Быть может, Фран на самом деле не столь уж упряма и чудаковата, как ее считают, подумал Лоуренс; но кто знает, что будет, если он выскажет это вслух.

Лоуренс начал тихо выбираться из повозки, но прежде, чем он ушел, Фран произнесла напоследок:

– Завтра я на тебя рассчитываю.

Лоуренс кивнул, после чего Фран действительно заснула.

Глава 3

Повозка сильно дернулась вбок. Это движение, похоже, разбудило Хоро.

– …Уже приехали? – спросила она и грандиозно зевнула, лениво мотнув головой.

Даже в это холодное время года приближающиеся горы зеленели густыми лесами, между которыми то тут, то там виднелись белые пятна. Поросшая травой равнина казалась совершенно плоской, однако на самом деле это был очень пологий склон, и, если глянуть вверх по этому склону, становилось ясно, что поднимается он на невероятную высоту. Воздух здесь был холоднее, чем в Кербе, – Лоуренс не сомневался, что это ему отнюдь не казалось; дорогу покрывал тонкий слой снега.

– Если свернем на эту дорогу и поедем прямо, скоро окажемся в деревне.

До самого горизонта расстилалась золотистая трава по колено высотой. Если они сейчас не свернут, а продолжат двигаться прямо, то рано или поздно доберутся до подножия гор.

Лоуренс и его спутники сделали остановку, чтобы надеть балахоны и обговорить свои истории, прежде чем въедут в деревню. Хоро накануне весь вечер бурчала, однако подготовкой к большому лицедейству явно наслаждалась.

После того как все выверили свои истории, Фран вновь повела Лоуренса и спутников вперед. Хвост Хоро под балахоном радостно колыхался.

– Кстати, давно хотел спросить: в той легенде случайно не ты была? – поинтересовался Лоуренс, удостоверившись, что торопящаяся Фран отъехала достаточно далеко от повозки.

Хоро, жующая небольшой кусочек вяленого мяса, равнодушно ответила:

– Увы, среди моих друзей нет птиц, если не считать ту недавнюю женщину, а сама я хожу без перьев.

– И нет мыслей, кто бы это мог быть?

Хоро покачала головой и вздохнула.

– Если бы в легенде была я, та дуреха уже рисовала бы нам карту…

С этими словами она отвернулась, словно извиняясь за причиненное беспокойство.

Если бы Лоуренс дал понять, что считает, что Хоро притворяется, она бы непременно рассердилась; однако он действительно так считал. Коул, похоже, отчаянно искал слова, чтобы ее утешить, но Лоуренс, встретившись с ним взглядом, лишь улыбнулся.

– Если с расспросами все пойдет хорошо, что мы будем делать в оставшееся время? – спросил он.

Хоро вдруг подняла голову и улыбнулась. Она вдруг показалась Лоуренсу еще более, чем всегда, похожей на юную деву – отчасти, видимо, потому что держала Коула за руку, совсем как сестра младшего брата.

Вне всяких сомнений, она сейчас была не до конца искренней, но отчасти – да.

Вскоре вдалеке показалась одинокая ниточка дыма – видимо, от далекого очага, – а через какое-то время путники въехали в деревню. Хоро огляделась и саркастично заявила:

– Возможно, я слегка переела белого хлеба.

В приютившемся у подножия гор Тауссиге едва ли выпекали много белого хлеба. Здесь было жалкое подобие изгороди, призванное держать снаружи диких зверей и увешанное амулетами против злых духов, – последнее свидетельствовало о влиянии Церкви.

Если бы Лоуренс и его спутники уже не знали о тех слухах про ведьму, расположение амулетов показалось бы им странным: вопреки тьме и опасностям, таящимся в горах, все амулеты были обращены в сторону равнины. У Лоуренса в воображении возникла картина неопытного путешественника, который опасается лишь волков впереди, не подозревая о разбойниках позади.

Раньше он представлял себе Тауссиг угрюмой, малонаселенной деревней, однако действительность оказалась иной. Из домов доносились радостные детские голоса, на широких улицах лениво паслись козы и овцы. На вид – совершенно обычная деревня.

Говаривают, что большинство ссор происходят от взаимного непонимания, и, возможно, это близко к истине.

Лоуренс спрыгнул с повозки и глянул на Фран, не торопящуюся слезать с лошади.

