По редким газетам и письмам докатывались до Мэдисона сообщения о набиравшем в те годы силу антианглийском движении в колониях. Патриотическое движение в провинциях вступало тогда уже в радикальную фазу, его лидеры в десятках и десятках памфлетов определили цели борьбы и способы их достижения. Памфлетов этих затворник из Монпелье не знал, а политика интересовала его в гораздо меньшей степени, чем религиозные вопросы. Но к патриотическому движению в целом и даже к самым решительным его акциям он относился с симпатией. В начале 1774 г. он высказал горячую поддержку «сынам свободы», устроившим «бостонское чаепитие», а осенью того же года восторженно откликнулся на решение только что отзаседавшего в Филадельфии I Континентального конгресса об объединенной кампании провинций по бойкоту товаров метрополии.

Перспектива вооруженной борьбы между Северной Америкой и Англией, однако, тревожила Мэдисона. Он особенно опасался, что в этом случае негры-рабы примут сторону «красных сюртуков в надежде обрести свободу». Когда вставал вопрос об отношении к неграм-рабам, инстинкт и интересы виргинского плантатора брали в Мэдисоне верх над обретенным религиозным убеждением о спасительных свойствах всеобщей людской терпимости. Он был твердо уверен, что если обнаружатся попытки негров-рабов воспользоваться в своих целях неурядицами между их хозяевами и англичанами, то «такие попытки должны изобличаться и подавляться»[134].

После начала военных действий между королевскими солдатами и патриотами в апреле 1775 г. в Виргинии был создай комитет безопасности, приступивший к спешному формированию милицейских соединений. В октябре 1775 г. 24-летнему Дж. Мэдисону присвоили звание полковника милиции графства Орэндж. Самое большее, что удалось сделать Мэдисону в этом чине, — это научиться целиться по мишени. Произвести выстрел по живой цели ему не довелось. Виргинии вскоре понадобились от Мэдисона услуги совсем иного рода.

В апреле 1775 г. губернатор Виргинии лорд Данмор бежал в район Норфолка — Хэмптона с тем, чтобы присоединиться там к лоялистским группам. Колониальное правление в одной из старейших американских провинций распалось, и местные патриоты испросили у Континентального конгресса совета, как им поступить в возникшей ситуации. Ответ из Филадельфии: «Создавайте новое правительство» — совпал с желаниями виргинцев. Были назначены выборы в учредительный конвент. На два депутатских места от графства Орэндж претендовали два человека — Джеймс Мэдисон от своей семьи и представитель семейства Тейлоров. Оба они и заняли свои места в учредительном конвенте, открывшемся в Вильямсбурге в мае 1776 г.

Первым делом конвент занялся обсуждением не местных нужд, а судеб всей Северной Америки. Подобные претензии его депутатов не удивили и не вызвали недовольства у жителей других провинций: за Виргинией давно признавалась ведущая роль в патриотическом движении, что было предопределено тем, что число жителей Виргинии равнялось четверти населения 13 провинций и что руководство патриотическим движением колонии принадлежало крепко стоявшим на ногах и уважаемым за богатство плантаторам. К весне 1776 г. конвент пришел к твердому мнению, что Континентальный конгресс слишком затягивает с провозглашением независимости, и поручил своим представителям в Филадельфии проявить необходимую инициативу в этом вопросе. 7 июня виргинский делегат в конгрессе Р. Г. Ли предложил на его рассмотрение «резолюцию независимости», а 4 июля была принята Декларация независимости, подготовленная другим виргинцем, Т. Джефферсоном.

Сам же конвент приступил без промедления к составлению собственной конституции. Вопросам организации государственной власти в отдельных штатах уделялось в Северной Америке в начале революции первостепенное значение, ибо большинство патриотов, не желая заменять свергнутую деспотическую централизованную власть метрополии своей собственной, полагали, что в стране утвердится полный суверенитет и независимость штатов друг от друга. Виргинский конвент образовал комиссию по подготовке конституции и декларации прав из 30 человек. Включение в нее Мэдисона было большой честью для делегата из Орэнджа. Но определяющего влияния на работу комиссии он не оказал.

