Может быть, именно потому, что флот так много значил в моей жизни, я привык сравнивать положение евреев среди остальных людей с положением моряков среди остальных американцев. Разве матросы и офицеры флота становятся меньше американцами потому, что они служат во флоте? У них есть свои особые задания, свои дисциплинарные нормы, своя форма одежды, свои довольно жесткие ограничения личной свободы. Они вознаграждены за это — по крайней мере так они сами считают — воинской славой и сознанием выполненного долга. Евреи не перестают быть частью человечества из-за того, что у них своя особая вера, хотя в чем-то они действительно не похожи на всех остальных людей. У них есть свои дисциплинарные нормы, свои ограничения личной свободы, и за это они и вознаграждены чем-то особым — так по крайней мере они сами считают.

Я помню: во время войны все смотрели на меня с восхищением как на этакого бравого морского волка. А когда война кончилась и я служил в резерве, люди, которых я встречал в поездах и самолетах, считали меня бедолагой, неудачником. Раз или два меня даже спросили: «За что это вас все еще оставили на службе?» И, мне кажется, тот же вопрос агностики задают еврею, соблюдающему предписания своей веры.

Я думаю, мы все еще «на службе», ибо мы верим в то, что Закон Моисея — от Б-га. Уверен, что именно Закон Моисея помог нашему народу сохраниться и противостоять ветру истории, который смел столько народов. Мы не отказались от великой надежды наших предков, веривших, что именно наш маленький народ каким-то образом — каким, никто из нас не может предвидеть, — каким-то образом зажжет когда-нибудь на земле факел вечного мира. Я не могу дать человечеству Мессию. Но, если позволит Провидение, в лице своих двух сыновей я дам миру двух сознательных евреев, и в них будет жить великая надежда, когда меня уже не будет на свете.

Таким образом, сам вопрос моего друга уже содержит в себе ответ. Ядро иудаизма — это праведное отношение к другим людям. Простите мне мое пристрастие к анекдотам, но я хочу рассказать еще один. В Талмуде говорится, что однажды к рабби Гилелю пришел один не-еврей и спросил его:

— Можешь ли ты объяснить мне сущность иудаизма, пока я стою на одной ноге?

До того как придти к Гилелю, этот нееврей задавал тот же вопрос Шамаю, коллеге Гилеля, и Шаммай прогнал его, сочтя этот вопрос наглостью. Гилель же со спокойной улыбкой ответил:

— Не делай другому того, чего не пожелаешь себе. В этом суть иудаизма. Все остальное — комментарии. Теперь можешь продолжать свои занятия.

И после этого разговора нееврей обратился в иудейскую веру.

Суть атомного реактора или яблока, или религии — это еще не весь реактор, не все яблоко, не вся религия. Мы принимаем мало решений, в которых была бы выражена вся суть вопроса. Жизнь наша полна тривиальных и суетных мелочей и механических повторений. Иудаизм не выпускает из виду и этой сферы жизни. В течение всего дня он связывает человека определенными обязательствами. Конечно, прав тот, кто утверждает, что как евреи, так и неевреи иногда принимают форму за суть. Отсюда возникает, с одной стороны, агностицизм, как реакция на педантичность религиозных предписаний, а с другой — ультраортодоксальное непризнание государства Израиль на том основании, что не все члены правительства этой страны — верующие люди. Но если о том или ином образе жизни будут судить лишь люди, которые этого образа жизни не понимают, то от любого образа жизни в их интерпретации не останется камня на камне.

Самоизоляция

Как мы можем сознательно изолировать себя? Мир вокруг нас — это место, где мы живем. Народы мира — наши братья перед Б-гом. Писание учит нас, что Б-г сотворил всех людей на земле — а не только израильтян — по Своему образу и подобию. Жертвы, принесенные как евреями, так и неевреями, горели на алтарях двух Храмов «Не таковы ли, как сыны ефиоплян, и вы для меня, сыны Израилевы? — восклицал от имени Творца пророк Амос. — Не я ли вывел Израиль из земли Египетской и филистимлян — из Кафтора?»

