Затем Квинн со смущенной улыбкой обернулся к Пакстон.

— Вы тоже работаете на «Ассошиэйтед Пресс»? — Его взгляд глубоко проник в глаза Пакстон, и на мгновение она забыла, о чем именно он спросил. Капитан был очень красив, и от него исходило обаяние спокойной уверенности, полного господства над собой и обстоятельствами, но к этому примешивалось что-то еще, слегка дикое, своевольное, возможно, даже с сумасшедшинкой.

— Я… нет, я из «Морнинг сан», из Сан-Франциско.

— Хороший город. Я довольно долго пробыл в Президио, прежде чем попал сюда. — Там осталась его жена, но об этом Уильям не стал распространяться.

— Моя новая протеже, — с улыбкой пояснил Ральф. — Вроде как напоминает мне меня самого, когда я отправился в Корею. Хотя я, думается, не лез так в любую щель. — Это прозвучало как комплимент, и Пакстон поблагодарила его.

— На здоровье, Дельта-Дельта, — поддразнил он, следуя по пятам за капитаном Квинном к расчищенному месту. Там повсюду валялись инструменты и снаряжение, возились люди и, стоило взглянуть себе под ноги, обнаруживались крошечные отверстия — на первый взгляд недостаточно широкие даже для ребенка.

— Господи, а это что? — Ральф, похоже, удивился, когда, опустившись на четвереньки, заглянул в одну из дыр. Обычно они оставались замаскированными и никто их не замечал, но капитан Квинн и его ребята откупорили все ходы, какие смогли найти, так что теперь удавалось получше разглядеть внутренность туннеля и даже увидеть бамбуковые трубы, которые вьетнамцы использовали как воздухопровод, когда поселялись там. — Полагаю, со временем они становятся шире?

Однако Билл Квинн покачал головой:

— Не всегда. Поразительно хитрые малыши. — Он произнес это с уважением и почти что добродушно. — Провозились шесть дней, пока выкурили этих лидеров. Упорный народ.

— Да, — кивнул Ральф, — всегда отличались упорством.

Билл Квинн принялся показывать им местность, и Пакстон спросила, нельзя ли ей войти внутрь хоть на пару футов, чтобы что-нибудь разглядеть. Большинство американцев не смогли бы даже пролезть в дыру, слишком они полнотелые, широкоплечие, однако Пакстон была узкокостной, щуплой, и она очень хотела посмотреть, что происходит под землей. Она позаимствовала у Ива камеру с блицем и последовала за одним из худых и жилистых ребят Квинна, «подземной крысой». Через несколько минут Пакстон уже задыхалась, на поверхность она вынырнула побледневшая, с ног до головы покрытая грязью. Она слегка запыхалась да и перепугалась не на шутку: там, внизу, все еще пахло смертью, человек, сопровождавший Пакстон, пояснил, что «еще не всех повытаскивали». Ужасно было представлять себе, что где-то под ногами разлагаются сейчас убитые вьетконговцы. Но все вокруг производило такое же впечатление. Нхатранг казался не менее страшным, даже страшнее, там стреляли и ранило стольких людей, хотя командир заверил их, что уже все туннели очищены и внизу оставались разве что мертвые вьетконговцы.

— А собак вы используете? — спросила Пакстон все еще под впечатлением только что пережитого опыта. Она понравилась ему, первая американка, решившаяся заглянуть в туннель. Даже Ив, фотограф Ральфа, не проявил ни малейшего энтузиазма. А эта юная, бойкая интересовалась всем, в этом заключалось особое обаяние, к тому же, когда из-под шлема хлынула волна золотистых волос, капитан заметил, что девушка очень красива. Еще как красива. И ему почудилось, что он уже целую вечность торчит в Кучи.

— Да, мы используем собак, — откликнулся он, — но, черт возьми, они почти все погибают, так что лучше этого не делать. Мы охотнее посылаем мужчин, те могут стрелять в глубь туннеля, а собачки-то не могут. У наших ребят есть хоть какой-то шанс. — Судя по всему, не слишком-то большой. Ей сделалось страшно при одной мысли об этом, Пакстон почувствовала, как холодок бежит вдоль позвоночника, покуда они продвигались дальше и подошли к очередному отверстию, окруженному бамбуковым воздуховодом.

— Здесь сидела отличная команда, — продолжал Квинн, — семеро мужчин и одна женщина. Мы так прикинули, они продержались тут не меньше года, а то и дольше.

Прямо под носом у американцев. Он пояснил, что по ночам партизаны выбирались на поверхность и причиняли лагерю всевозможный ущерб, оставляли мины, пластиковые бомбы, швыряли гранаты, стреляли из-за угла.

— Чертова уйма хлопот с ними.

Он ничуть не преувеличивал. Пакстон только раскрыла блокнот, как к Квинну подошел сержант и предупредил его, что впереди замечен снайпер. Он глянул на Пакстон, потом снова на Квинна.

— Не лучше ли им вернуться назад в лагерь? — Судя по всему, его раздражало присутствие журналистов, и взгляд, который он бросил на них, никак нельзя было назвать теплым или дружелюбным. Билла Квинна, однако, это нисколько не волновало. Глянув на часы, он буркнул что-то в переговорное устройство, проверяя, не нарушена ли связь с теми ребятами, что прочесывали еще не расчищенные до конца заросли.

— Нет, им и тут хорошо, — возразил Билл Квинн сержанту и продолжал беседу по рации, а затем объяснил Ральфу, что там впереди засел снайпер, а может, и двое, и есть все основания полагать, что дальше обнаружится очередной туннель.

— Если вам повезет, увидите, как мы их выкуриваем, — с беззаботной улыбкой предупредил он Пакстон. Она еще не знала, что капитан Квинн славился на весь Вьетнам. Он и его парни обнаружили и расчистили больше туннелей, чем кто-либо другой за всю историю этой войны, он неоднократно сам спускался под землю, четырежды его ранили, дважды представляли к награде, все его подчиненные обожали своего командира.

— Чтобы сделаться «подземной крысой», нужна чуточка безумия, — говаривал он и именно этого требовал от своих людей.

Отчаянная отвага, доходящая до исступления, и все же достаточно владения собой, чтобы выполнить именно то, что приказано. Его люди добровольно шли на смерть в узкой яме, где они и повернуться-то не могли. Как раз готовность, с какой Пакстон спустилась вниз посмотреть, и привлекла капитана, однако она не произвела ни малейшего впечатления на сержанта. Он еще больше обозлился, получив сообщение о втором снайпере.