– Прошу, – тихо промолвила она.

Взяв левой рукой повод лошади Фран, а правой – повод лошади, запряженной в повозку, Лоуренс медленно вошел в деревню. Вскоре его заметил сидящий на грубо вырубленной деревянной скамье старик.

– Начали, – тихо произнес Лоуренс и надел свою лучшую деловую улыбку.

– Ой-ей-ей… неужели у нас гости? – сказал старик. Он, похоже, присматривал за пасущейся скотиной – в руке у него был пастушеский посох.

– Мое почтение. Я бродячий торговец. Мое имя Крафт Лоуренс.

– О, торговец, значит?

Вокруг глаз старика появились морщинки, словно он пытался понять, какое дело может быть у торговца до его деревни.

Сперва дети, потом и взрослые стали замечать необычных гостей. Некоторые наблюдали, сидя у стен, другие – сквозь щели в деревянных ставнях.

– Мы приехали из Рубинхейгена, города далеко к югу.

– Рубин…

– Из Рубинхейгена.

Старик кивнул и какое-то время молча сверлил Лоуренса взглядом. Когда он сидел неподвижно, то казался куклой из древесной коры.

– Это известный церковный город.

Вдруг взгляд старика переместился с Лоуренса на по-прежнему сидящую на лошади Фран, затем, несколько мгновений спустя – на спустившихся с повозки Хоро и Коула.

Потом, вздохнув, старик снова посмотрел на Лоуренса с явным замешательством.

– Какое дело привело слуг Церкви в нашу деревню?

Лоуренс улыбнулся до ушей – от такой улыбки младенец бы расплакался – и ответил:

– Мы услышали, что здесь на землю сошел святой ангел. Как верные слуги Господа, мы надеемся узнать здесь больше.

Старик никак не среагировал на эти слова, и Лоуренс шутливым тоном продолжил:

– Этот ангел до сих пор в деревне?

– Нет! Не неси ерунды!

Голос старика внезапно стал таким резким, что Лоуренс на миг растерялся. Этот возглас распугал и скотину: свиньи завизжали, козы застучали копытами. Куры, хоть и не могли летать, все равно захлопали крыльями, спасаясь бегством. Старик посмотрел Лоуренсу в глаза и сказал:

– Деревня ему была не нужна. Да, ангел здесь проходил, но он всего лишь спрашивал дорогу. Мы здесь совершенно, абсолютно ни при чем!

Он был отчаянно настойчив. Лоуренс поспешно пытался очистить голову от старых мыслей и обдумать все заново. Он здесь проходил? Но деревня ему была не нужна?

– Я понял. Я понял! – Лоуренсу оставалось лишь умиротворяющим жестом поднять руки. Продолжать расспросы он не собирался.

Плечи старика поднимались и опускались в такт тяжелому дыханию. Выкатив глаза, он подался вперед, будто желая сказать еще что-то. Его губы дрожали – то ли от возбуждения, то ли от гнева.

Что привело его в такое состояние?

Пока Лоуренс размышлял, к ним подошли еще несколько мужчин.

Лоуренс услышал позади себя шелест одежды – Коул готовился. И Хоро тоже. Потому что все мужчины держали в руках большие ножи или топоры.

Фран, однако, не шелохнулась – так и продолжала сидеть на лошади.

Лоуренс жестом приказал сохранять спокойствие, но не потому, что хотел сохранить гордость перед Фран, и не из пустой самоуверенности. Будь у этих мужчин в руках оружие, он бы тут же приказал спасаться бегством. Он этого не сделал, видимо, потому же, почему этого не сделала Фран.

У троих подошедших мужчин руки были по локоть в крови, а на лицах отражалось лишь раздражение от того, что их работу прервали. Несомненно, ножи и топоры использовались для разделки туш; и в любом случае – когда кто-то хочет убить другого, на лице его написано отнюдь не раздражение.

– Путешественники, да? – спросил один из троих – мужчина средних лет, отличающийся особо крепким телосложением. Увидев, что старик обернулся и пытается что-то сказать, он его опередил: – Все в порядке, господин старейшина. Успокойся.

Рот старейшины беззвучно открывался и закрывался. Похоже, раздражение на лицах мужчин адресовалось не чужакам, а как раз старейшине.