти уцелевших больных из блока «Б» в блок «А»; однако крыло блока «А» загорелось, и пациентов оттуда тоже пришлось эвакуировать. Когда рассвело, блок «А» полыхал так сильно, что о борьбе с пожаром не могло идти и речи. Блок «Б» был уничтожен пятью фугасными бомбами. Блок «В» разрушен до основания и выгорел. Блок «Г» выглядел значительно поврежденным. Только блок «Д» не очень сильно пострадал, хотя его крыша горела. Бомбы при американской дневной атаке не попали в гинекологическую клинику, но один из истребителей «Мустанг» обстрелял из пулемета блоки «В», «Г» и «Д».