Мы видим то, о чем говорил нам пророк Моисей: если бы не Тора, мы были бы заурядным народом. Что можем мы противопоставить той мудрости и тому творческому духу, которые Б-г даровал другим племенам земли? Разве мы дали миру Сократа или Аристотеля, Шекспира или Сервантеса, Ньютона или Галилея, Баха или Бетховена, Микеланджело или Рембрандта, Диккенса или Толстого, Ганди или Линкольна? Но неужели мы не имеем права летать на самолетах только потому, что братья Райт не были евреями, или не должны пользоваться электрическим освещением потому, что в жилах Фарадея, Максвелла и Эдисона не было еврейской крови? Разве такое абсурдное извращение сути иудаизма не разлетается в прах при первом же прикосновении?

Наше место в мире — я уверен в этом — зависит от того, что мы дали человечеству. А дали мы ему Тору — возвещенный Моисеем Закон, каким должно быть поведение человека. Тора — это наша жизнь, и ею мы руководствуемся в нашей повседневности. И пока мы не даем этому факелу погаснуть, мы, как я понимаю, имеем право существовать как народ перед Б-гом и людьми.

Поняв это, мы приблизимся к правильному пониманию мира, как и наши отцы, через сочетание символики и обрядности. Тому, кто приходит к нам впервые, это сочетание представляется темным лабиринтом. Но войти в него мы обязаны. Чтобы добраться до сути вещей, нам следует изучить те печати, которыми иудаизм пометил жизнь, или, выражаясь словами Гилеля, комментарии к сути Торы.

Первая серия печатей относится ко времени <…>

Глава четвертая

ШАБАТ

Начнем с крутого подъема

Логика побуждает нас начать с одного из наиболее характерных и разветвленных символов иудаизма — символа, который, к тому же, более всего противоречит общепринятым обычаям и общепринятому образу мыслей. Начать с этого символа — это то же, что, поднимаясь в гору, идти напрямик.

Закон о шабате изложен в одной из самых длинных глав Талмуда. На эту тему на древнееврейском языке написаны горы литературы. И в то же время мы знаем, что решающими здесь являются лишь немногие фразы: первая глава Бытия и четвертая заповедь Моисеева закона.

Суть Книги Бытия

Первая глава Книги Бытия пронизывает мрак античной мифологии лучом света — света, который до сих пор озаряет землю, так что нам теперь даже трудно себе представить, как ярок был этот свет, когда он засиял впервые. На весь мир прозвучали слова о том, что во Вселенной господствует естественный порядок, что она была создана одной силой и приведена в движение как огромная машина. Не было человекоподобных богов.

И животные не были богами, и боги не были животными. Не было бога солнца, бога луны, бога любви, бога моря или бога войны. Мир и человечество возникли не в результате грандиозных кровосмешений и содомии среди небесных чудовищ. Солнце, луна, ветер, море, горы, звезды, камни, деревья, растения, животные — все это часть природы, и нет в них никакого внутреннего волшебства. Мумбо-юмбо — суеверное заблуждение. Боги и жрецы, которые требовали, чтобы ради них убивали и сжигали детей, чтобы ради них у живых людей вырывали сердца, чтобы ради них совершались отвратительные оргии и приносились бесконечные жертвы, — все это бессмысленно, глупо, бесполезно и обречено. Кончились ночные кошмары детства человечества. Наступил день.

Библейский рассказ о возникновении мира избавил человечество от идолопоклонства. Потребовалось, впрочем, еще немало времени, чтобы эта теория восторжествовала; но, в конце концов, даже очаровательные греческие и римские боги и богини уступили поле битвы. Бытие — это разделительная черта между современным мышлением и первобытной интеллектуальной неразберихой. И я не вижу, чем можно было бы заменить Бытие в этом отношении.