Я впервые был здесь. В оградке стояло три памятника: Прохоров Геннадий Владимирович, Прохорова Лариса Иннокентьевна, Мирошенко Анна Геннадьевна и Виктор Борисович.

У Мая были мамины глаза и ямочки на щеках. Она и его отец улыбались так радостно, солнечно с выпуклых фотографий. Они были такими молодыми.

- Когда очнулся, никого не было в палате, - тихо сказал Май и присел на лавочку, стоящую в оградке. Я присел рядом и посмотрел на него.

- На самом деле из комы не выныривают, как в сериалах. Я приходил в себя постепенно, а потом лежал, глядя в потолок, потому что даже пошевелиться не мог. Мне было очень страшно. Я не понимал где я, почему нет рядом никого и почему я не могу двигаться и говорить. Я долго провалялся. Мне потом объяснили, что ко мне медсестра заходила утром и вечером. Я ж коматозный, а если в первые же дни не очнулся, вряд ли уже... они бы меня отключили, но бабушка не дала. Вот вечером медсестра зашла, а я в потолок пялюсь. Что там началось! Врачи набежали, давай меня колоть, стучать, вопросы задавать. Я когда смог говорить попытался спросить первым делом, почему я один, где мама с папой. Мне было так страшно. И очень обидно было, что они меня оставили одного и что не пришли до сих пор. Стал накручивать себя, что они меня бросили или не знают где я или ещё что... а на следующий день, рано утром пришла бабушка. Она так постарела... знаешь, она ещё и рта не раскрыла, а я уже понял, что она сейчас скажет что-то плохое.

Май помолчал. Лицо его было спокойно, но руки, держащие цветы подрагивали.

- Я ненавидел их! Я злился на них, за то, что они умерли, за то, что поехали в дождь, за то, что я остался один. За всё. А ещё я боялся, что бабушка тоже меня может бросит, что она однажды не придёт. Но она всегда приходила. Сняла комнату рядом с больницей. Нашу-то квартиру мы снимали. Вещи потребовали срочно забрать, а она же не потащит на себе! Собрала мне немного шмоток, ноут мой прихватила. Остальное продала хозяевам квартиры. На больницу уходила практически вся её пенсия. И все сбережения, какие у неё были, она потратила на меня. Верила, что я очнусь. Меня выписали полудохлого. Руки двигались плохо, говорить было тяжело. Я и на неё злился, за то, что приходится переезжать в другой город, за то, что это к ней мы ехали, за то, что она вяжет всё время что-то, в общем - за компанию. Злился, злился... пока ночью не пошёл попить. А она там сидит на кухне, включила лампу настольную, тусклую, не видно ни черта, вяжет и плачет. И я... перестал злиться. Мы друг у друга одни остались. А потом я стал вязать. Мне врачи посоветовали развивать мелкую моторику, потому что в мозге двигательный и речевой центры рядом находятся, движения рук стимулируют речь. Пазлы мне быстро надоело собирать, да у нас на них и денег не было. Перебирал сначала бусины и пуговицы, а потом взял крючок. Так и поехало, и мне понравилось. У бабушки артрит усилился после всей этой нервотрепки, но она всё равно вязала. По ночам, с этой тусклой лампочкой, чтобы меня не будить. А потом на остановку шла или на рынок с самого утра... она меня вытащила, Илья, понимаешь?! Она меня не отпустила туда, к родителям. Всё мне отдала... родителей я очень люблю, а бабушку обожаю и каждый день благодарю бога за неё. Мне как-то стих попался в интернете, точно про нее...

Май замолчал.

- Какой стих, Май? - тихо спросил я. Он вскинул на меня удивлённые глаза и понял, что для меня важно каждое его слово, всё, что он чувствует. Что я слушаю и слышу, и хочу разделить с ним его печаль. Май улыбнулся грустно и заговорил:

Я свяжу тебе жизнь

Из пушистых мохеровых ниток.

Я свяжу тебе жизнь,

Не солгу ни единой петли.

Я свяжу тебе жизнь,

Где узором по полю молитвы —

Пожелания счастья

В лучах настоящей любви.

Я свяжу тебе жизнь

Из веселой меланжевой пряжи.

Я свяжу тебе жизнь

И потом от души подарю.

Где я нитки беру?

Никому никогда не признаюсь:

Чтоб связать тебе жизнь

Я тайком распускаю свою.

((с) Валентина Беляева, 2001)

Последние слова повисли в жарком воздухе. Я был благодарен Ларисе Иннокентьевне за то, что она не оставила надежды, за то, что верила. За то что научила Мая быть таким сильным, вытащила его из депрессии, за то, что любила его и действительно, старалась дать ему всё, не жалея себя.

Я приобнял Мая за плечи и прижал к себе. Его глаза влажно блестели, но он не плакал. Только улыбался всё так же грустно. Так мы и сидели долго-долго.

На вечер выпускников мы опоздали. Не сильно, минут на двадцать, но это спасло нас от нудной речи завуча и церемонии вручения картонных колокольчиков. Не скажу, что я сильно скучал по школе. Да, было здорово вспомнить эти коридоры и классы, но вернуться в то время мне не хотелось бы.

Май был молчалив и задумчив. Он выглядел здесь, на провинциальной встрече выпускников, как голливудская звезда. В лёгком, нежно-голубого цвета костюме. Приталенный пиджак подчеркивал широкие плечи, а брюки обтягивали великолепную задницу и демонстрировали длинные ноги. Белая рубашка, тёмно-синий галстук, запонки, небрежная поза, блестящие, как платина, длинные волосы. Мать, мать, сам себе завидую!

Стало даже неинтересно выискивать в толпе знакомые лица. Гораздо интереснее было смотреть горячим взглядом в эти светлые глаза, обещая жаркий подростковый трах в туалете любимой альма-матер, если господин Мирошенко не притушит слегка сей же час свое сияние.

- Илья? - услышал я и обернулся.

- Да... Оля? - Самойлова с возрастом определённо похорошела.

- Как я рада тебя видеть! Ой, ты такой красивый стал, - бесхитростно радовалась она. А я почему-то вспомнил, что ей нравился Май.

- Кто тут красивый, так это ты, - галантно вернул я комплимент, - отлично выглядишь.

- Ну, глупо было бы выглядеть плохо, когда являешься хозяйкой салона красоты, - похвасталась Оля и засмеялась.

- Думаю, дело в том, что тебя любят, - ласково сказал незаметно подошедший Май, - вон тот элегантный джентльмен, если я не ошибаюсь. Больно кровожадно он на тебя смотрит, Мельников.

- МАЙ?! Мирошенко Май? Но ты же... тебя же... поверить не могу... - лепетала Ольга. Май улыбнулся и пожал плечами.

- Ты его всё-таки нашел, - Самойлова светилась от радости, глядя на меня. Я кивнул и немного выпятил грудь, будто говоря: "А то! Это ж я!"

- Надо же! Такие взрослые, а я всех помню школьниками. Ну кроме тех, кого встречала здесь в городе. Фирсова тут "жена олигарха", Мишка за невестой как-то заходил в салон. Дианка умотала в Москву, а потом в Штаты, мы с ней переписываемся. Ромка Матросов женился, но уже развёлся. Бабыкин физру преподает в нашем ПТУ, представляете?