Объяснялось это отнюдь не меньшей ученостью Мэдисона в сравнении с другими делегатами и не его молодостью. В правовых и иных познаниях, пополняемых ежедневно на протяжении нескольких лет учебы в Принстоне и затворничества в Монпелье, Мэдисон превосходил большинство членов комиссии, а что касается возраста, то на ведущих местах в конвенте оказались лица и помоложе его — секретарю конвента Г. Тейзвелу было 23 года, а первому генеральному прокурору штата Э. Рандольфу — 22. Но ни они, ни более зрелые делегаты не могли состязаться в популярности с одним из 30 членов комиссии, признанным властителем умов патриотического движения Джорджем Мэйсоном, который в отсутствие среди участников конвента Р. Г. Ли и Т. Джефферсона почитался чуть ли не как оракул всевозможных истин. Ему и поручили составить как декларацию прав, так и конституцию.

Трудно сказать, как отнесся Мэдисон в 1776 г. к виргинской конституции, составленной по проекту Мэйсона. Девять лет спустя он резко осудил ее с умеренных позиций. Его не устраивала трактовка Мэйсоном принципа «разделения властей», направленная на возвеличивание роли законодательного собрания, передачу ему традиционных прерогатив исполнительной власти и умаление значения последней. Ему не нравилось ограничение власти губернатора исполнительным советом, сведение к минимуму различий между сенатом и палатой представителей, слишком многочисленный состав легислатуры и чересчур частое переизбрание всех органов власти. Не отвечающие политическим вкусам Мэдисона черты виргинской конституции в первые годы войны за независимость воплотились в той или иной мере в государственном устройстве большинства штатов. Страна переживала мощный демократический подъем, что отразилось даже в политической жизни плантаторской Виргинии.

Начало политической деятельности Мэдисона казалось многообещающим. Он был избран членом первого исполнительного совета штата, переизбран туда затем во второй раз. Но эта достаточно высокая, но все же не высшая политическая должность в штате могла стать на долгие годы потолком в карьере Мэдисона. После того как в Вильямсбург вернулись по истечении депутатских полномочий в Континентальном конгрессе Р. Г. Ли и Т. Джефферсон, они вместе с П. Генри и Дж. Мэйсоном стали поочередно сменять друг друга на губернаторском посту и в роли лидеров законодательного собрания. Пробиться в этот мощный политический квартет у Мэдисона не было никаких шансов, и он должен был расценить как благословение судьбы избрание его в 1779 г. представителем Виргинии в Континентальном конгрессе.

Мэдисон прибыл в Филадельфию, где заседал Континентальный конгресс, с твердым намерением защищать интересы родного штата. На протяжении первых лет пребывания его в конгрессе представления Мэдисона о географических границах родины определялись часто повторяемой молодым депутатом формулой: «Моя страна — Виргиния».

Члены конгресса, составившие представление о виргинских плантаторах по внешности аристократически величавых Вашингтона и Джефферсона, немало подивились при виде нового делегата южан. Невысокого роста, худой, припадающий на одну ногу, без единой кровинки в лице, изможденном недугом, — таким явился перед ними Мэдисон. Для тех, кто пытался поддерживать с ним связь вне стен конгресса, виргинец оказался «самым необщительным существом в мире». В самом конгрессе его могли наблюдать с большими перерывами (он часто и надолго уезжал домой из-за болезни). Не сразу, а шаг за шагом, словно по тонко размеченному плану, раскрывался Мэдисон как незаурядный политик.

Когда Мэдисон прибыл в Континентальный конгресс, между штатами велась изнурительная тяжба из-за условий вступления их в общеамериканский союз. В 1777 г. в проекте «Статей конфедерации», предложенном на рассмотрение штатам, был тщательно оговорен суверенитет их правительств во всех важных сферах социально-экономической и политической деятельности. Такая схема союза удовлетворяла патриотов, и только одно, но очень важное положение проекта о закреплении за властями штатов права распоряжаться своими землями, как они были определены колониальными актами, вызвало серьезнейшие споры между ними.